— Вы как птица перелетаете из одной страны в другую, из города в город.
— Вот сейчас прилетела в Москву. Сегодня и завтра буду на съемках, а потом опять улечу. Я только что вернулась с гастролей по семи городам Израиля, где мы были со спектаклем «Дон Джованни».
— Все-таки вы счастливая. В театральный институт поступили сразу. Сыграли в фильме «Формула любви» у Марка Захарова, а потом он пригласил вас на работу в «Ленком». Но вы предпочли Театр им. Моссовета, где работали Раневская и Плятт. Но человеку, наверное, всегда чего-то не хватает?
— Если у тебя есть машина, то хочется личный самолет. Есть личный самолет, человек мечтает о летающем корабле. Иногда думаешь: «Эх, проработала в одном театре, а можно было погулять». Как любили повторять в советские годы: «Я ни о чем не жалею и хотел бы прожить еще такую же жизнь». Скучнее этого ничего нет. Конечно, хочется чего-нибудь новенького. А счастье — дело сиюминутное. Ты же не постоянно в нем пребываешь. Абсолютно счастливых людей, я думаю, и нет.
— Так почему же вы в одном театре проработали столько лет, никуда не сбежали?
— Раньше было не принято бегать. Это сейчас модно переходить из одного театра в другой, играть на нескольких сценах. И слава богу, что такое возможно. У меня были хорошая школа, мощные педагоги. Мы учились на курсе Виктора Ивановича Коршунова в Театральном училище им. Щепкина. Потом я пришла в театр, переиграла много ролей. А сейчас не то чтобы наелась театром, но стала очень избирательно ко всему подходить. Не везде хочу играть. У меня есть спектакль в Театре им. Моссовета «Не все коту масленица» по пьесе Островского, за который не стыдно. Я на него всех приглашаю. Скоро начинаю репетировать с Сергеем Юрским пьесу Вацетиса, которым он, собственно, и является. Это совершенно фантастическая история, и ее мог написать только Юрский. Он собрал группу единомышленников, в которую вхожу и я. От всего этого нахожусь в несколько ошалевшем и счастливом состоянии. Сейчас мне уже важнее качество, а не количество. Поступит интересное предложение со стороны — не откажусь. Уже не хочется ничего делать бесплатно. Время такое. Я — кормилица. У меня есть близкие, за которых я в ответе.
— Многие вспоминают вашу раннюю роль в фильме «Формула любви», а я — «Виноватых» по пьесе Арбузова.
— Это первый мой спектакль в Театре им. Моссовета. Он записан на пленку, и я недавно спустя тридцать лет его посмотрела. Скажу честно — была поражена своей работой. Это не просто роль актрисы, которая только что пришла в театр и органично сыграла. Нет! Я поставила себе «десятку».
— Правда ли, что вы собираетесь снимать короткометражку?
— Да, но не как режиссер, а как продюсер и автор идеи. В прошлом году мы с моей подругой — актрисой Маргаритой Шубиной, находясь в Израиле, сочинили эту историю и решили ее снять. Но она не на священную иерусалимскую тему, а о нас — тетеньках за 50. Мы только что отсняли израильскую часть, и теперь нам нужна зима в России. Ждем, когда появится снег. У нас задействована израильская звезда Евгения Додина, которая была когда-то актрисой Театра им. Маяковского, Александр Феклистов и молодой Марк Вдовин, который трудится в Театре на Малой Бронной и у нас в Театре им. Моссовета. Мы как раз вместе играем спектакль «Не все коту масленица».
— Так, может быть, вы полный метр снимете? Все-таки Маргарита Шубина уже дебютировала фильмом «И был день».
— Пока это короткометражка. У Маргариты было авторское кино, придуманное ею от начала до конца, в котором я тоже снималась. И мы не смели в него лезть, хотя что-то мне было не до конца там понятно. А теперь история наша, и это не авторское, не фестивальное кино, а зрительское.
— Что же представляют собой ваши женщины за 50?
— Это я и Маргарита. Наши героини — состоявшиеся, самодостаточные женщины со своими болячками и тараканами в голове, определенным отношением к мужчинам. Мы даже решили имена оставить, только поменялись ими. Рита будет Леной, а я буду Ритой. Если говорить про нашу с вами действительность, то женщинам за 50 у нас уже нечего делать в этой жизни. Их выбрасывают за борт. Все глянцевые журналы, кино, театр да вся жизнь принадлежат молодым. Как ни в одной другой стране, все сводится к тому, что если тебе пятьдесят, то сиди на лавке, грызи семечки и никуда не лезь. А когда приезжаешь в Израиль, США или Европу, то видишь другую картину. Люди и в 90 лет счастливо себя ощущают во всех сферах. У нас была совсем другая история. В советские времена считалось, что женщина после пятидесяти — уже и не женщина, а пенсионер. Да и теперь мало что изменилось. Вот мы и решили на эту тему немного поговорить — с юмором, горечью и досадой.
