— Лев Валерьянович, в нынешнем году на самых популярных артистов, включая вас, вдруг обрушилась лавина претензий: дескать, заполонили новогодний эфир. Насколько, по вашему мнению, справедливо такое обвинение?
— У нас в России суперпопулярные личности не артисты, а те, кто постоянно насаждает свое присутствие в медийном пространстве, люди типа Жириновского. Вот, например, он разразился статьей, дескать, новогодний эфир был переполнен звездами. Скажите, зачем? При том что сам каждый день не вылезает из телепередач. Но считает, что это нормально. Зато надо собирать подписи против «Песни года» и новогодних «Огоньков», они у него плохие. Я уже не говорю, что в «Песне года» выступило больше полусотни артистов, и некоторые в первый раз, но ведь это испокон веков так было — все «сливки» всегда пели в Кремле и снимались для телевидения. Ну нету лучше, к сожалению! И что раздражаться по этому поводу? Я вот не раздражаюсь, что я сегодня не суперхит. И не самый популярный человек. Но у меня есть свое место, своя ниша.
— Простите, если вы человек, которого в России знает буквально каждый, — люди трех, а то уже и четырех поколений, не «самый популярный», то как тогда вообще определить понятие популярности?
— Нужно не присутствовать, но при этом быть! Как Пастернак говорил: «Позорно, ничего не знача, быть притчей на устах у всех. Но надо жить без самозванства». Не надо себя насаждать, но присутствие у настоящего артиста никто никогда не отнимет. Как, скажем, у Валерия Леонтьева. Вот его особо нигде нет, но все знают, что существует Леонтьев — совершенно потрясающий исполнитель, великий певец. Так же как Кобзон, как Пугачева. В медийном пространстве нет Олега Анофриева, но он есть, потому что никто лучше его не спел песню «Миг между прошлым и будущим». Вот эта позиция правильная, и я живу в соответствии с ней.
— Почему на Западе люди бережно относятся к своим звездам, восхищаются ими, а у нас видят же, что человек известный, любимый миллионами, но все равно надо его загнобить, затоптать, его поклонников объявить людьми с плохим вкусом. Каковы причины такого бессмысленного бичевания?
— На Западе есть традиция почитания звезд. Скажем, когда Фрэнк Синатра был жив, он всегда оставался человеком номер один, или Мадонна, которая всех уже достала, но она все время в суперрейтинге. Таковы традиции западной культуры. А Россия живет по принципу «В своем отечестве пророка нет». У нас, к сожалению, этим самым отторжением звезд особенно сильно страдали перестроечные времена, 90-е годы, когда просто все на свалку ушло. В тот момент не осталось ни одного востребованного исполнителя, ну разве что Пугачева где-то мелькала. Но потом это прошло. Ведь понятно, что плеяда уже любимых зрителями артистов — тот фундамент, без которого ничего не построить, и сейчас видите как — эпоха прошла, и опять появились прежние имена. И телевидение их разыскивает, и организаторы гастролей. Молодые артисты ко мне обращаются постоянно. Вон даже Баста подошел года два назад: «Лев Валерьянович, можно с вами спеть «До свиданья, мой ласковый Миша…», я ведь родился в тот самый год, когда Мишка ваш появился». Понимаете, да? Как есть классическая музыка, так и эстрадная песня уже стала классической, начиная с Блантера и Нечаева… Вы посмотрите, сколько лет прошло, почти 70 лет, а, скажем, песню «Летят перелетные птицы» любой ребенок вспомнит, потому что это кладезь, драгоценность. На этом, собственно, и стоит вся наша эстрада. Были же шлягеры потрясающие. Может быть, «Песенку военного корреспондента» сейчас и не поют, но это же был хит. Военный хит. И таких очень много песен, пришедших к нам из тех времен.
— Опять же очень популярное обвинение последних дней в адрес знаменитых артистов: дескать, не дают дорогу молодым. Расскажите, как можно не дать сегодня кому-то дорогу, когда нет уже ни худсоветов, ни комиссий?
