Чему учит литература?
История, как известно, ничему не учит. А литература? Способна ли хоть чем-нибудь помочь в безнадежно не желающем обучаться мире?
Тыквенная карета
Литература — падчерица жизни? Золушка, о которой вспоминают, когда нужно добыть зимой ландыши?
Ни у кого нет времени читать. Размышлять о прочитанном. Извлекать уроки из книг. Разве что в детстве, да и то если позаботятся любящие родители и растолкуют, предложат, помимо завлекательной сказки, еще и притчевую ее трактовку, дополнительно поговорят о том, что содержится на испещренных буковками страницах, в глубине.
В завихрениях юности уже не до чтения. Затем семейные тяготы — и не до задвинутых на дальнюю полку фолиантов, тяжелых, как кирпичи. Кому есть дело в горячке повседневности до странных Дон Кихотов, насмешливых Уленшпигелей, трех мушкетеров, Наташи Ростовой, Анны Карениной, Андрея Болконского и Мити Карамазова?
Некоторые копят книги и уверяют себя, что в старости, на пенсии, вволю почитают. Обман, иллюзия: в старости начинаются болезни, слабеет зрение, да и собственный удавшийся или неудавшийся жизненный опыт заслоняет приключения и озарения вымышленных персонажей.
Кроме того, всегда под боком волшебный вещательный ящик, упрощающий, спрямляющий, показывающий фокусы почище, чем в цирке, успокаивающий нервы лучше валерьянки и возбуждающий бодрее коньяка, убеждающий: на улице опасно, а дома — хорошо, сиди дома, не ходи бунтовать, ведь урожаи растут, медицина на страже здоровья, войну опять удалось предотвратить или победоносно выиграть.
И все же наступают в каждой отдельной судьбе периоды, когда в лютую стужу отчаяния и зиму тревоги необходимо осознать истину и утешить себя: не все пропаще, не все обманно, скверно, страшно. Тут и вспоминают: каждому хоть раз в жизни выпадало примерить хрустальной башмачок и поехать на бал в тыквенной карете. И обнаруживают в убористом тексте — некогда пролистанном наспех, почти забытом, отодвинутом в долгую нескончаемую перспективу — откровения о быстротекущем бытии, лишенном радостей, о своем прозябании, лишенном полета, искренности, любви. И хотят поверить в лучшее. И осознают, насколько обкрадывали себя, живя утло и убого, не расцвечивая дни целительными, поучительными, но, главное, возвышающими историями, рассказанными великими мудрецами. Эти вымыслы, оказывается, способны утешить, помочь, приголубить, простить и понять.
Но, конечно, не у каждого случаются такие спасительные прозрения и соприкосновения с литературой. Чтобы прийти к ней, нужно преодолеть себя и вырваться из плена суеты и морока заблуждений.
Вечные темы
Литература еще как способна научить! Чему? А вот возьмите и сами подумайте об этом.
Говорят, есть вечные темы: любовь, смерть, война, мир. Смерть и война в нынешних условиях явно приоритетны и побеждают. О какой любви и мире рассусоливать, если в питерском и московском метро и на Лондонском мосту — жертвы? И о жанровом разнообразии тоже нет смысла теоретизировать. Какой детектив может прельстить и увлечь сильнее, чем расследование убийств Немцова или Вороненкова? Тема золота, всегда волновавшая читателя (недаром столь популярен «Золотой ключик»!), сегодня опять-таки ярче представлена журналистикой: какой Крез или граф Монте-Кристо накопит больше, чем борец с коррупцией Захарченко? Шпионские творения Флеминга меркнут рядом с сообщением о том, что Хемингуэй был советским завербованным агентом. «Три мушкетера» Дюма, «Три товарища» Ремарка, три поросенка канули в далекое прошлое.
Какое Слово было вначале?
Верим политикам? Но политика — бесконечные распри между патологически сумасшедшими и глубоко уязвленными людьми. Что позитивное могут принести такие стычки?
