Андрей Зализняк, безусловно, человек мира. Такой же, как Григорий Перельман. Эти люди своей глубиной и масштабом мышления живут вне каких-то сиюминутных реалий. Поэтому, сколь бы ни был трагичен его уход в возрасте 82 лет, но он давно уже величина постоянная для научного мира. Как Ньютон, Кюри, Ампер. Всей своей биографией — учился в МГУ, в Сорбонне; его кандидатская по весомости была засчитана как докторская; постоянные исследования, экспедиции — он показал, каков путь настоящего и безмерно талантливого ученого, который не только служил верой и правдой точному и тонкому знанию, но и желал это знание популяризировать, доносить до своих многочисленных студентов, которые осаждали его лекции...
Скажешь фразу: «А разве вы не знаете о доказательствах Зализняка подлинности «Слова о полку Игореве»?» — и вспоминаешь его же лекции о берестяных грамотах, где очень многие предложения начинаются с «А...»: «А я послал тебе десять гривен». Зализняк мог увлечь этой живой стихией древнерусского разговорного языка, перенося его в современные реалии, рассказать об отличиях от более строгого церковнославянского, где с «А...» никто фразы не начинал... Посмотрите на его живые глаза в тех или иных роликах — да он в свои 80 с лишним был моложе духом любого тридцатилетнего, весь горел.
— Это сейчас слово «подлый» имеет моральный оттенок, — увлеченно рассказывал лингвист, — а раньше подлый — это «под», просто низкий, и всё.
Суетных слов не хочется. Не тот масштаб. Сейчас грустный момент для ученого мира, но объективно: что он успел, то сделал, а успел очень многое. Увы, пришлось тратить свое время и на опровержение всяких «велесовых книг» и прочей шарлатани, но что делать, это тоже функция ученых — оставлять мир на плаву даже в момент торжества лженаук и конъюнктурного манипулирования историей... Ну что делать, если до всяческой Руси словом «Русь» называлась, по сути, Швеция (норманны), и только потом, постепенно-постепенно Русью стала именоваться часть восточных славян.
Последнее слово об Андрее Зализняке говорит филолог Юрий Папян.
— Гениальность измерить нельзя, — начинает Юрий Михайлович, — но можно измерить его язык, способы подачи информации. И эти способы уникальны. Вот я, например, работаю в Литературном институте, а Литинститут часто занимается идеями, нежели способом выражения идей. А способы — это язык, который лежит в основе всего. Вот Зализняк этим и занимался. Изучать идеи, минуя язык, невозможно. Огромен его вклад в историю языка: он удивительный специалист по берестяным грамотам; своими исследованиями он показывал главное: язык всегда имеет свое прошлое. Не знать этого прошлого — значит не понимать истоков своего развития.
Его знаменитый «Грамматический словарь русского языка» — тоже большое подспорье. Это та основа, которая позволяет понимать: язык един изначально. Он нас объединяет. Да, он меняется. Но все равно он един. И ломать его нельзя. Но язык — столь сложный феномен, что, используя старое, можно создать новое, познать себя. А познать себя — это основная функция человека.
— А какой он лектор блестящий...
— Лекции очень глубокие, несмотря на то что в его речи очень часто были такие компоненты, которые мешали пониманию смысла. Ну, например, эти длинные паузы. Он искал нужное слово. Но мы его прощаем за глубину мысли. Все эти недостатки становятся незаметны, когда ты понимаешь, что он говорит об очень важном. О смыслах. Зализняк — большой ученый, умевший объединять форму и содержание. И никакое искусство без ученого существовать не может. Всем могу рекомендовать сейчас только одно: слушайте его лекции в записи. Это такой важный момент, когда человек сам с собой как бы беседует, можно вспомнить слова Бахтина: даже если говоришь сам с собой, это уже диалог. А диалог — это развитие. Зализняк очень точно находил слова. Почему? Потому что все им написанное и сказанное имеет глубокую, прочную основу.
— Удивительно много он успел сделать.
— Очень много. Но все равно мало. Его вклад в русский язык — это вклад в мировую культуру. Это не только для русских значимо. Его потеря — это потеря для любого лингвиста. Он был очень доступен для общения. Через берестяные грамоты он передает индивидуальное начало языка, некоторое тексты из грамот — это чуть ли не произведения искусства. Зализняк как ученый объединял в себе и мыслителя, и художника слова; он воспитывал человека. Его книги — на века. Это и есть бессмертие.
— Можно назвать его крупнейшим специалистом или это некорректно?
— Конечно, некорректно. Ученый никогда не приходит на свет один. Ученый опирается на предшествующий опыт. Один ученый сам по себе погоды не делает. Но делает тогда, когда находит связи с прошлым и с настоящим.
— Но важно, что он популяризировал материал...
— Есть такой момент. Стремился упростить свои теории, идеи. Донести их до всех. Через это стремление, собственно, преодолевается косность мышления. Чтобы взять мысль Зализняка, надо быть к ней, к этой мысли, готовым. Его служение науке — это пример для многих. Наука развивается тяжело. Долго. Но всегда находятся люди, которые этой тяжести не боятся. Берут и несут дальше. Зализняк — это пример для всех. Его имя требует к себе серьезного отношения. Это событие. Это сам по себе университет, если хотите. Теперь его нет.