Похороны Ильи Сергеевича не были тягостными, тяжелыми, как это часто бывает. Все как-то дышало общением, дышало идеей. Переулки близ Елоховского собора уже перекрыты, в пол-одиннадцатого мягко паркуется черный «Кадиллак»-катафалк. Съемочных групп — море, все выдвигают штативы на полную высоту, ставят стремянки, предвидя необычайный наплыв людей. К машине маршируют шесть ритуальных работников, ручки сделаны неудобно, приходится гроб брать снизу.
Студенты и преподаватели на ступенях выстроились в подкову, лица молодых художников — свежие, ясные, им бы гулять сейчас, но, увы, в их жизни страшный и печальный момент — ушел их защитник, радетель их интересов, человек, который задавал планку, который имел право озвучивать великие имена мастеров прошлого и служить великим идеалам... Проблема в том, что никто другой в нашей безумной суете об этих идеалах даже не заикнется.
Перед входом в храм ставят стол для цветов, в самой церкви служительницы обходят каждого: «Возьмите свечку, пожалуйста, и выключите телефоны». Рядом с Ильей Сергеевичем неизменно его вдова и директор галереи Инесса Орлова, дочь Вера и сын Иван. Из окна нередко доносится легкое кряканье иной «мигалки» — проститься с Глазуновым считают своим долгом буквально все, випы следуют один за другим. Первой приехала и обняла близких Валентина Матвиенко, потом Павел Бородин, Зураб Церетели, Александр Шохин.
...Начинается отпевание. Собор за четверть часа очень плотно наполняется самыми разными людьми — от простых почитателей до знаковых персон. И так все демократично, легко, без лишней помпы, ненужных слов. Митрополит Истринский Арсений просит собравшихся помолиться за упокой души новопреставленного Илии, а тех, кто не нашел себя в религиозности, просто морально поддержать порыв верующих. Мудро сказано и безо всякой догмы.
Хотя и открыты все окна, одной девушке становится плохо, она вынуждена выйти на улицу, голова закружилась, ей моментально вызвали дежурившую рядом бригаду «скорой». Ничего, быстро отпустило. Тут же многочисленные художники разных поколений: «Старик, сколько лет мы не виделись? Двадцать?» Но на Глазунове встретились все, обмениваются визитками. Но вот колокола бьют полдень, причем тем же перезвоном, что и на Спасской башне. Служба близка к завершению, митрополит Истринский выполняет еще одну просьбу святейшего патриарха Кирилла: «Я хочу вручить вдове и близким орден Преподобного Сергия, дело в том, что назначалось несколько дней для вручения столь высокой награды, но болезнь так ослабила Илью Сергеевича, что церемония не представлялась возможной...»
Также священнослужитель точно отметил, что «картины Глазунова — это живое свидетельство перехода страны из одного состояния в другое; еще задолго до смены политического строя Илья Сергеевич своими полотнами изменил Россию, предчувствуя перемены». Певец новой России — наверное, это самые важные слова, сказанные о Глазунове в этот день.
■ ■ ■
Среди преподавателей узнаю знакомое лицо, сколько раз общались — завкафедрой живописи Владимир Штейн. Сколь ни была бы тягостна минута прощания, но Глазунов бы нас только поблагодарил за то, что пора думать о будущем — не терять стержня, меры вещей, держать и галерею, и академию в том же тонусе и в том же статусе...
— Владимир Альбертович, сейчас важно не опускать планку...
— Будущее покажет, сейчас важно продолжать делать то, что делал Илья Сергеевич. Работа не прекращается ни на минуту. У ребят начинается практика в Москве, Петербурге, Ростове, и я настраиваю студентов — делать все еще лучше... одни из них на пленэре, другие копируют полотна великих мастеров в музеях, у каждого факультета свои задачи. Реставраторы сейчас в Ярославле на памятниках, скульпторы впервые знакомятся с мрамором и завтра рано утром будут уже стучать молоточками...
— Какие главные образовательные принципы заложил Илья Сергеевич?
— Школа, школа и еще раз школа. Это изучение анатомии, рисование гипсов — все те обязательные задания, которые были испокон веков. Мы же стараемся себя считать продолжателями русской и европейской школы живописи, Петербургской академии художеств. Конечно, программа (за счет освоения новых технологий) изменяется, но в своей цельности она незыблема. Надо уметь рисовать, надо чувствовать нерв времени...
— Но люди часто сегодня рассредоточены, не держат внутри сильного стержня, призвания...
— Стержень вырабатывается в течение всей жизни, у кого-то он не появляется вообще, и такое бывает. Конечно, многие вещи стараемся дать ребятам за шесть лет, ко многому они приобщаются, реализм многогранен, но дальше-то — идут сами... Не могу сказать, что мы прямо всех трудоустраиваем, но люди востребованы: кто-то в Таиланде расписывает православный храм, кто-то уходит в иконопись или в дизайнерские проекты. С серьезной школой — хоть куда. Вчера только имел разговор с бывшим студентом, и он сказал важную вещь: когда в храме залезаешь на леса и становишься пред белой стеной, где возникнет потом лик святого, то в этот момент понимаешь, что именно ты упустил в системе академического образования. Где-то недоработал, где-то недотянул — допустим, те же руки и ноги святого нарисовать... нужно натурщика приглашать, поймать пластический настрой.
— Илья Сергеевич своим авторитетом, своим именем пробивал выставки дипломников в разных городах... это важнейшая мотивация для студентов. Вот бы и впредь продолжать эту практику.
— Вы правы, тут нечего мудрить: Илья Глазунов — особый человек, особая личность, перед ним открывались очень многие двери, он умел убеждать начальство, что надо поддерживать молодежь. Мы будем пытаться это делать. К сожалению, выставочный зал (во дворе академии) до сих пор не завершен. Очень медленно идут строительные работы... Но когда он будет готов, там мы сможем разместить на постоянной основе и все картины дипломников, а также делать выставки художников-реалистов со всех уголков планеты, как это и задумывал Глазунов.
■ ■ ■
...Дали «зеленый коридор», и кортеж довольно быстро доехал до Новодевичьего кладбища, ненадолго застряв, впрочем, на Садовом кольце, где для проезда иной раз оставалась одна полоса. Катафалк едва въехал в ворота, остановился, за ним собрались друзья Ильи Сергеевича (поэт Андрей Дементьев, художник Александр Шилов, многие-многие-многие), и... медленно тронулся по главной аллее метров на сто вглубь к уже вырытой могиле, рядом с захоронениями Владимира Зельдина и Льва Дурова. Финальное отпевание с певчими продолжалось не менее сорока минут, человек триста с цветами стояли вплотную друг другу, но это время пронеслось как одна секунда — время размышления о самих себе, ведь люди видели через стоящий гроб лица напротив, слышали бурный город вокруг — и понимали, что наступила та самая новая Россия, которую писал Глазунов и сорок, и тридцать лет назад. Он не был критиком по сути. И, болея за страну, в помыслах и мечтах желал ей лучшей доли, нового качества, нового солнечного дня, каким и был вторник, день похорон Ильи Сергеевича Глазунова.