Как верно заметил один из участников дискуссии о театре, на культурном форуме становится важнее то, что вокруг него. Не сами обсуждения, а то, кого пускают, а кого нет, кто чистый, а кто не чистый. В этом революционность момента. Художник Михаил Шемякин, последние двадцать лет живущий во Франции, а до этого — в США, появился, как всегда, в черном — в высоких сапогах и картузе, с неизменным сборником Бродского в кармане и фотоаппаратом на плече. Вспоминал, как в 1971 году был в трехдневный срок без чемоданов и права попрощаться с родителями выслан из страны за антисоветскую деятельность, как прошел не один сумасшедший дом и шестичасовой обыск, как предавали коллеги. Он обличал творцов, маринующих свиней, каждая половинка которых уходит за 5 миллионов долларов. И это новая революционность, коль скоро мы говорим о 100‑летии Октября. «Сегодня коллекционеров заменили инвесторы. Ни один банк не даст такой процент, какой может принести разрезанная пополам хрюшка через несколько лет» — таковы образы новейшего времени, по его словам.
«Революция произошла не случайно. Нельзя так было относиться к народу, — считает Михаил Шемякин. — На этой самой богатой земле живет нищий народ. Попы играют огромную роль в нашем государстве. Хотя я был посажен не только за свои картины, но и за то, что имел смелость ходить на службу в Никольский собор. У каждого собора стояли стукачи. Скоро будут «хвосты» за теми, кто не посещает церковь. Я дружу с замечательным режиссером Сашей Сокуровым. Мистическая история! Он вроде бы не допущен на культурный форум. Попал в какие-то списки вместе с другими нежелательными людьми. Сокуров! Наша любовь и гордость. Когда я узнал об этом, позвонил в Министерство культуры заместителю министра... Журавченко или Журавленко. Спросил, что за бредовая история? Меня уверили, что Сокуров в программе и будет выступать. Я в принципе хотел отказаться от участия в форуме. Мой старинный друг Антон Адасинский не захотел приехать, узнав о списке нежелательных людей. До сих пор понять не могу, была эта докладная записка или ее не было? А был ли мальчик? Мой визит на следующий форум не состоится, если повторится подобная история в отношении кого-то из моих друзей. А это люди, серьезно занимающиеся искусством, по-настоящему служащие России.
Что вообще происходит? Казаки влезают в дела искусства, протестуют против выставки братьев Чепмен в Эрмитаже. Оказывается, они больше Пиотровского соображают, что нужно выставлять в музее. Странные телодвижения с Серебренниковым. Начались телодвижения вокруг сына Аркадия Райкина, его тоже в чем-то начинают подозревать. Идет процесс, напоминающий мальчишескую драку. Тот попятился, начинает отступать — сейчас мы его пощиплем. Кто-то промолчал, а кто-то сказал. Значит, мы его не пустим сюда. А большинство наберет дерьма в рот и будет молчать. Люди, занимающиеся этой хреновиной, застряли во времени. Когда смотрю на лик этих правителей, вспоминаю Брежнева и партийный комитет старцев, управлявших разваливающейся машиной под названием Советский Союз. Сегодня происходит примерно то же самое. Вроде молодые лица, а веет Брежневым. Ощущение, как будто у них мохнатые брови. Опомнитесь, господа, сейчас XXI век на дворе. Я сам был послушником, но когда мне поп указывает, что такое хорошо, а что такое плохо и я понимаю его культурный уровень, то я с этим не согласен. Лучше буду атеистом. Сегодняшние священники должны понять, что говорить о Боге надо другим языком, а не просто прикладываться к Поясу Богородицы. Что за бред, когда пожилые женщины приезжают из Сибири, часами стоят, чтобы к нему приложиться. Такое ощущение, что правящая верхушка хочет отвлечь народ. Завтра привезут трусы Марии Магдалины, и мы опять встанем и будем биться лбами. А вдруг поможет, если не помогает власть? Это называется мракобесие. Вчера кто-то сказал на «круглом столе», что наша интеллигенция обладает удивительной гибкостью. Если мы ее начнем опять проявлять, тогда нам кранты. Если будем пятиться, вот тогда будет катастрофа».
Послушать открытую лекцию председателя патриаршего совета по культуре, епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова), посвященную революции, пришло много людей, в том числе недоверчивых кинематографистов. Многие помнят его по ВГИКу, где он учился на сценариста. Отец Тихон сразу предупредил, что его речь не научный доклад, поскольку он не историк, а размышления о том, что же с нами произошло в феврале 1917 года. Речь изобиловала цитатами — от Бунина до мемуаров Хрущева. Смысл сказанного: интеллигенция — виновница разрухи, без нее пролетариат ничего бы сделать не смог. Правда, Тихон заметил: «У меня нет задачи ругать нашу интеллигенцию, обвинять ее в отсутствии патриотизма. Февральская революция была, наверное, неизбежна». Он говорил о безответственных экспериментах, имея в виду революцию, подводил слушателей к размышлениям о том, почему с таким энтузиазмом люди желали перемен, почему говорили: «Пусть лучше немцы, но только не Романовы», почему «желая блага своему отечеству, передали все человеку, который говорил: «А мне на Россию наплевать» (это про Ленина). А потом речь актуализировалась сегодняшними реалиями — подростковым возрастом нашего прогрессивного общества, его психологическими, а может быть, и психическими проблемами, общественными психическими патологиями. Мы должны помнить, что подобные рецидивы проявляются, как и возможность психических помрачений. «Надо думать серьезно о психической гигиене и не дать возможности подвергнуть себя психологической дедукции. Наше замечательное интеллигентное общество несет в себе латентные недуги», — сказал Тихон.
