Объединение именно этих одноактных опер кажется очень естественным. Между ними примерно 10 лет («Эдип» — 1927, «Герцог» — 1918). Обе основаны на мифе или сказке, в обеих «человеческое» отодвинуто на задний план «многозначительно символическим», оба либретто — «замороченные» (у Стравинского так вообще на латыни) и не имеют ничего общего с обычной бытовой речью, характерной для их старших современников — веристов, Пуччини, Массне. Ну и сюжеты, конечно, объединенные общей темой типа «много будешь знать — скоро состаришься». А скорее всего, даже и умрешь. Что и случилось с героями обеих опер, когда они узнали страшную истину, к которой так настойчиво стремились. Оставались бы в неведении — может, и обошлось бы. Но это невозможно, ибо всем правит универсум, а вовсе не малоинтересные авторам человеки с их сентиментальными амбициями и эмоциями. И есть еще одна связка, не очевидная, но занятная в данном схематичном контексте: есть мнение, что прообразом Синей Бороды стал король Бретани Коморе, который жил в VI веке и прославился тем, что убивал своих беременных жен. Причина этого зверства прямо указывает на связь с мифом об Эдипе: Коморе предсказали, что он погибнет от руки собственного сына…
При этом музыка в этих операх совершенно разная. В «Эдипе» — ярчайший стиль зрелого Стравинского со всей его фантастической энергетикой, узнаваемым по двум тактам оркестровым саундом, оригинальным мелодизмом и невероятной красотой хоровых вертикалей. Музыка «Синей Бороды» (да простят меня почитатели Бартока) — много проще; она как будто зачерпнута из общего экспрессионистического котла и приправлена синкопами на первую долю, придающими ей эдакую «венгерскую чардашность». Тем не менее музыка красивая и явно более приятная, понятная и легкая для оркестра под управлением Феликса Коробова.
Есть две выдающиеся вокальные работы: Наталья Зимина в партии Иокасты в «Эдипе» и Денис Макаров в роли Герцога Синяя Борода. Лариса Андреева в партии Юдит несколько удивила колоратурной краской тембра, зато ей удалось передать характер героини, сочетающий нежность и женственность с маниакальным стремлением к гибели. А вот мужские партии в «Эдипе» оставили больше вопросов, чем ощущения убедительных вокальных и актерских побед. Впрочем, Роману Улыбину удался Креонт, которого артист сыграл и спел очень забавно, вызвав ассоциации с образом Полкана из «Золотого петушка» Римского-Корсакова.
Оперу-ораторию Стравинского «Царь Эдип» Римас Туминас поставил вслед своей драматической постановке трагедии Софокла сначала на сцене греческого амфитеатра Эпидавра, а затем театра Вахтангова. Нет смысла их сравнивать: оригинал Софокла еще более далек от иронического опуса Стравинского, чем «Онегин» Пушкина — от «Онегина» Чайковского.
Туминас очень органично воспринял иронический стиль Стравинского, придав ведущему (эту роль с безупречным вкусом и чувством меры исполняет артист Вахтанговского театра Виталийс Семеновс) элегантность слегка манерного и чуть пафосного артиста эпохи ар-деко. Все в режиссерском решении кажется адекватным материалу: статичность героев, «говорящая» пластика хора от Анжелики Холиной, аскетичные декорации Адомаса Яцовскиса, квадратные «бурки» Марии Даниловой. Туминас вслед за Стравинским не очеловечил этого «Мельхиседека», интересуясь им лишь как «универсальным человеком». В итоге миф об Эдипе, который не интерпретировал только ленивый, при этом так и остался зашифрованным посланием.
Аналогичная история случилась и в «Герцоге Синяя Борода». Сюжет, ставший популярным благодаря Шарлю Перро, до сих пор загадочен. Туминас не предложил собственной разгадки, оставив зрителям удовольствие придумывать ответы на целую серию вопросов. Начиная с того, почему этот вполне благородный и харизматичный Герцог убивал своих жен, и заканчивая тем, почему его последняя жена так хотела правды, как будто она была композитором Даргомыжским, а не сказочной красавицей. Здесь тоже было все весьма аскетично и строго. Герцог все больше сидел на стуле, а Юдит открывала таинственные двери. И ничего не случалось. За дверью была темнота. И только из пения актрисы (на русском, кстати, языке) мы узнавали, что именно она там видит. А зрители тоже что-то видели — больше внутри себя, чем вовне. Пожалуй, давно увиденное на сцене не служило таким мощным стимулом для включения собственной фантазии и интеллекта.
Итак, две древние загадки, миф и сказка, так и остались тайнами. Римас Туминас вместе с творческой командой и артистами загадал их, слегка обозначив путь решения. Ну а дальше — думаем сами и ждем откровения свыше.