Александр Роднянский — президент фестиваля «Кинотавр», куда картина Серебренникова отправится из Канн, порадовался за своих коллег: «Приятно, что у фильма «Ученик» — молодые продюсеры. Первую картину, «Холодный фронт», они сделали с Романом Волобуевым, а уже второй их проект приглашен в Канны. Это большой успех». «Ученик» снят по пьесе немецкого драматурга Мариуса фон Майенбурга, уже поставленной Серебренниковым в «Гоголь-центре». Спектакль идет там под названием «(М)ученик». После того как фильм был готов, кто-то из наших коллег предложил авторам фильма обратиться в патриархию, коль скоро затронута религиозная тема. Но возник вопрос: есть ли у патриархии компания по прокату?
Вот что рассказал Кирилл Серебренников перед своим дебютом в Каннах.
— Как ваша картина оказалась во втором по значимости конкурсе? Вы действовали самостоятельно или же показали ее отборщику фестиваля Жоэлю Шапрону?
— Мы сами отправили наш фильм на фестиваль и узнали о том, что участвуем в конкурсе после официальной пресс-конференции в Париже, где и была объявлена программа. Никакого специального письма до этого от дирекции фестиваля не получали.
— Так как же правильно называть ваш фильм — «Ученик» или «(М)ученик»?
— «Ученик». Вы же понимаете, что если фильм выйдет у нас под вторым названием, то тут же возникнут вопросы: «Что это за мученик? Чего он, собственно, мучается?» И люди не пойдут в кино. К мученикам у нас интереса нет. К сожалению, авторское кино воспринимается с гораздо большим интересом где-нибудь в Европе, нежели в России. Хотя теперь и артхаус изменился. Он уже не такой лютый. Режиссеры снимают кино, которое интересно хоть какому-нибудь зрителю. Лично я пришел бы в паническое состояние, если бы публика начала сравнивать мой фильм со спектаклем. Это разные произведения. Правда, спектакль в «Гоголь-центре» посмотрели не так много зрителей в масштабах страны. В западном прокате такие фильмы, как «Ученик», не считаются непреодолимо скучными, сложными для обычного человека. «Ученика» уже купили несколько европейских стран. Его покажут не в арт-школах или подвалах, где собираются очень умные люди, а в обычных кинотеатрах. Российского прокатчика у нас нет.
— Невозможно поверить, что вы просто так сняли свой фильм, как рассказываете. Наверняка не все оказалось досказанным в спектакле и захотелось продолжить тему.
— Не хочу об этом говорить до премьеры. Но кино почти всегда возникает странно. К вам приходит продюсер и предлагает что-нибудь снять. Обсуждаются разные замыслы, иногда нет ничего конкретного. Продюсер идет на твой спектакль и говорит: «Так вот же, это и надо снимать». Так у нас родилась идея. Их много, и какая в тот или иной момент реализуется, не знаешь. В семени миллион сперматозоидов, но какой превратится в человека, неизвестно.
— На что вы надеетесь, приехав в Канны?
— Фестивали существуют для того, чтобы картины были предъявлены зрителю. Участие в них существенно для продвижения фильма. Дело не в соревновании. Мы же не скаковые лошади. В искусстве соревновательности нет. Важно другое: вчера про твою картину никто не знал, а сегодня знают многие. Упоминания о нашем фильме появились на множестве сайтов, его покупают разные страны, к нему большой интерес. Фестиваль — часть индустрии, и он приближает фильм к широкой зрительской аудитории.
— Ваша картина сделана без участия государства?
— Да, она вообще снята за копейки. Мне нравится, что в России появляется независимое кино. Оно как реакция на то, что нас пытаются приучить к мысли: кто платит, тот и заказывает музыку. А такая стратегия губительна. Она сегодня не работает. Хорошо, заказывайте свою музыку, а мы будем сочинять свою. Желание снимать кино выходит из государственного протектората.