Из породы семидесяхнутых
Первое связано с тем, что с эмиграцией я выпал из гнезда текущей русской литературы и наблюдаю за ней от случая к случаю издалека, через океан. Зато второе — что пошел в обгон его фэнов и фанатов — в прямой связи с моей советской еще профессией литкритика, который потом, в Америке, переквалифицировался в прозаика, мемуариста, эссеиста и политолога: почему не тряхнуть стариной и заняться Евгением Лесиным профессионально, вплотную, в упор? Тем более я спец именно по стихам, тиснул в периодике по обе стороны Атлантики, а потом в моих книгах портреты поэтов, которых знал лично и близко — Бродского, Евтушенко, Межирова, Мориц, Окуджаву, Слуцкого и прочих.
Как раз моего нынешнего фаворита знаю только заочно, хотя между нами и наблюдается нечто вроде виртуального броманса на Фейсбуке, где мы с ним френды. И это несмотря на возрастной — больше двадцати лет разницы — и поколенческий разрыв, который оказался на поверку мнимым. Вот стих, в котором Евгений Лесин открещивается от своего поколения, а заодно и от модных шестидесятников:
Шестидесятники — фантасты.
Семидесяхнутые мы.
Потом пришли восьмидерасты,
Смущая слабые умы.
А девяностые — лихие.
А в нулевых нулевики.
У нас так весело в России,
Что можно сдохнуть от тоски.
На редкость точные, пусть и иронические, характеристики, а лично мне особо приятно, что Лесин, которому в семидесяхнутые было всего от пяти до пятнадцати лет, приписывает себя к поколению, к коему мы с моим соавтором и по совместительству женой Леной Клепиковой принадлежим вместе с нашими друзьями — Бродским, Довлатовым, Шемякиным. Что ж, нашего полку прибыло — спасибо Лесину. В подтверждение и в продолжение этой, наперекор паспортному возрасту, поколенческой привязке Евгений Лесин делает заявление, более уместное, казалось бы, в устах семидесятилетнего вроде меня, ан нет! В самом деле, что для нас минувший век?
Да не прячьте вы взгляд виноватый.
Наплевать нам на времени бег.
Прошлый век — все равно не XX-й,
А еще XIX век.
Трагическая изнанка
Не потому ли мы с ним чаще всего на одной волне — в оценках, мнениях, взглядах, вкусах и, что важнее всего, — в реакциях на ход мировой истории в ее каждодневных проявлениях, а Евгений Лесин именно каждодневный поэт и держит руку на пульсе своей страны. Разумеется, как русский писатель и американский политолог я слежу за событиями у меня на родине по российским и зарубежным СМИ, но из всех окон в Россию самым надежным полагаю лесинское, о чем бы поэт ни писал — о «народе повышенной лояльности», «фестивале во время чумы», «Не люблю я ваши праздники,/Ритуалы не по мне», «Чтобы Родине изменить,/Надо все же на ней жениться» и прочие прикольные, наповал, суперные, упоительные, а то и шедевральные строчки.
Как будто Лесину не дает покоя судьба Грибоедова, а тот идиоматически обогатил русский язык своим «Горе от ума», добрая половина стихов которого стала пословицами и поговорками. Вот и у нашего поэта чуть ли не в каждом стихе — крылема, мем, суперметафора. Типа «В морг пошел работать трупом», «Любить иных — тяжелый могиндовид», «Если Тушино не город,/Значит, Волга не река», «Опять Суперлуние вроде./Да только не видно Луны», «Плевать на Страшный суд./И так я весь изранен» и проч. Прошу прощения, конечно, за заокеанский эстетизм. Однако вне формы нет содержания, а тут остроумные формулы под стать событийной остроте. А события на моей родине я воспринимаю на сопереживательном уровне — с грустью, тревогой и возмущением, и они меня цепляют ничуть не меньше, чем то, что происходит в стране, натурализованном гражданином которой я теперь являюсь. Однако не только по этой причине поэзия Евгения Лесина мне близка и я ставлю ее так высоко, вровень с Сашей Черным, Николаем Олейниковым и другими лирическими парадоксалистами. Его сюжеты не только чрезвычайно актуальны, на злобу дня, но и эмоциональны, трогательны. Какая там «муза пламенной сатиры», скорее смех сквозь слезы — лот его поэзии достигает иногда философической глубины. Лесинский постулат «Поэзия должна быть без трусов» того же иронического плана, что и пушкинский «Поэзия должна быть глуповата».