— Вы-то наверняка не чувствуете себя вычеркнутой из жизни?
— 8 декабря мне исполняется 55 лет. Иногда я получаю в социальных сетях злые и мерзкие сообщения: «Куда ты прешь? Чего тебе надо? Сиди и не рыпайся!». Сразу их удаляю, потому что человек я глубоко ранимый. Иногда звонят из журналов и говорят: «Мы хотим написать о вас статью, но, извините, на обложку поставить не сможем. Актрис в вашем возрасте редко там печатают. Все пути и дороги — молодым». Спрашиваю в ответ: «Почему так? Кто это решил? Почему вы думаете, что журнал с моим портретом будет хуже продаваться, чем с юной тусовщицей?». Еще и по этой причине мы с Маргаритой Шубиной решили снять кино.
«Я согласна сыграть любую роль — от лягушки до старушки»
— У вас в последнее время много своеобразных ролей — заведующая детдомом или домом престарелых, домработница. Почувствовали, что спрос изменился?
— Естественно, должен происходить слом. Я перешла на роли бабушек и мам, и это очень приятно. В 55 лет, по счастью, не играю Дездемону, Офелию и Джульетту, как это часто бывает в театре. Чем хороша наша профессия? Ты до 90 лет можешь плавно переходить от мам к бабушкам, а потом к сумасшедшим старушкам. Ты можешь существовать в актерской профессии до состояния «вперед ногами», и это поразительно. Меня не обижают возрастные роли. А директор дома престарелых — это же замечательно. Мне очень приятно работать с режиссером Марюсом Вайсбергом. Мы с ним нашли друг друга, и он не мыслит без меня своей работы. Сейчас у нас с ним картина «Ночная смена», где в сыновьях у меня Павел Деревянко, а в любовниках — одноклассник его героя. Здорово, когда есть работа и ты востребован. Я согласна сыграть любую роль — от лягушки до старушки, если она интересная.
— Как-то мы разговаривали с Юлией Сулес. Оказалось, что после ваших взрывных ролей в «Горько!» пошли на спад предложения. Режиссеры словно стали чего-то пугаться.
— Я тоже сидела после «Горько!» года два без работы. Мы с Юлей перезванивались, пытались посмотреть на ситуацию со стороны и ничего не понимали. Понятно, что молодые всегда будут востребованы на сто процентов, но постоянно приходят все новые люди и отправляют тех, кто вчера еще был молод, в отработанный материал. Наша профессия не пропорциональна таланту. Тут знак равенства ставить нельзя. Обилие работы не всегда связано с наличием таланта.
— Но у вас интенсивность бешеная. Может быть, приходится играть маленькие роли, но в следующем году выйдет едва ли не девять картин с вашим участием.
— Да, у меня сейчас с этим хорошо, много сериалов. Кто-то даже ждет, когда я освобожусь и смогу сняться в их проекте. Мне иногда пишут зрители о том, что не переключают телевизор, увидев меня на экране. Это же похвала. Значит, ты ассоциируешься с неким знаком качества. Такие признания вдохновляют. Я только что вернулась со съемок нового фильма Елены Хазановой. Главной роли для меня там не нашлось. Они отданы молодым актрисам — Паулине Андреевой, Саше Бортич, которая только что в «Я худею» сыграла мою дочь, Юле Александровой, которая в «Горько!» была моей дочкой. С Леной Хазановой мы познакомились лет 10 назад. Я снималась в ее фильме «Человек безвозвратный». Потом она сказала, что пишет на меня сценарий, и мы должны были его снимать в Швейцарии. Он назывался «Праздник». На главные роли планировались Евгений Миронов, Максим Суханов, Ингеборга Дапкунайте. Нашли деньги на фильм и замок в Швейцарии, но потом все у нас отобрали. Фильм не состоялся. А сейчас Лена мне позвонила и сказала: «Ты мне нужна. Это эпизод, но я хочу, чтобы ты украсила картину». И я согласилась ради подруги блеснуть. У меня было три съемочных дня и один из них в морге. Сегодня мы снимали в кафе на Покровском бульваре. Завтра еду на съемки деревенской комедии «Соседи» — очень интересный материал, с тонким юмором.