Почему человек вообще верит словам? Ведь знает: его обманут. Непременно обманут. Знает: произнесенное — ложь и маскировка. Уловка тайной хитрости. А продолжает верить. Зачем он так устроен, что верит обманным заверениям? Нет, не случайно вначале было Слово. Оно — магическая сила. Человек у него на поводу. Потому что Господь замышлял совсем другие, не обманные слова. Это человек сделал их лживыми.
Сталин
Когда я учился в школе, царей в русской истории начисто не было. Были Степан Разин и Емельян Пугачев. А монархи были обобщенным злом и все на одно лицо — палкины, кровавые, душители и притеснители.
Когда я учился в школе, культ Сталина уже был разоблачен. Но учились мы еще по старым учебникам. В газетах писали о преступлениях усатого тирана, а я, листая учебник литературы, читал «Песню о соколе», в которой говорилось о двух ясных соколах — Сталине и Ленине, читал другие оды другим убийцам и находил это необъяснимым. Возникала ирония. Спасительная ирония. Сознание не раздваивалось. Удивительно, я уже тогда понимал: воспевание убийц не может быть правильным и оправданным.
Любим мертвых
«Они любить умеют только мертвых…» Популярная в последнее время цитата из Пушкина. Слова эти, как правило, принято приводить в негативном смысле: жестокий неблагодарный народ — сколько ему ни потакай, он не оценит деяний живого благодетеля. А мертвому принесет цветы. В связи с этим изречением говорят и о некрофильской сути России, и о неблагодарности потомков предкам…
Но кто произносит эти слова? Борис Годунов говорит о зарезанном им царевиче Дмитрии, говорит ревниво: Дмитрия любят, а того, кто печется о народном благе, — нет. То есть симпатия людей не на стороне убийцы, Годунова это искренне огорчает. А Пушкина? Огорчает или нет? Вряд ли.
Черный кот
Новые ассоциации, которые напрашиваются при воспоминании о песенке про черного кота, который «не требует, не просит, желтый глаз его горит, каждый сам ему приносит и «спасибо» говорит»: разве она не воспроизводит нынешнюю ситуацию, когда на поклон к нашему президенту наперегонки спешат то Марин Ле Пен, то Меркель. Вместо того чтобы гордо отстаивать свою позицию по Крыму, расшаркиваются. Санкции? Но это так… Кукушкины слезки. Путину не надо никуда ездить, к нему сами приезжают на поклон. Ради чего? Ради того чтобы увеличить свои шансы на грядущих выборах?
Патриотизм
Курт Воннегут написал (в романе «Да благословит вас Бог, мистер Розуотер, или Бисер перед свиньями»): «Он стал самым крупным свиноводом на Севере. И чтоб его не надули скупщики мяса, он приобрел контрольный пакет акций индианаполисской бойни. Чтобы его не надули поставщики стали, он приобрел контрольный пакет акций сталелитейной компании в Питтсбурге. … Чтоб его не надули кредиторы, он основал банк. Маниакальный страх — как бы его не надули! — заставлял его все больше и больше заниматься ценными бумагами, все меньше и меньше — штыками и свининой. Мелкие спекуляции ничего не стоящими бумажками убедили его, что продавать их легче легкого. Он продолжал подкупать разных членов правительства, чтобы заполучить свою долю индивидуальных богатств и доходов из казны… Ему подобные быстро смекнули, что континент имеет свои пределы и не так уж трудно убедить алчных чиновников, особенно законников, отхватывать от него кусок за куском… Вот как получилось, что горсточка хапуг завладела в Америке всем, чем стоило владеть. Вот как была создана нелепая, никому не нужная, ни с чем несообразная, безотрадная классовая система Америки. Честные, смышленые, мирные граждане оказались классом паразитов, раз они требовали, чтобы им выплачивался прожиточный минимум».
Теперь представьте, что это я написал. Об Америке. Мне скажут: «Какого черта прешься в чужой монастырь? Вмешиваешься во внутренние дела США?»
Теперь представьте, что это я написал о России. Мне скажут: «Очернитель! Ненавистник!»