«На трубе можно выучить абсолютно любого»
— Чем вам труба-то так понравилась? Громкая?
— «В трубу» пришел, потому что отец трубач. Сам я сцену любил, с трех лет пел песни какие-то — «Бескозырка белая, в полоску воротник, пионеры смелые спросили напрямик...». Знаете такую? Занимался, как все, на фортепиано, и вполне успешно...
— И чего бросили? Край наступил?
— Ну не край, просто папа с мамой перспективу смотрели — чтобы на рояле подняться, нужно колоссальное количество часов за ним провести. Сложно быть, извините, Рихтером... А вот трубачей мало. Ну я попробовал — и пошло. Рояль, при этом, не бросал. И педагоги требовали — да будь ты пианистом! Определяйся!
— Но душа тянулась к медному изделию?
— Все-таки меньше было затрат на трубу, меньше занятий, нервов... Рояль — очень нервная штука. Меня за собой звук трубы повел, позвал. Так и говорю с тех пор: труба — это мой голос.
— Тот же Денис Мацуев часто говорит — мол, с фортепиано у нас все блестяще, а духовой цех провисает...
— Я согласен, потому что если взять наши оркестры симфонические, это еще надо постараться найти первого трубача, первого валторниста... крепкую группу из них собрать очень сложно.
— Ну и почему? Мальчики в музыкалке на трубу не идут?
— Идут. Но проблема в технологии звуковоспроизведения. На скрипке и фортепиано не надо тебе строить губы и качать мышцы. А у трубача должна быть правильная система постепенного развития. Ее нет, любая система у нас в стране в принципе не очень работает. Понятно, что выстреливают яркие индивидуальности, очень музыкально развитые как Докшицер или Накаряков. Они пробиваются.
— То есть школы нет?
— Да школа есть, та самая отличительная мощь звучания у Марголина, у Володина, у всех мэтров... А системное, «поточное» воспитание среднего уровня — очень-очень провисает. И это одна из моих личных целей — проблему решать. Хороших педагогов мало. Да и классы раньше были закрытые — «не ходи к этому, не занимайся с этим», обмен информации был на нуле. А в Европе как раз всё нараспашку — целыми классами ходят друг к другу заниматься. Вон, в Америке духовые фестивали — в каждом штате. Так что коммуникабельность превыше всего.
— А что значит — качать губы? Каждый ли может быть трубачом?
— Любого человека можно научить прилично играть на трубе, даже если у него нет таланта. Хоть с толстыми губами, хоть с тонкими. А качать аппарат — это спорт, каждый день ты должен давать нагрузку, чтобы мышечная масса нарастала, давая тебе возможность играть «с запасом»: а то у нас много учеников, которые не могут сыграть два произведения подряд, — не знают, сколько им нужно тратить на звук, на мышцы. Опять возвращаемся — нет системы ежедневных занятий. Кто во что горазд.
— Правда ли, что духовику каждую ночь снится, будто он сфальшивит?
— А точнее — киксанет, не попадет на ноту. Если пианист или скрипач не возьмут ноту — этого практически никто не заметит, а если ты в соло промажешь — это услышат все. И да, это становится поводом к ночным переживаниям. Инструмент очень яркий, за другими не спрячешься. Трубу я всегда сравниваю с вокалом, только вместо связок у нас работают наши губы.
«Дети услышат тему из Kill Bill, и захотят сыграть также»
— Как вы относитесь к джазовым трубачам? Почему вы не там?
— Кто-то скажет — «джазовый трубач более свободен, а классический — скован». Так вот я не согласен. В классике ты — такой же импровизатор, только делаешь это с помощью уже написанной музыки. Ты также выражаешь свои эмоции. Да, у джазмена больше раскованности, своей стилистики выражения. Но сильно различать нас не нужно. Мы все — свободны, и это главное.
— Вы часто исполняете опусы, которые лично для вас написаны. С материалом нет проблем?
— Мэтры-композиторы горят желанием тогда, когда есть классные исполнители. Они должны видеть лицо артиста, они им вдохновляются, слышат его звук. Не будет артистов — не будет и произведений. Это тонкие связи. И мне лестно, что знаменитая Татьяна Смирнова посвятила мне несколько своих вещей для солирующей трубы и рояля, Александра Пахмутова сейчас в процессе написания произведения для меня... В Америке очень много пишется для брасс-ансамблей, для солирующей трубы. Без этого нельзя, потому что романтической музыки для трубы написано не очень много.
— Часто говорят — да, вон, иного прежнего великого пианиста сейчас бы и до первого тура конкурса Чайковского не допустили... а сколь вырос технический уровень трубачей в новейшее время?
— Ну... класс растет в связи с техническими возможностями самого инструмента, труба модернизируется, становясь более гибкой, стройной, с возможностями исполнения верхнего регистра, или, напротив, нижних нот. И звучание разное, краски, потому что отличается система распределения воздуха, сплавы. У меня лично много инструментов, «Ямаха», например. К тому же новая музыка, которая пишется для брасс-ансамблей, также поднимает уровень.
