— Скажите, пожалуйста, как называется ваша профессия?
— Моя профессия называется «телеведущий». Это фундаментальная профессия. Раньше она называлась дикторской, потом такой профессии не стало, и тогда я освоил еще одну — актерскую, артист эстрады. В результате диктор плюс артист эстрады — получается телеведущий.
— Или артист разговорного жанра?
— Один мой коллега, Алеша Лысенков, сказал, что профессии телеведущего сегодня не существует. Я вроде как напрягся, позвонил Леше: «Ты что имел в виду?» А он говорит: «Нет такой профессии. Раньше же были актер драматический, артист балета, артист оперы, а сейчас ведущий на сцене — это тот самый человек, который свободен от своей основной профессии». И я с ним согласился. Разговор на сцене сейчас — это просто слова, а вот конферанс как жанр искусства, на мой взгляд, исчез. Все говорят как могут. Я пришел и говорю, как раньше Пугачева пела. Но на это я смотрю с улыбкой, с любовью и с сожалением.
— Но вы ведете разные торжественные церемонии класса «А», что называется, в том числе, кстати, и в Кремле. То есть можно вас назвать в каком-то смысле особой, приближенной к императору?
— Минуй нас пуще всех печалей… Те, кто работает с «императором», — это совсем не то, что на сцене Дома культуры или на стадионе. Там особый алгоритм, строй речи, интонация. Она немножко торжественная, она обязательно несет смысл. Вот почему я приближен. Знаете, когда в такой же тональности как «Президент Российской Федерации» объявляют: «Народный артист Советского Союза, Герой Труда Российской Федерации Иосиф Кобзон», — ну неправильно это будет, фальшиво. А вот я один из тех, кто умеет это делать в подобающей форме. Оттого я чаще других там, я так думаю.
— Вы дружите с кем-то из персонажей, которых объявляете? Или это для вас только работа: сказал, назвал, «концерт окончен», и вы уезжаете в свою жизнь?
— Вы знаете, со всеми, кто сегодня известен, в свое время отношения были почти приятельскими. Потому что эти люди тогда были, пардон, начинающие в политике, а я был уже известным человеком. Я и государственные приемы Владимира… господи, хотел сказать Владимира Ильича Ленина… Бориса Николаевича Ельцина вел. Таких приемов сейчас нет в Кремле, теперь они более сдержанные. А раньше… Борис Николаевич Ельцин с Наиной Иосифовной стоят, рядом стоит королева Великобритании с супругом, и каждого, кто входит на этот прием, торжественно ты объявляешь… «Мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков с супругой», например. Они приходили, представленные мною, и даже иногда от моей интонации (говорю с гордостью) что-то и зависело. Вот когда испортились отношения Бориса Николаевича с Юрием Михайловичем, я представлял в протоколе Лужкова и сказал: «Мэр столицы Российской Федерации города-героя Москвы Юрий Михайлович Лужков». Я потрясающе к Лужкову отношусь, люблю его и всегда буду уважать и любить как человека, как политика, как мэра… И он подошел ко мне: «Спасибо большое, никто так меня еще не представлял». С Геннадием Андреевичем Зюгановым мы здороваемся, я ему еще комсомольские взносы в городе Орле сдавал. Но чай вместе уже не пьем. Раньше все проще было, демократичнее. И все равно никто из тех, с кем мы знакомы, мимо меня ни разу не прошел и не сделал вид, что меня не знает. Но того трепетного восторга первозданного у меня уже при виде их не возникает, потому что все это последние 20 лет уже со мной было.
С артистами то же самое. Раньше-то мы так общались за кулисами — ого-го! А теперь все по-другому: люди хотят прийти, побыстрее выступить и уехать. А если это съемка, где живьем петь нельзя, — кто-то там кнопку щелкнет, пошла фонограмма, он отработал номер, и ничего ему уже не надо. Это шоу-бизнес. Но с Олегом Газмановым, со Львом Лещенко, с Иосифом Давыдовичем мы по-прежнему часто разговариваем. А с остальными… Нам ничего друг от друга не надо, а это плохо.
— Вас же именно Ельцин привел на ТВ, правда?
— Истинная правда. И чувствовать благодарность к людям, мне кажется, я теперь уже никогда не разучусь. Бориса Николаевича и в особенности Наину Ельцину я обожал и буду обожать всегда, до конца моих дней, до последнего вздоха. Потому что если бы не Свердловск конца 80-го года, если бы не решение Бориса Николаевича, тогда свердловского лидера партии, собирать на Урале все самое лучшее, от оперного искусства до кино и ТВ со всей страны, я бы с вами не разговаривал. Нет, конечно бы, разговаривал с удовольствием, но я бы вам не нужен был, вы бы мне никогда не позвонили. И вот кто-то когда-то сказал: нужен диктор, причем не свердловский, а немножко другой. А я был тогда Ванька-лапоть такой малороссийский. В Свердловске я прожил счастливейших 10 лет и там научился почти всему.
— Помните, была программа «Радионяня», а там рубрика «Смешные случаи на уроках»? В вашей работе были смешные случаи?
— Знаете, смешных не было. Не потому, что я такой скучный человек. Наоборот, я дядька зажигательный, клянусь богом. Но в своей профессии я научился за эти 35 лет за минуту до того интуитивно предчувствовать какую-нибудь нелепость и попытаться ее избежать. И у меня получается, потому что эта профессия — моя жизнь. Но недавно смешной случай со мной был, и мне это очень понравилось. Супруга пошла в магазин за продуктами. Я стою неподалеку. Вдруг две какие-то женские мордочки смотрят, улыбаются, машут рукой. Я оглянулся вокруг, понял, что, наверное, мне. Кивнул, и у них рот до ушей. Ага, выхожу, вдруг за мной топот такой. Я думаю: наверное, сейчас грабить будут. Нет. «Извините, а можно с вами сфотографироваться?» — «Пожалуйста, это моя профессия». — «Ой, а вы могли бы дать автограф?» — «Пожалуйста. Кому?» — «Тане и Лене». — «А что написать?» — «Пожалуйста, напишите «Тане и Лене от Петра Марченко». Я написал. Думаю, мой коллега Петр Марченко на меня не обидится.