Спектакль играют на малой сцене «Театриума», на втором этаже. Пара шумных классов и подростки с родителями занимают места. Начало, несмотря на болезненность темы, внушает оптимизм.
«Переходный возраст — это весна нашей жизни, бурное цветение и расцвет, — сообщает симпатичный молодой артист (Арсений Краковский), с виду сам как подросток. — Но весна — тяжелое время для аллергиков. Подростки способны вызывать тяжелые аллергические реакции у взрослых, которые при виде их задыхаются от негодования, и глаза их полны слез разочарования».
Ну что, товарищи родители, вам знакомо — каково задыхаться от этих ужасных, невыносимых детей, в которых вкладываешь-вкладываешь, себе во всем отказываешь, а они... Эти угловатые, неудобные, неблагодарные и прыщавые почему-то орут на вас, запираются в своих комнатах, связываются с сомнительными компаниями или с головой уходят в Интернет! Что вы им такого сделали? Всего-навсего ласково спросили: «Сынок, ты уроки сделал?» А этот сынок (дочка)... И вот на сцене картина маслом: папка с мамкой уже колошматят кулаками в дверь, разделяющую как Берлинская стена их и ребенка, который из прелестного маленького мальчугана почему-то превратился в чудовище.
Это «чудовище» со всеми его «чудовищными» проявлениями и исследует Ольга Сидоркевич, режиссер «с тонкой кожей», умеющая о сложных вещах говорить просто, ясно и сердечно. Причем исследует с помощью не современной драматургии, в которой порой вымысел слишком далек от реальности, а конкретной научной литературы. В основе ее «Трудного возраста» — книга Вержини Дюмон «Как испортить ребенка воспитанием. Вредные советы», «На стороне подростка» Франсуазы Дольто и «Вне зоны доступа. Как не потерять контакт с ребенком в переходном возрасте» Дэниела Сигела.
— В последнем, например, многое объясняется физиологическими процессами, происходящими в мозге подростка в период взросления, какие психологические реакции это провоцирует, — расскажет мне после спектакля Ольга Сидоркевич. — Скажем, девятиклассники дремлют на уроках не потому, что не спят ночью, а из-за перестройки временного механизма — ведь организм привыкает к более позднему засыпанию, нежели в детские годы. Чем больше я читала эти книги, тем больше стала понимать, что происходит с моим сыном: почему он срывается, огрызается, хлопает дверьми… Я стала ему сопереживать, перестала видеть в нем раздражитель. Стала наблюдать и слышать себя со стороны, обращать внимание на то, как разговаривают взрослые со своими детьми, а они... в основном обсуждают своих чад в кругу таких же обеспокоенных мам и пап, жалуясь друг другу.
Не сцене рассказчик, сын-переросток, папа, мама (Борис Рывкин, Татьяна Калакина) и девочка-видение (Софья Анохина). Родители колошматят в дверь. Родители не пускают его на свидание («Ты что, сынок?! Ты сначала школу закончи, поступи в институт, а уж потом...»), запирают подростка, по дороге выясняя между собой, в кого же он такой неблагодарный. Им и в голову не приходит, что «такое поведение связано с процессом перестройки нейронных связей в прифронтальной коре головного мозга, поэтому нижняя часть мозга, отвечающая за эмоциональные импульсы, более активна». Вот так, а вы думали, он хам, ваш отпрыск? Да у него, бедолаги, в этот период нижняя часть мозга такое вытворяет.
«Переходный возраст» — не лекция, изложенная популярным научным языком, а талантливый спектакль, где о самом сложном, порой необъяснимом и мучительном рассказано остроумно и трогательно до слез: разные варианты подросткового протеста, первая любовь, хлопанье дверьми и уход из дома. В сцену поиска мальчика включаются зрители, которым показывают его детские фотографии из семейного альбома: «Мальчика не видели? Здесь ему пять лет и мы ездили на море». Текст — действие — танец, которые возвращаются на исходную позицию: танец — действие — текст. В этой сцене понимаешь, что переходный возраст с тяжелыми осложнениями протекает и у родителей — их тоже надо учить переживать подростковую «болезнь».
Над спектаклем вместе с Ольгой Сидоркевич работали хореограф Светлана Шишкина и педагог по пластике Владимир Ананьев, но полноправными соавторами можно считать и двух актеров — Арсения Краковского и Эмиля Рывкина. Одному 20, другому только исполнилось 17. Они выросли в театре (родители — актеры) и с трех лет выходят на сцену. Их знания про подростковые комплексы во многом помогли при создании спектакля. Так, как они, взрослые актеры однозначно не сыграли бы. После спектакля я побеседовала с ребятами.
— Насколько этот спектакль совпадает с тем, что переживают подростки?
Эмиль Рывкин: — Практически все из этого спектакля я испытал на своей шкуре, не считая одной сцены, где мы все ломаем и крушим. Я не самый агрессивный и тяжелый экземпляр, но «загоны» всякие были. В 14 лет у меня была двухмесячная депрессия и я долго не мог из нее выйти. Ходил как туча, хотелось всех задушить. Даже не помню, была ли серьезная причина — скорее всего, ерунда какая-то. У меня еще прыщи на всем лице стали появляться, и глаза не открывались.
— Так мучает переходный возраст?
— Да, очень быстро завожусь, могу быть злым, выхожу из колеи. Знаю, что делаю не так, но пока не могу с собой справиться.
Арсений Краковский: — Я до сих пор такой недоподросток, который вроде не огрызается и не кричит, но сломы были. Меня бесило, что меня заставляют ходить в музыкальную школу, на спортивную гимнастику, хотя я совсем не хотел этим заниматься. И я не ходил, врал, а когда родители узнали о прогулах, мы так орали друг на друга! А теперь понимаю, как хорошо, что родители заставляли, потому что меня это развивало как личность, как актера, как музыканта.
— Родители должны принуждать детей?
— В определенной мере. Играя теперь спектакль, я понимаю, почему это происходит и как с этим можно бороться. У нас в спектакле представлены все варианты переходного протеста: побег из дома, первая любовь, отрицание, наркомания. У меня этого не было, и из дома я не убегал, но один раз так закрыл дверь в свою комнату, что дверь сломалась.
Эмиль Рывкин: — Для меня спектакль является очень большой разгрузкой. После него очень хорошее ощущение остается внутри, дня три-четыре хожу полный радости и восторга. Если бы я играл его каждый день, был бы самым счастливым человеком на свете.
— Какие ощущения у подростка от первой любви? Что происходит внутри?
А.К.: — В переходном возрасте, в 14-15 лет, это не башню снесло, это вкололи огромную дозу адреналина, подбросили тебя в космос, и ты летишь и ничего не можешь сделать. Тебя колбасит, ты понимаешь, что должен что-то сделать, а что? И в глазах человека, для которого ты это делаешь, выглядишь полным идиотом. Но у мальчиков это по-другому, чем у девочек.
Э.Р.: — Переживал не очень хорошо: терзали всякие сомнения, что я делаю что-то не так, что недостоин, а она заслуживает кого-то лучшего.
— Сыграв спектакль про это и пережив острую фазу трудного возраста, что бы ты посоветовал родителям и подросткам?
А.К.: — Подросток не должен замыкаться в себе, нужно быть открытым, иначе со всеми поссоришься и останешься один.
Э.Р.: — А родителям стоит вспомнить то, как они сами переживали подростковый возраст. Я в девять лет думал про подростков: «Что это за идиоты? Чего они бесятся? У меня такого никогда не будет». Но оно наступило. Родители просто должны вспомнить это и попробовать сделать так, чтобы их ребенок избежал плохих последствий.