Поэзия Лесина насквозь цитатна, но это скорее пародийный центон. Если пародия трагедии — комедия, то пародией комедии будет трагедия, да? Вот вам триада почище гегелевской: пародия пародии возвращает нас к оригиналу, не слабо? Лесин только притворяется шалуном и затейником. У него наоборотная эстетика — его стихи далеко не всегда буквальны, часто их следует понимать в противоположном смысле. В общеизвестном смысле, что в действительности все иначе, чем на самом деле.
Как-то невесело от иных его стихов — некоторые вызывают скорее содрогание. А сам он ссылается на Тэффи: «Анекдот, в котором живешь, — трагедия». Эпатажный, ерничающий, хулиганский, хунвейбинский стих Евгения Лесина — это все на поверхности, прием, маска, а за ней трагическая гримаса:
Закрыть глаза и покориться стаду,
Шептать себе: терпи, не умирай.
В аду никто не плачет. «Слава аду!» —
В аду кричат. И проклинают рай.
Емкий, точный, полисемичный, сильный, страшный, бескомпромиссный стих. На одном дыхании. Не прямоговорение, а иносказание. Метафора современности. Прорыв, взлет над собственным регулярным среднестатистическим проходным стихом, который тоже, по большей части, на уровне. Перечитал несколько раз, знаю теперь наизусть. Не сравниваю, но когда-то в Питере на меня схожее впечатление производили стихи Бродского про «отечество белых головок», которые он нам читал. Пусть парадокс, но я так думаю, что само существование разного рода безобразий, беззаконий и прочей блевотины оправданно, если оно служит причиной таких классных стихов:
Не любили мы к стенке припертых.
И не знали дороги кривой.
На Гражданской мы были за мертвых,
За живых — на Второй мировой.
Ничего нам в итоге не светит,
Если вдруг разобраться всерьез.
И никто никогда не ответит
На не заданный, в общем, вопрос.
Антилетописец эпохи
Не могу сказать, что всегда в адекват сюжетам и образам Евгений Лесина. Иногда не в контексте ввиду личной непричастности. К примеру, «крымнаш» и дикобразу понятно, а споры об инновации или озеленении столицы — в деревянное ухо: не врубаюсь. Как говаривала Петрушевская, для своего круга, на который Лесин и ориентируется, а потому к его фейсбучным стихам выстраивается хвост комментов. Недаром одна из трех его последних враз изданных книг (а всего их у него, наверное, с дюжину) вышла в сериале «Лидеры мнений», каковым он и является. Вечность влюблена в произведения времени, как не я сказал.
Однажды я даже попал впросак, решив, что у Лесина опечатка: боНба вместо бомбы. Автор тут же пояснил: если ядреная, а не ядерная, то — бонба. В другом стихе Лесин пожалился на московский снегопад. Тут уж я не выдержал: «А мы в НЙ ностальгически по снегу тоскуем. В эту зиму немного подфартило, а теперь снова бесснежно. У нас тут в городе (не по всей стране, понятно) только два полноценных сезона — чудная, хоть и короткая, весна и бархатная осень. Но мы-то привыкли в Москве и Питере к четырем! Отсюда наши регулярные броски на север из удушающего в августе Нью-Йорка — Новая Англия, Канада, Квебек».
Евгения Лесина, этого антилетописца своей эпохи, тянет цитировать и цитировать. Что я постоянно и делаю в своих статьях и книгах. Тем более когда его заносит на нашу тематическую территорию. Того же Трампа взять, про которого мы с Клепиковой выпустили в Москве книжку впрок — еще до прихода его в Белый дом, а после инаугурации регулярно публикуем статьи в СМИ по обе стороны океана. А тут вдруг читаю у Лесина, что «Трампа не задушишь, не убьешь,/Он сам, как синагога для народа». Смешно. Дальше и вовсе блеск, хоть Трамп, конечно, маргинален, сбоку припека русского сюжета:
Мошна чиста, пуста корчма.