— А у Константина Худякова в «Хождении по мукам» вы так и не снялись?
— Нет. Я ему не приглянулась с самого начала. Мы поговорили, и все. Но по разговору трудно что-то понять, нужно всегда пробоваться.
— У вас ведь был сложный период, когда не было работы в кино. Осталось после этого чувство страха?
— Да, во мне это есть. Иногда говорят, что актер такой-то не разменивается по пустякам, соглашается только на значительные роли. Но позволить себе это может только молодой актер, у которого нет семьи, слепого отца и двоих детей, за которых ты в ответе. Я бы тоже могла сидеть и не размениваться, если бы у меня был тыл. Но так случилось, что я не приобрела ничего, откуда бы мне потихоньку капало. Моему сыну 20 лет, а дочери только что исполнилось 15. Я должна им обеспечить будущее, вложиться в них. Все сделаю для того, чтобы они получили образование. А заработать могу только в кино и театре. Хотя от каких-то ролей отказываюсь, чтобы не идти на сделки с совестью. Сейчас у меня нет ни одного проекта, куда бы я пошла только ради денег и не отвечала бы за результат.
— Вы очень искренний человек с простодушным отношением к миру. Это прекрасно и опасно. Вы открываете душу, а люди вокруг такие разные.
— Я действительно наивный и доверчивый человек, которого легко обмануть, использовать, увести в какую-то сторону, а потом бросить. Мне не хватает хитрости и изворотливости. Меня предают и бросают. Но ничего не поделаешь, такой характер. Я могла бы поменяться и меняюсь, стараюсь не очень открываться, о чем-то сожалею и все так же остаюсь открытой и доверчивой. Моя жизнь как айсберг, под водой столько всего. Я пережила очень много. Непросто мне. Все дается тяжело. Когда я кому-то на съемках в вагончике начинаю что-то рассказывать, люди хватаются за голову. Многие от такой жизни ушли на тот свет, спились или повесились. Но я каким-то образом держусь. Считаю, что только человек, который столько пережил, может создавать впечатление легкого существования. Это я уже в себе воспитала. Считаю, что чем больше ты отдаешь, тем больше получаешь. В последнее время, где бы я ни была, люди подходят и обнимают меня. Они так и говорят: «Нам хочется вас обнять». Даже в аэропорту, когда я куда-то лечу и прохожу досмотр, снимаю кроссовки... Это мощная ответная реакция. Когда играешь спектакль на семьсот человек и посылаешь в зал свою энергию, она к тебе возвращается в семисоткратном увеличении. Это дает силы дальше жить, творить и не умирать.
— Рукоделием продолжаете заниматься? Помню, как вы в Женеве ходили по блошиным рынкам, что-то находили там для своих работ.
— Сейчас у меня на это нет времени. Если понадобится кому-то подарок, то, конечно, сделаю. Я отовсюду что-то тащу. Не знаю, что определенно с этим буду делать, но в какой-то момент вытаскиваю свое добро и что-то из него создаю. Иногда хочу что-то на память привезти из какой-то страны или города, чтобы дома эта вещица напоминала о моей поездке. Натыкаюсь на нее взглядом и улыбаюсь. Из такой мелочовки и воспоминаний состоит вся моя жизнь. Я все умею, только с электричеством не дружу. Меня дважды сильно било током. А все остальное могу.
— Откуда такие способности? Я не про быт, а про умение создавать руками что-то художественное.
— Даже не знаю. Я окончила художественную школу, училась в музыкальной и танцевальной, ходила на курсы вязания. Чего только не делала. Моя мама была поваром-кондитером и почему-то всюду меня водила, отдавала в какие-то кружки. Наверное, во мне что-то и проросло. Бабушка была большой рукодельницей, еще и музыку подбирала на слух, не окончив музыкальной школы. На такой плодородной почве, видимо, все и растет. Естественно, я развиваю свои творческие способности, учусь, смотрю, подглядываю.
— Как кстати пришлась ваша шляпа в «Горько!»
— Но ее потом украли. Я оставила ее у костюмеров, чтобы они привезли в Москву. И когда им позвонила — услышала: «Прости! Она невероятным образом пропала». А шляпа была завидная. Если я ее в каком-то фильме увижу, то с головы сорву.