— Господи, какая глупость! Кто не дает дорогу? Это ложь! Да это нас нигде нет! Вы посмотрите, ни один радиоформат не передает ни Пугачеву, ни Лещенко, ни Кобзона, ни Добрынина — никого нету! Все самые модные радиостанции — одна молодежь. Я не могу отратировать свою песню! Не я один — никто. Даже Меладзе. Валерия принесла какую-то песню на радио, а ей говорят: «Подумаешь! Мы у Меладзе не взяли!» Они крутят как хотят этим форматом, манипулируют им и в основном как раз продвигают только молодежь. Ну и что? Ничего же не происходит! Ну кто в этом виноват? Вот Ёлка же появилась, она пробила себе дорогу. Нюша же появилась! В конце концов, Монатик пробил себе дорогу, у него миллионные просмотры. Я уж не говорю про Шнура — он давно поет. Если это талантливо — это никуда не денется. С периферии столько молодых ребят приезжает, и все они присутствуют в Интернете. Не надо просто так, огульно обвинять. Возьмите Интернет, посмотрите — там огромное количество новых имен. А что этих артистов нет на телевидении, так телеэфиры сегодня ничего не решают. Радио — и то так, немножко. Интернет является определяющим, где в считаные дни можно заработать 20–30 миллионов просмотров. Возьмите «В Питере пить» — 30 миллионов просмотров, и зачем здесь телевидение? Хотя, с другой стороны, всю эстраду, все искусство на себе всегда тащила молодежь. Молодые режиссеры, актеры, исполнители. Так складывается жизнь. Есть классика — да, но никто никому не перекрывает никаких дорог. Это все чушь собачья!
— Еще одна модная фишка — обвинять настоящих звезд эстрады в том, что они сегодня поют слишком легковесные песни в угоду сегодняшней непритязательной публике. Дескать, песни эти недостойны их громких имен. Как вы думаете, всеми любимые хиты, появись они сегодня, стали бы популярными?
— Появись сегодня те песни, что зрители успели полюбить давно, они бы популярными не стали. Почему? Например, я сам пишу песни и говорю: ну зачем сегодня такое количество стихов? Сейчас другой стиль жизни — максимум информации в единицу времени. Мне очень не нравится, когда в песне повторяют фразы, скажем: «И снова дождь, и снова дождь, и снова дождь опять идет, и снова дождь опять идет, а он идет, а ты со мной, а ты со мной и снова ты со мной», — а все песни сегодня построены именно на этом. Раскрутка идет за счет повтора — и это ужасно. Потому что на самом деле культура западной музыки, западного стихосложения, она по-прежнему высока. Вы возьмите итальянские, американские тексты, какая там глубина, столько смысла наворочено! А мы пошли по принципу примитивизма и испортили вкус молодежи. Сегодня выскакивают те песни, где два-три слова и одна и та же гармония. Ну, это веяние времени, и от этого никуда не деться. Песня с длинными стихами, с распевной какой-то музыкой, она сейчас никак не прокатит. Все. Время ушло. Она катит только тогда, когда появляются ремиксы, когда молодежи такую вещь несет уже раскрученный какой-нибудь человек, ставший популярным уже у них. Допустим, Митя Фомин. Вот он может взять такую песню, потому что молодежь на нем готова сфокусировать внимание и послушать, что он там поет. А Митя вдруг исполняет какую-то песню со словами, в которых заложена хоть какая-то мысль. Такое время. Как говорится: «Время дано, это не подлежит обсуждению, подлежишь обсуждению ты, разместившийся в нем».
— А вы можете позволить себе спеть песню со словами?
