Театр им. Моссовета. Желающих посмотреть «Пьяных» больше, чем посадочных мест, поэтому в оркестровой яме выставили два ряда, и на них усадили своих, театральных. На приставных стульях у рядов жмутся известные художники, артисты, да студенты, которым повезло протыриться на БДТ. Постановки этого театра, особенно современные, вызывают большой интерес. А тут — пьеса Ивана Вырыпаева, который считается одним из лучших драматургов нашего времени. Собственно это и подтвердила новая постановка Андрея Могучего.
Понятно, что пьяные люди — это метафора, абсурд, которые позволяют автору проговорить что-то главное, разобраться в человеке, заблудившемуся в самом себе и в мире. На трезвую голову это уже невозможно — как говорится без поллитра тут не разберешься. Поэтому герои вырыпаевской пьесы не стоят на ногах — и мужчины, и женщины ходят и бегают по наклонной плоскости зигзагами, заплетая ногами, да просто валясь с угрозой покалечиться. Насчет покалечиться не получится, поскольку сценография Александра Шишкина учитывает фактор риска: наклонная плоскость из дерева покрыта мягкими матами. Они, кроме амортизационной функции, помогают артистам изображать пьяных — ноги немного утопают в мягком материале, отсюда и всеобщая неустойчивость.
Первый акт — это четыре сцены с людьми разных возрастов и социальных слоев: от уличной проститутки в балетной пачке до менеджеров банков и банкиров в стильных костюмах. Каждый со своей проблемкой или комплексом, о которых они талдычат, повторяясь, как заведенные неваляшки. Обмен репликами, короткий и рваный: один бросает мяч: «Твою маму убил кот» — другой, получив пас, отдает обратно: «Мою маму убил кот? Моя мама жива» — «Твою маму убил кот» — «Моя мама жива». Ну, что здесь, кажется, такого? Но из бесконечных повторов и мини-историй вырисовывается история каждого, которая во втором акте складывается в общий пазл.
Тут Вырыпаев мастер — слово, сказанное в начале, находит своё место в предложении середины действия и срастается с общим текстом в финале. Всё логично, остроумно, концы с концами ловко сходятся, не увязываясь в запутанные узлы, что редко можно наблюдать в современной драме. Но не только профессиональным умением сильна эта пьеса, а идеологическим посылом. Об этом позже.
Пока же посмотрим, что происходит на наклонной плоскости. Две пары пьяных, но дорого одетых людей обсуждают смерть мамы от кота (будто бы животное оказалось аллергичным). Тот, что ноющим голосом отстаивает бессмертие мамы, признаётся, что переспал с женой друга, а тот покачивается рядом. Или четыре пьяненьких молодых менеджера гуляют на мальчишнике перед свадьбой одного из них. Встречают уличную проститутку в балетной пачке, которая говорит цитатами из фестивального фильма. А в следующей сцене директор этого самого фестиваля, который знает, что через четыре месяца умрёт от рака, этими же самыми цитатами говорит с проституткой. А менеджер женится не на той, что планировал, а на пьяной девушке на остановке — от нее в первом акте ушел жених.
Во втором акте все пути сойдутся, сплетутся и выяснится, что, находясь в состоянии нестояния, каждый ищет любви и Бога. Причем, имя последнего используется в жёстком контексте с употреблением неблагозвучных слов, типа «говно» — именно в нём утопают герои. Просто погрязли по уши, ноют, жалеют себя, валяясь, в вонючей жиже — так устроен современный человек, не имеющий особого желания выбираться из уютной говняной норки на говняной планете. Что интересно, многократное повторение в разных комбинациях этого слова ничуть не оскорбляет зал — а это признак того, что не о нём речь: в контексте, в подтексте любовь и жалость. У Вырыпаева она выражена жёстким глаголом повелительного наклонения «Не ссать!». Перед Богом. И это выход из норки, куда люди по слабости своей или недоумию загнали себя.
Очень хороша работа актеров, несколько из них номинированы на «Золотую Маску» — Марина Игнатова, Анатолий Петров. Как и сценограф Александр Шишкин с режиссером Андреем Могучим, которые сумели из пьяных заблудших сделать разумных трезвых.