Впервые Лев Додин обратился к Брехту, выбрав две его пьесы — «Страх и отчаяние в Третьей империи» и «Разговоры беженцев». При этом пошел ему вопреки, насытив чужеродным психологизмом. О тоталитаризме сказано не в лоб, а очень аккуратно, чтобы никого не напугать. В привокзальном кафе, изысканно выстроенном художником Александром Боровским, на протяжении двух часов статично и фронтально расположились герои. Примерно то же самое мы видели в спектакле Додина «Враг народа» по пьесе Ибсена — ту же общую массу непрописанных индивидуальностей. Люди пьют пиво, ведут неторопливые разговоры. Такое ощущение, что все они находятся в прострации, слегка заторможены, словно сомнамбулы или зомби. Внутри кафе идет совсем другая жизнь, гремит живой оркестр, выходит на сцену певица, но весельем не пахнет. Музыкальные заставки стали своего рода заменителем фирменных брехтовских зонгов, прерывающих вялое течение жизни на авансцене. Справедливости ради надо заметить, что и в «Берлинер ансамбле», основанном самим Брехтом, эстетика сильно изменилась, от заветов основоположника уходят все дальше.
Год назад в «Золотой маске» участвовал питерский спектакль-променад, по ходу которого зрители бродили по Ленинградскому вокзалу с актерами, произносившими текст из «Разговоров беженцев». Как известно, немецкий гений, а теперь уже точно можно сказать, что он таковым является, был не понаслышке знаком с тяготами жизни покинувшего родину человека. Брехт вынужден был уехать с семьей из фашистской Германии, чтобы потом через СССР отправиться в Америку.
В спектакле Льва Додина лишь формально речь идет о предвоенной Германии. Ясно, что все происходит здесь и сейчас. Зритель, в массе своей Брехта не читавший, поражается каждой фразе, попадающей не в бровь, а в глаз. Поразительно, что ничего в нашем мире не меняется. Герои рассуждают о патриотизме, непонятно кому нужной войне, стремительно меняющихся учебниках истории, визах и паспорте, ставшем важнее его владельца. Перепуганные супруги Фурке, утратившие контроль над сыном-чудовищем, готовы повесить в кабинете портрет Гитлера, чтобы обезопасить себя. Флегматичный герой Сергея Курышева пытается понять, почему люди покидают страну: вы по каким-то причинам уезжаете или не можете здесь оставаться? Прозвучит фраза: «Невыносимо жить в стране, где нет чувства юмора, но еще невыносимей — в стране, где без юмора не проживешь». В зале всякий раз раздается смех. Многое созвучно его настроениям.
Публику заставляют прислушиваться к чужим разговорам, но она скучает и покидает партер. Слишком медленно и вяло течет диалог, а действия почти никакого. Нет энергии и напряжения, что обусловлено лишь отчасти состоянием необязательных героев, для которых когда-то Кира Муратова нашла точное определение «второстепенные люди».
На первом плане — в основном «старая гвардия»: Татьяна Шестакова, Сергей Курышев, Игорь Иванов, Наталья Акимова, сделавшая МДТ уникальным театром. Внутри заведения клубится молодежь. Ее немцы чувствуют себя гораздо увереннее, никакого страха и отчаяния не испытывают. Впереди — целая жизнь. На соискание премии «Золотая маска» выдвигается Ирина Тычинина. Ее Юдифь — воплощение еврейской скорби, отдельное существо, постоянно кому-то рассказывающее по телефону о своем отъезде в Амстердам. Она на грани нервного срыва, совсем в другой системе координат, явно не брехтовской.
Лучшее в этом спектакле связано не с тем, что Лев Додин если и не искоренял, но не развивал. Трагикомический дуэт Сергея Курышева и достающей ему до локтя Татьяны Шестаковой появляется с сигарами в зубах. По их черным зонтам стучит дождь, и все это по-брехтовски разряжает тягостную атмосферу происходящего.