— А сколь долго труба живет? А то кто-то мне говорил, что это не скрипки, трубы должны быть только новыми...
— Ну я недавно купил французскую трубу, которой уже лет пятьдесят. Шикарный звук, отличается от всех сильно. Это важно, потому что для каждого произведения, ты подбираешь особый инструмент, свою окраску, чтобы правильно передать характер.
— А что можно и что нельзя делать трубачу перед концертом?
— Ой, кому-то нужно отжаться, чтобы чувствовать себя комфортно, в спортзал сходить... всегда нужно делать упражнения на руки-ноги, особенно на пресс. И, конечно, правильно питаться. Потому что если ты выходишь на сцену и хочешь спать или есть, то концентрация может в момент потеряться, живот забурлит, руки затрясутся. И всё. Без запаса прочности — никуда.
— А играть нужно каждый день?
— Ну это как спортсмен, который готовится к Олимпиаде. Качай мышцы, будь в форме. Есть же знаменитая фраза: один день не позанимался — услышишь ты, два — услышат твои близкие, три — весь зал. Нет, иногда даже требуется отдых: губы нельзя переигрывать, баланс нагрузки иной, нежели у пианиста.
«Конкурс в Америке по 250 трубачей на место»
— На пропаганду трубы повлияли бы парковые духовые оркестры?
— Почему нет? Сейчас это мало-помалу оживает, вон, в Туле, в Москве проходят духовые фестивали, где ребята в парках играют музыку из современных фильмов. В целом, это благотворно воздействует на детей: услышат тему из Kill Bill и захотят также сыграть это на трубе...
— Но, как мы и говорили, учатся на трубе многие, но потом почему-то сходят с дистанции...
— Ну да, ведь если ты не попадаешь в хороший оркестр, кушать тебе придется значительно скромнее.
— Обязательно ли для трубача уезжать учиться на Запад? Как в случае со струнными...
— Да, это очень важная история. Безусловно, те студенты, которые берут уроки в Европе или в Штатах, сильно продвигаются в плане технологий, в плане развития своего аппарата. Очень много серьезных педагогов в США, и к ним нужно ездить, брать мастер-классы, расширять свой кругозор в плане стилистики — барочная музыка или современная... все это дает фундамент для того, чтобы стать настоящим артистом.
— Кстати, в штатовских оркестрах нет «провисания» с трубачами, как у нас?
— У нас с детства тебе дают скрипку или фортепиано. А там любому ребенку дают трубу. В каждом университете есть свой духовой оркестр, выступают на спортивных аренах, на бейсбольных матчах. Количество трубачей на место в хороший оркестр может варьироваться от 70 до 250. Я постоянно участвую в Международной гильдии трубачей, и слышу на каком уровне находятся там ребята. Хотя там есть свои сложности с музыкальной выразительностью, которой у нас уделяется много внимания. Ведь это и есть секрет хорошего артиста — техника и выразительность.
— А вот ваша вторая жизнь — дирижерство, — сколь она помогает трубе?
— Дирижерство сильно толкает вперед, пришел я к этому в позднем возрасте, до этого просто не ощущал морального права встать за пульт. Дирижер должен быть авторитетным музыкантом; помню первые выходы в 2009-м — это как нырнуть в неизвестность. Но с самого начала я знал: мне есть, что рассказать людям. Я наполнен. Чтобы стать настоящим дирижером, ты как пилот, должен налетать часы. За один-два-пять лет ты не можешь научиться по-настоящему завлекать артиста. Нужен опыт. Время. Понятно, что это накладывает отпечаток и на мое трубное исполнительство — сильно вырастаю как музыкант.
— То есть без минимум пяти лет за пультом дирижером не стать?
— Ну а как? У тебя постепенно, такт от такта развивается образное мышление. А это дает свободу в передаче информации коллективу, становятся информативными и наполненными жест, мимика, поворот тела. Ты как копилка — копишь, копишь, копишь...
— Сейчас уже стало очень немодным давать помногу репетиций оркестру. Качество не страдает?
— С тем графиком, который имеют ведущие оркестры, давать много репетиций невозможно. И это печально, поскольку искусство превращается в машину. И, порою, из-за этого страдает качество.
— Часто наши дирижеры на репетициях прибегают к массе словесных образов — а здесь птичка села не ветку...
— Чем доступнее для музыканта, тем лучше. Однако, много говорить дирижер не должен. Но должен показывать взглядом, выражением лица. Быть остроумным, как, скажем композитор Стравинский, когда он стоял за пультом. Надо давать импульс. И если хоть одного человека в зале твоя энергетика, твоя трактовка цепляет, то это самая лучшая награда дирижеру.