— Я могу. Я вообще очень люблю стихи: Шекспира, Маяковского. Я никогда не выпячиваю это, не говорю, что я могу, скажем, половину «Облака в штанах» наизусть прочесть, но, правда, люблю хорошую поэзию. И я попросил Игоря Крутого написать для меня романс на стихи Шекспира, на которые уже писал Кабалевский, писал Таривердиев: «Люблю, но реже говорю об этом, Люблю нежней, но не для многих глаз». Крутой написал, но петь-то мне это негде! Это можно спеть у меня на концертах или на «Песне года», которая проходит под соусом современности, и вдруг неожиданно выходит взрослый человек, такой заслуженный, Лев Лещенко, и поет сложную вещь. И, кстати, этот романс прошел на «Песне года» чуть ли не номером один. Потому что зрителей-то — да! — привлекает молодежь. И они сидят дома, перед телевизором, с пультом, увидели Лещенко, Кобзона, и сразу щелк — «не нужно!» А Ёлку или Славу они послушают. Но если их заставить слушать, они понимают, что вот такая песня — это здорово. И говорят: «Классно, потрясающе!» Но их надо заставить услышать. Надо найти тот момент, который привлечет их внимание. Все же сегодня бегут, все торопятся, когда там еще слушать какие-то стихи Вознесенского? К которым надо прислушиваться и вдумываться, о чем он говорит? Даже того же Гребенщикова! Есть какая-то аудитория у него, у Розенбаума, еще у каких-то ребят, кто продвигает элитное искусство. Ведь если раньше массовое песенное искусство было — «Позови меня с собой» или «И с полей уносится печаль», то сейчас оно превратилось в это вот «умца-умца», я даже конкретный пример не могу привести. Кстати, вот «на лабутенах и в ослепительных штанах» — это очень правильный и очень мощный раздражитель, показатель того, что ни хрена вы не знаете сейчас. И как вы живете? У вас только ботинки на уме! Ведь сейчас молодежь, особенно гламурная, встает в час дня и говорит: «Ой, у меня занят день!» И артисты тоже такие есть. А когда спрашиваешь: «А что же ты делаешь?» — слышишь в ответ: «Ну, я должна выпить кофе, потом я должна пойти там макияж сделать, потом я еду на пилинг, на какой-нибудь массаж». Думаешь: «Да что же это такое?! Ты же работать должна!»
И вот это потребительство, которое сейчас присутствует, но убивает настоящее таланты. Потому что потребителю некогда думать, он только хочет получать, получать. И никто не хочет отдавать. Вот в чем проблема. Я уже не говорю о более глубокой проблеме, когда отдавать надо не только искусство, но и отдавать себя и возможности, которые у тебя существуют.
— Ну хорошо, артисты, даже очень известные, вынуждены петь сегодня очень упрощенные песни, но они хотя бы их поют! А куда в принципе пропали с эстрадного поприща все поэты и композиторы? Ведь еще каких-то два десятка лет назад это были имена, которые по популярности соперничали с красавчиками-исполнителями!
— Это очень просто. Сейчас профессии поэта и композитора не существует. Поэты есть, но поэтов песни, как раньше было: Вознесенский, Евтушенко, Шаферан, Левитанский, еще с десяток великих имен, сегодня их нет. А какие композиторы песни писали: Таривердиев, Фельцман, Фрадкин, Пахмутова, Бабаджанян... Это же было невероятно! А сегодня все стали авторами-исполнителями. Сами пишут стихи, сами музыку, сами аранжируют, сами поют и сами за это получают деньги. Это чисто коммерческий подход. Кто же не может написать стихи? Я за 15 минут вам четыре четверостишия сложу запросто. Про то, что я вижу: «идет трамвай, народ навстречу», но все это чушь собачья. Это же не поэзия! И я могу сочинить песню, у меня был такой опыт. Но это же разовые случаи, а не профессия! Я певец, и я должен исполнить песню, донести ее до зрителя. Но говорить, что я поэт?! Я же не Вера Полозкова там. Поэтому и появляются такие песни: А и Б сидели на трубе. И это все просто такой ширпотреб скоропортящийся. Это не продукт! А есть люди, которые занимаются производством продукта. У кого каждая песня — это продукт. А потом кто-то начинает сетовать: «У нас в телевизоре только десять человек!» Да просто это те люди, которые делают продукт! Ну вы же не покупаете в магазине хрень! Вы же хотите за свои кровные деньги получить настоящий продукт, а не фуфло какое-то! Так и здесь. Просто есть люди, которые заряжены на движение вперед. Вот я, например, не складываю оружие, пишу каждый год — убежден в этом! — больше всех в нашей стране: по 20 песен! Я каждый месяц одну-две песни записываю. Один диск выпустил, второй, третий, четвертый. Понятно, что все это в корзину. Но это работа! И, может быть, из этой корзины я вытащу какой-то бриллиант.
— Я знаю, что кроме основной, причем очень плодотворной концертной деятельности вы выступали и как продюсер, помогли, например, осуществить постановку оперы Тухманова «Царица» (авторское название «Екатерина Великая». — Авт.).