Одна дама, не называя имени Ксении Собчак, озвучила ее высказывание о том, что скоро мы будем учиться не по Ключевскому, а по учебникам Шевкунова. Ответ таков: «Мы не будем учиться по учебникам Шевкунова, потому что я их не пишу. Мы не будем вступать в дискуссию с историком Собчак».
Открытая лекция писателя Михаила Зыгаря называлась на злобу дня: «Что нового можно рассказать о 1917 годе в 2017 году». Действительно, что? По счастью, у нас нет общеобязательной концепции, спущенной сверху, как надо относиться к тому, что тогда произошло. Власть, судя по всему, сама не знает, как воспринимать «Великий Октябрь». Почти на каждом заседании по секциям, будь то театр, кино или изобразительное искусство, говорили о том, что взятие Зимнего дворца происходило совсем не так, как пишут в школьных учебниках, что революция принесла с собой бунт против профессионалов. Призывали же стрелять в Станиславского и Книппер-Чехову, кричали же «долой Мариинский театр!». Но, как заметил историк театра из Италии Фаусто Мальковатли, что делать в такой ситуации со зрителем? Стрелять же в него нельзя.
Много говорилось в эти дни о смыслах, которые уходят из искусства. Сколько умов было собрано в Санкт-Петербурге, но складывалось ощущение галопа. Одно заседание сменяло другое. Мало возможности сказать что-то дельное в отпущенные 15 минут. Культурный форум — всепожирающий молох, в котором не услышать одинокий голос человека.
Блестящий музыковед Иосиф Райскин рассказал о том, как отца композитора Мясковского растерзали в его же собственном имении крестьяне за то, что вышел к ним в генеральской форме. И это нашло отражение в симфонии сына, хотя долгое время считалось, что посвящена она другим событиям. Райскин напомнил о том, как Шостаковича насильно заставляли вступить в партию. В одном из писем он писал: «Они гоняются за мной, они меня замучили». Потом был концерт «Аккорд 1917-го», составленный из произведений на тему дня — «Музыки машин» Мосолова, фрагментов оперы «Октябрь» Мурадели и до сих пор не поставленного у нас балета «Двенадцать»» Бориса Тищенко... Стоявший за дирижерским пультом Фабио Мастранджело сказал: «Революцию не надо праздновать, но ее не надо забывать». Современный и еще весьма молодой композитор Настасья Хрущева апеллировала к такому понятию, как «новая уязвимость», призывала осмыслить революцию как русский культурный код. И на музыкальной дискуссии встал вопрос: надо ли праздновать юбилей революции? В Германии год Вагнера каждый год. И Верди навсегда. Его играют во всех театрах мира.
В киноальманахе «20:17», премьера которого проходила в рамках секции «Кино», словак Мирослав Рогач, которому скучно жить в Лондоне, приезжает в Луганск спасать полуразрушенные памятники Ленину. «Раненный в сердце Ильич, мы тебя вылечим», — говорит он бронзовому истукану. Продюсер альманаха Наталья Мокрицкая честно призналась: «Высказывания молодого поколения не получилось». Хотя альманах интересный, но высказывания нет. Это по крайней мере честно. Не все готовы к откровенности.
Были просто провальные заседания, вроде «Стратегии культурного лидерства». Не всех туда допускали, только обладателей красного треугольника на бейдже. А звучало там следующее: «Для лидерства культура должна быть ценностью для элит». Между тем пригласили к разговору ярких людей. Чего стоил один только директор фестиваля из швейцарского Вербье, где устроили когда-то знаменитый концерт трех теноров, который смотрел весь мир. Он пытался в краткой речи рассказать о том, как банки постепенно повернулись в сторону искусства, но что можно было вместить в это время! В дискуссии «Революционные тенденции в театральной эстетике» принимала участие историк театра из Лондона Мария Шевцова. Она вспоминала спектакль «Гора Олимп» бельгийского режиссера Яна Фабра, длившийся 24 часа, восхищалась абсолютной красотой танца нагих мужчин, словно сошедших с древнегреческих ваз. 40 минут спали актеры прямо на сцене в белых мешках, чтобы после этого вновь войти в транс. Видеозапись спектакля, показанная в Эрмитаже, вызвала протесты бдительных граждан. Советник президента по культуре Владимир Толстой между тем говорил журналистам во время культурного форума о том, что никто не может художнику диктовать, что и как он должен делать.
Лучшее в "МК" - в короткой вечерней рассылке: подпишитесь на наш канал в Telegram