Средние века настают уже с порога, где встречает рыцарь в латах, с мечом и головой развеселого Зверева. Зал первого этажа хозяин дома на этот раз гостеприимно уступает испанскому гостю — Дали с его 9 (в книге их 12) литографиями к роману Сервантеса «Дон Кихот» (1957). Одну из самых завораживающих, где изможденный от ран персонаж сражается с алыми «мощно-одичалыми» (Мандельштам) окружающими его пятнами крови, воспроизводят на полу. Остальные работы изобретательный художник-постановщик Геннадий Синев размещает в металлических пластинах, напоминающих солидные раскрытые каталоги с ароматом Средневековья и лат.
Работы Дали со всевозможными вертлявыми и крылатыми существами, предметами и даже механизмами по содержанию не близки роману, но по духу соответствуют ему запредельно. Создавались они, если верить дневникам художника, сверхъестественным образом. Для первой пергаментной книги Дали принес в жертву сотню овец. На палубе речной баржи выпустил свинцовую полю, наполненную литографской тушью. Разорвавшаяся о камень пуля оставила на нем божественную кляксу, похожую на крыло ангела, аэродинамические свойства которого превосходят все когда-либо применявшиеся технические усовершенствования. На Монмартре, перед беснующейся толпой, окруженный 80 девушками, художник на вершине экстаза наполнил два носорожьих рога хлебными корками, пропитанными тушью, и разбил их о камень. Рога носорогов запечатлели два крыла мельницы.
С сумасшедшими по энергетике работами Дали соседствуют не менее оригинальные иллюстрации Гюстава Доре. Он первый от начала до конца проиллюстрировал оба тома Сервантеса: 377 гравюр Доре получились столь колоритными еще и потому, что два раза во время работы он ездил вдохновляться Испанией. К сожалению, его мастерством довольствуемся только по раскрытым двум иллюстрациям (Сон Дон Кихота и сон его помощника Санчо Пансы) из двух томов 1869 года, спрятанных под стекло.
Немногим удастся пролистать фолианты и ознакомиться с шедеврами Доре, поэтому было бы уместным организаторам отсканировать их и пустить по экрану (стандартная музейная практика), место для которого здесь есть. Тогда можно было бы продемонстрировать и другие первоклассные иллюстрации романа. К примеру, извивающиеся изображения Адольфа Монтичелли, любимого художника Ван Гога, или галантные работы Валентина Серова. Увидев их, Федор Шаляпин «плакал, как корова. Это был рыцарь печального образа, такой честный и такой святой, что был даже смешным и потешным для всей этой ржавчины, недостойной быть на его латах».
На втором этаже — зверевское раздолье. Он писал Дон Кихотов на протяжении всей творческой жизни и по разнообразию техник обскакал своих предшественников. Тут и масло, и гуашь, и акварель, и перо, и карандаш, и зубной порошок... Одни из самых уникальных вещей включают вату и ветошь, некоторые процарапаны, расписаны тюбиком красок или пальцами... Везде Дон Кихот — одержимый, порывисто атакующий, но как будто в ступоре не отличающий поражения от победы.
Он выискивает свою Дульсинею. На одной из картин она мелькает на щите идальго. Какая же история про страстных художников без прекрасных дам! Если Дали своей музе Гале посвятил серию литографий, то Зверев свою Дульсинею, которую звал Старухой (Оксана Асеева), запечатлел на десятках полотен юной и привлекательной. Она и сам художник (автопортрет), заигрывая глазками, глядят на нас с зеркальной стены, в которой отражается весь загадочный мир зверевских Дон Кихотов. Загадочный, потому что попробуйте догадаться, где здесь двусторонняя работа на оргалите, и найти на каждом из полотен ослика, на котором передвигался Санчо. Подсказка: порой его слегка абстрактные изображения прячутся в самых затейливых местах, например, как в одолженной Московским музеем современного искусства (ММСИ) работе, где голова животного торчит из тела самого хозяина.
— Великого испанского художника и великого русского живописца объединила не только страсть к эскападам (проделки. — «МК»), но и душевное сродство с героями Сервантеса, — объясняет куратор проекта Полина Лобачевская. — Их встреча в одном экспозиционном пространстве кажется мне смыслово оправданной и эстетически гармоничной. Предложив художнику Платону Инфанте, в жилах которого течет и испанская и русская кровь, создать произведение на тему «Стань Дон Кихотом!», я хотела актуализировать сюжет выставочного проекта, привнеся в него формальные и идейные поиски творцов начала третьего тысячелетия.
Чтобы вступить в контакт с медиаинсталляцией Инфанте, надо оказаться на седле, схватиться за копье, и вас начнет обнимать экран с миром иллюзий. Зритель превращается в самого настоящего Дон Кихота или хотя бы в его спутника и кидается ураганом на захлестывающие со всех сторон приключения. А вокруг — металлические силуэты героев романа, торчащие из стен. Под ними — перепутанные тени, которые двигаются: блуждает лев с бутылкой, Санчо играет с мухой или толкает осла, мельница становится разбойником... Эти тончайшие скульптуры и анимация, созданная с помощью проекций, — дело рук Дарьи Коноваловой-Инфанте.
В углу мечтает бронзовый Дон Кихот Николая Силиса. С этой модели создана громадная скульптура, которая еще недавно охраняла «Музеон», а теперь — ворота парка Горького. Задолго до выставки директор музея Наталия Опалева купила модель у Силиса в мастерской. Уже тогда бронзовая ромашка, которую держал Дон Кихот, пропала, поэтому сейчас на ее месте живой цветок.
Особый сюжет выставки — видеоролики медиахудожника Александра Долгина. Для них он сделал подборку редких и самых отвязных фотографий Дали и с помощью компьютерных программ разрезал иллюстрации Доре и работы Зверева на тысячи кусочков. Так заставил их двигаться, оживляя полотна. Все это под старинную музыку Жана-Батиста Люлли, который писал ее для Людовика XIV. В проекте звучат композиции Генделя, Шуберта, Штрауса…
— Искусство и жизнь созидают Дон Кихоты с помощью верных Санчо, — резюмирует Лобачевская. — Сейчас каждый добрый безумец на свету в сражении с безумцами злыми. В нашем маленьком музее собралась целая армия Дон Кихотов. И они рвутся в атаку.