— Да. Дело в том, что я с Давидом Федоровичем тесно связан, он написал конкретно для меня три потрясающие песни: «День Победы», «Соловьиная роща», «Притяжение Земли». Были еще «Женщины», «Свадебные кони», но они так сильно не раскрутились. Ну вот, он мне позвонил и сказал: «Лева, я написал оперу, показываю, но что-то не получается». Мы послушали, я говорю: «Давай в Большой театр схожу». Там послушали: «Да, нам нравится, но у нас сейчас сцены нет, репетиций нет, может быть, на будущее...» Я пошел в «Геликон-оперу» к Диме Бертману, своему другу. Он послушал: «Мне так нравится! Но как быть? У нас нет бюджета». Короче говоря, я попросил моего товарища дать денег на эту постановку. Он дал, и в итоге — битковые аншлаги. Фантастический спектакль! Но какой я продюсер? Продвигал идею и помог найти деньги.
— Лев Валерьянович, а откуда вы берете энергию для такого образа жизни: концертов, записей, еще и для продюсерской деятельности?
— Да какая энергия! Вот я сегодня проснулся и чувствую, что не могу встать. Ну, поднялся кое-как, спустился в тренажерную комнату: поприседал, поотжимался, повисел, раскачался, и все вроде стало нормально. И вроде бы завелся! А если человек полдня проводит на диване, откуда может появиться энергия? Мы же люди старой закалки. Я встал сегодня, не поверите, в шесть утра, а лег в 12, и это очень рано для меня, обычно я ложусь в час. Сел к столу и начал что-то писать, придумывать, в 9 сел завтракать — у меня впереди целый день! Я живу полной жизнью, сейчас поеду на встречу какую-нибудь, на запись, как-то буду будоражиться. Энергия оттого, что ты себя постоянно как-то раскачиваешь. Мы же люди старой закалки! Мы прошли такую школу, честно говоря... Хотя я и в Москве родился, но все равно послевоенные годы — это были голод, холод, тотальная бедность. Мы выживали, и все время это шло через преодоление. И длилось годы. Я вспоминаю, как уже известным человеком пришел к Родиону Щедрину на репетицию, ораторию его пел, «Ленин в сердце народа»! Шикарная была оратория! И он мне говорит: «Левочка!» А это был 71-й год, мне уже 29 лет, я уже получил звание лауреата, готовился к Сопоту, меня немножко знали. И он говорит: «Левочка, вы меня не подбросите до «Метрополя»?» Я ему отвечаю: «Родион Константинович… у меня нет машины». Я хотел сказать: «У меня и квартиры-то нет, я у мамы живу». Мы прошли через это, поэтому мы ценим многие вещи. Ценим возможность получать сегодня хоть какие-то блага, и нельзя обижать наших взрослых людей, говорить: «Вот они кого-то там оттирают, купаются в масле, в сыре и прочее». Ну да, заработали что-то за пятьдесят лет, имеем право. Но я понимаю, что это не надо выпячивать, потому что это не является нашим стилем жизни, и народ кругом живет по-другому. И когда ты едешь по стране и видишь, как выживают люди, тебе становится стыдно, что ты можешь себе что-то позволить, а они — нет. Это такой комплекс. Может быть, он дурацкий, как говорил в свое время Шаляпин: «Скромность — кратчайший путь к бесславию», но мы привыкли так жить в Советском Союзе. У нас были моральные, нравственные критерии, и это невозможно выскрести из себя. И я продолжаю жить идеями социальной справедливости — меня очень беспокоит, что происходит сейчас в жизни. И что у нас не работает никакая социальная программа. Да, жизнь стала лучше, но это формула — лишь бы не было войны! — уже должна закончиться. Вот в чем дело.
С другой стороны, я понимаю, что не справляется государство, значит, ему надо помогать. Очень болезненный вопрос — это благотворительность, я поддерживаю детский дом, письма нужные отправляю. Хоть как-то мы должны включаться в общественную жизнь. Нельзя жить по принципу «только мое». Свобода — осознанная необходимость, как говорили коммунисты. То есть это я могу себе позволить, а это не могу, опять же в русле моральных и нравственных понятий. А у нас сегодня время вседозволенности, а она, вседозволенность эта, мешает. Ну не нужны худсоветы — хорошо, но там же была селекция! Вы возьмите песни, что хранятся в фонде радио, это же одни только жемчужины! Каждую отбирали из тысячи! Контроль какой-то все-таки должен быть.