А в новостях такие драмы:
И Трамп уже обамей чма,
А может, даже чмей обамы.
С двух последних строчек я и начал свой очередной политологический опус в «МК».
Или такой пример — печальный. В Москве я соседствовал по «Аэропорту» и тесно дружил с поэтом Таней Бек, переписывался с ней из Нью-Йорка, встречался во время моих кратковременных набегов в столицу в 90-е, а потому со страшной силой переживал ее самоубийство, до которого она была доведена остракизмом и травлей товарищей по литературному цеху. Ну да, отчужденное убийство. Глава о Тане в моей мемуарной книге «Памяти живых и мертвых» так и титулована — «Убийство в Розовом гетто» (так называли писательские дома на Красноармейской и Черняховского). И тут вдруг узнаю из книги моего семидесяхнутого «Лесин и немедленно выпил», что он учился у Тани Бек в Литинституте и написал посмертно два хороших о ней мемуара. Однако мороз по коже, когда я прочел посвященный ей стих — один в один с моей концепцией ее насильственной смерти, а потому привел две эти строчки в моей книге:
И если б тогда вас не съели одни,
Сегодня бы точно убили другие.
Поэзия без трусов, а поэт без кожи?
Как и многие юмористы — от Зощенко до Довлатова, наш поэт, судя по всему, человек чувствительный, незащищенный, уязвимый к обидам, тонкокожий. А то и вовсе без кожи, а не только без трусов. Может, потому и без трусов, что тонкокожий: ему нечего скрывать и нечего стыдиться? Несмотря на то что школа жизни у него — о-го-го: работа химиком в котельной, служба в армии, учеба в институте стали и сплавов и проч. Только вот «как закалялась сталь» (идиома, а не название известной когда-то книги) — не про него. Не закалилась, или закалилась недостаточно. Любимый мем Лесина «Не паниковать», обращенный к френдам на ФБ, на нем самом не срабатывает. Или это работа в литературе — не только поэтом и критиком, но и редактором литературной периодики («ЛитОбоз», «ExLibris») — сделала Евгения Лесина таким ранимым? Литература еще то минное поле — знаю по себе. О эти страсти роковые…
Что-то тяжко мне от ваших катавасий.
Неуютно бестолковыми ночами.
С подлецами не бывает разногласий.
Не бывает разногласий с палачами.
Вы убийцы, натуральные бандиты.
Ну какие тут полемика и споры?
И не врите вы себе, что из элиты.
Вы из шайки, а еще точнее — своры.
Зазвенели ваши тройки бубенцами.
За моря пошел куда-то Афанасий.
Не бывает разногласий с подлецами.
С палачами не бывает разногласий.
Добрым молодцам науки — не науки.
Населению колючка и баланда.
Не бывает разночтений, если суки,
Если все вы тут расстрельная команда.
Вот как крик души становится высокой поэзией. Под стихом примечание автора: «Ну, не могу я не отвечать, не могу «не обращать внимания». Испытываю физическую боль от каждого оскорбления. А очередной «ответ» является чем-то вроде молитвы, что ли. Короче, иначе совсем худо было бы».
Я догадывался о первопричине его обиды, тем более был к ней, боюсь, косвенно причастен — нет, не в качестве обидчика (пусть говорю загадками, но не хочу вдаваться в подробности), а потому не выдержал и оставил ему в утешение свой коммент на ФБ, сославшись на письмо читателя в ответ на поношения и клевету уже в мой адрес — авось поможет: «На стезе, что ты выбрал, надо укутываться в к-н нано-технологической клобук: чтобы был тверд, как керамика, прочен на прострел, как кевлар, скользкий, как тефлон. Но я такого материала не знаю».
Евгений Лесин любит применительно к себе приводить в разных вариациях знаменитую метафору Паскаля: «Шагаю мыслящей тростинкой/Среди замученных терпил». Шагай, мыслящая тростинка, и дальше в этом сумрачном лесу и сумеречной зоне.
Нью-Йорк.