Замечу, что длинноносый писатель крепко подцепил эту парочку: они уже дважды прошли по следам классика и сделали интересные проекты «#авторжжёт» и «Игроки». Теперь в пространстве «Нового крыла» художники исследуют трансформацию образа писателя в коллективной памяти. Для чего взяли «Портрет» — не в раме золоченой, а повесть в переплете, вычленили из нее сюжетообразующий мотив и предложили зрителям начать собственное исследование, чтобы найти наиболее точный визуальный образ писателя.
А для этого надо двинуться сквозь череду загадочных комнат, где — противоречивые воспоминания современников о внешности Николая Васильевича. А они писали о нем без пиетета и пафоса, потому как современники, а не коленопреклоненные потомки. «С первого взгляда на него меня всего более поразил его нос, сухощавый, длинный и острый, как клюв хищной птицы» — таким видел его Панаев. А по воспоминаниям П.А.Кулиша Гоголя «в Петербурге некоторые помнят щеголем; было время, что он даже сбрил себе волосы, чтобы усилить их густоту, и носил парик». Свыше пятидесяти различных его изображений, предоставленных фондом музея, предлагают пытливому зрителю создать портрет своего Гоголя.
— Оказалось, что в музее много самых разных экспонатов, — рассказывает «МК» художник Алексей Трегубов. — Например, разные его портреты, тканые, керамические, бронзовые — словом, своеобразные образцы рефлексий разных художников 70-х.
— То есть застойных советских годов. Интересно, отложили ли они отпечаток на Гоголя или он времени неподвластен?
— Время отразилось, и эти работы показывают, что люди видели Гоголя довольно пафосно: есть красивые Гоголи, но больше наивные.
— Есть ли раритеты среди этих экспонатов?
— Есть, например, графический набросок Николая Васильевича на смертном ложе. Или его живописное изображение ХIХ века работы автора, неизвестное широкой публике. Мы оттолкнулись от имеющихся экспонатов и как бы показали трансформацию писателя во времени. То есть, когда обладаешь такой коллекцией, становится понятно, что нужно делать не иллюстрацию к его произведениям, а рассматривать Гоголя сквозь призму времени — из прошлого в настоящее.
— А у тебя какие отношения с Гоголем? Есть особо любимое произведение?
— Отношение к нему у меня, я бы сказал, такое аккуратное. Я в восторге от его творчества, и, когда берешь произведение и размышляешь над ним, такие массивы мыслей всплывают, которые ты потом встречаешь у самых разных художников. И это больше всего потрясает. Когда я еще работал над «Игроками» (предыдущий проект Трегубова и Румянцевой), то буквально влюбился в этот текст. Потом чудеса его драматургических приемов я находил в голливудских сценариях.
— На выставке просматривается четкая схема подхода к образу. Значит ли это, что этот вполне удачный прием можно использовать при работе в других литературных музеях — например, в Булгаковском доме, музее Марины Цветаевой?
— Я сотрудничаю с другими музеями, но понимаю, что везде своя специфика. Например, с Пушкиным так нельзя, как с Гоголем: у Пушкина тексты кристально чистые, прозрачные и сложно погружать их в современную среду, да и не нужно это. А у Гоголя всегда есть некая дистанция, внутри которой возможны интерпретации и толкования.