— Вы вот все скромничаете, утверждая, что вас не так уж сильно любит сегодняшняя молодежь, а я между тем знаю, что на совсем уж молодежном, да еще и роковом фестивале вас приняли просто на ура.
— Я был потрясен! Я спел там совершенно другую программу, более продвинутую, не в стиле рок-н-ролла, но в стиле крепких роковых баллад. И, самое главное, не стал петь «Соловьиную рощу», подумал: «Ну, это такая попса!» А все потом подходили, пеняли мне: «Ну что же вы «Рощу»-то не спели, Лев Валерьянович!» И там после концерта выстроилась очередь за автографами, человек 500 стояли. Хорошая молодежь была на фестивале. Самая продвинутая публика: физтех, физмат, МАИ. И мне так понравилось, как принимали! Они так орали!
— Так, может, вам стоит потеснить наших роковых музыкантов, выступить в ночном клубе, со стоячим зрительским партером?
— У меня, между прочим, в свое время, в 70-е годы, когда я работал с «Мелодией», был самый крепкий джазовый оркестр в России. Потрясающие играли музыканты! Так что я и джаз люблю, и рок, а сейчас этой музыки вообще нет — попса такая! А наш рок — это и не рок вовсе, ну, может, Земфира — да. И то она не рок-певица, скорее исполнительница в стиле соул, поэтическая певица. Я понимаю, что рок — это и музыка, и поэзия, это стиль, протест, эпатаж, конфликты с обществом, государством… Может быть, и я сделаю три-четыре песни для концерта в клубе. У меня есть такие. Хорошие рок-баллады, которые мне негде петь, потому что моя публика, она приходит на другое.
— Пока мы ждем вашего будущего концерта для рокеров, расскажите о вашем сегодняшнем юбилейном бенефисе в Кремле.
— Это мой сольный концерт, всю фактуру для которого я придумал сам вместе со сценаристом и режиссером. Там есть привязка к моему творчеству, моим предпочтениям в музыке. Придут мои друзья: Игорь Крутой, Давид Тухманов, Александра Пахмутова, Вячеслав Добрынин, Лолита, Тамара Гвердцители, Жасмин. Придут Володя Винокур, Валера Меладзе, Коля Басков. Будут поздравления от «Комеди Клаб», Гены Хазанова, «Геликон-оперы». Приедут Фаррух Закиров, с которым мы будем петь дуэтом, Анатолий Ермоленко, Полад Бюльбюль-оглы, то есть соберется вся история Советского Союза. Это те люди, с кем я общаюсь, проживаю сегодняшнюю жизнь, популярные, знаковые исполнители. Я им доверяю, уважаю их. Вести концерт буду я и Яна Чурикова, которая поможет мне перелистать страницы моей биографии. То есть зрители придут не просто на концерт, а на день рождения. Может быть, кто-нибудь принесет крынку молока или коробку шпрот. (Смеется.)
— Ваше интервью — просто образец скромности, а между тем, благодаря заявлениям Демократической партии США, все знают, что именно вы продвинули Дональда Трампа на президентский пост (напомним, в агитационном ролике этой партии Лещенко был назван «российским миллиардером, спонсирующим предвыборную кампанию Трампа». — Авт.). Так что не только с Тухмановым у вас получилось удачное продюсерство. Трамп хотя бы звонил, благодарил?
— Да, смешная вышла история. Меня сейчас спрашивают: «Вы будете поздравлять?» Но я считаю, чем больше мы педалируем, что мы его знаем, любим, тем больше вреда ему наносим. Конечно, Трамп — человек очень неординарный, я наблюдал его, когда он приезжал в Москву, мы сидели рядом. Он потрясающий дядька: раскованный, очень внимательный, такой реальный... Вот! Он реальный человек! Буш, Обама, они же как отмороженные — не знают реальной жизни. А он правильно сказал: «Посмотрите, что такое Америка!» А Америка-то — это ржавые заводы и нищий народ. И ничего же не происходит. Они живут запасами прошлого и эксплуатируют разные страны. И безумные долги. Это же мыльный пузырь! И он правильно все акцентирует. Так что мне, конечно, смешно, что я оказался «миллиардером, который его профинансировал», но в принципе я — за.