— Для вас это третий ММКФ?
— Я был здесь неоднократно в качестве гостя, а как участник приехал в третий раз. Дебютировал с «Йя-хха!», потом мы представляли в Москве новую программу казахского кино, и вот теперь я в жюри. Нам предстоит посмотреть и оценить 13 картин.
— Вы вспоминаете годы учебы в Москве как лучшую пору своей жизни. Что это было за время?
— Москва всегда была большим космополитичным городом, в котором смешано много этнических групп и национальностей всего Советского Союза. Столица! Она в принципе и остается такой. С той разницей, что теперь нет страны, в которой все мы жили. Приезжая в Москву, человек чувствовал себя на своей земле.
— А теперь она становится недоброжелательным городом.
— Просто она столица другого государства. Не стоит преувеличивать ее недоброжелательность. Я себя здесь вполне комфортно чувствую.
— Это потому, что вы европеизированный человек.
— Я знаю, с какими проблемами сталкиваются люди с ярко выраженной азиатской внешностью. Каждый живет в своем кругу. С возрастом я все больше становлюсь самим собой. Оцениваю людей не потому, что у них написано в паспорте или на лице. Главное то, что в душе, сердце, голове.
— Что это за феномен, когда один курс заявляет о себе как о «новой волне»? Все были такие талантливые?
— Сергей Соловьев приехал в Казахстан с оператором Павлом Лебешевым и провел принципиальный отбор. Блатных не брал. Выбрал талантливых людей. Мы обсуждали работы друг друга, быстро набили руку на площадке. Мы учились друг у друга. Я архитектор по первому образованию. А в архитектуре нет возможности выразить содержание иначе чем через форму. И в кино я сторонник этого.
— Сколько лет прошло после гибели Виктора Цоя, а его песни до сих пор волнуют людей.
— Уйдя молодым, он молодым и остался. Он не состарился. Вместе мы проводили дни и ночи. Для меня он действительно не умер. Часто задают вопрос: «Могли бы вы снять документальный или игровой биографический фильм о Цое?». Нет, не могу. Если я пойду на такой шаг, то для себя его похороню, соглашусь с фактом, что мы говорим об ушедшем человеке. Снимать игровой фильм, где Цоя кто-то будет изображать, для меня неприемлемо. Сам принцип нашей работы с ним заключался в том, что Виктор не перевоплощался в своего героя, а оставался самим собой. Это совершенно другой тип актерской игры и другой тип личных отношений.
— Вам стало важнее заниматься продюсерскими проектами?
— Продюсирование — креативная работа, не административная. Продюсер — это мотор, центральный двигатель фильма. В советское время вообще не было такой профессии. В роли коллективного продюсера выступало Госкино, студия, осваивающая государственные деньги. Сейчас продюсерское кино развивается, а другого пути и нет. Но я, надеюсь, и сам снять кино.
— В Казахстане благодать с кино? Многие смотрят на вас с завистью.
— Хорошо там, где нас нет. Везде сложно. К этому нужно с благодарностью относиться. Сложности ставят перед тобой проблему, которую надо решить, и ты, решая ее, развиваешься. Чем больше препятствие, через которое предстоит пройти герою, тем интереснее фильм. Я это и на жизнь распространяю.
— Зачем вы взялись за проведение фестиваля «Евразия» в Алма-Ате?
— Я бывал на многих киносмотрах. У меня есть представления о том, на какой фестиваль я хотел бы приехать. Попытаться его сделать в моем родном городе Алма-Ате — это творческая задача, которую интересно решать. На «Евразии» важную часть занимает программа Казахстана и Центральной Азии. По-другому и быть не может. Но он международный. Кинофестиваль существует не только для специалистов и кинокритиков, но и для зрителей. Они имеют возможность познакомиться с фильмами, которых нигде больше не увидишь.
— Удается получать приличные фильмы? ММКФ бьется над этим много лет.
— Трудное это дело. За 12 лет, что существует «Евразия», престижного бренда не появилось, ради которого кинематографисты отдавали бы нам право на премьеру. Нельзя их винить за то, что они стремятся попасть в Локарно и Венецию. Надо фестивалю стать престижным. За год такую проблему не решить.
— Что у вас за проект о киностудиях, эвакуированных в годы Великой Отечественной войны в Алма-Ату?
— Мне его предложили. Я сразу понял, что у него хороший потенциал для сопродукции с Россией. Действие происходит в Алма-Ате в годы войны. Пока нужен стартовый литературный материал, интересные герои — Эйзенштейн или кто-то другой. Многие актеры нашли в Казахстане свою вторую родину и остались лежать в нашей земле, как исполнитель роли Фурманова в фильме «Чапаев» Борис Блинов. Это будет игровая картина.
— Раз вы после нескольких лет жизни во Франции вернулись на родину, значит, в Алма-Ате вам хорошо?
— Чтобы жить интересной творческой жизнью, нужно самому наполнять ее чем-то. Если человек этого не может, ему плохо будет везде. Мне комфортно жить в Алма-Ате во многом потому, что я там родился, в том числе и физически комфортно. Определенная высота над уровнем моря, смена времен года, ритм, который ты воспринимаешь с детства, — все это сказывается. Главное — могу ли я что-то делать, творить. Я все время в движении. Ловлю себя на том, что у меня кочевое сознание. Видимо, это передается на генном уровне. Наступает весна, и кочевник кочует со стадом, потом возвращается на зимовку. Все циклично. Где бы я ни был, понимаю, что это часть пути. Это не клетка, в которой сижу на привязи. Рано или поздно буду там, где мне хорошо, где живет моя семья и дети. Я отдал их воспитанию много лет. Они стали взрослыми, независимыми людьми и не нуждаются в моей повседневной опеке. Пока они учатся во Франции, но у каждого будет свой путь. Необязательно быть привязанным к одному клочку земли.