- Может ли сегодня мультипликатор себя прокормить? Посоветуете ли идти в эту профессию молодой девушке?
- Если девушка выйдет замуж за обеспеченного человека, тогда у нее не будет проблем. Но мультипликация может прокормить. Я же живу. Богатства не обещаю, но счастливую и интересную жизнь - да.
- Все ли из того, что вы хотели сделать, удалось реализовать?
- Что хотел, то снял. А получилось или нет - это уже вопрос к зрителю. Я делаю фильмы для всех. Верю в то, что дети со временем станут взрослыми, и нескромно надеюсь, что они посмотрят мои фильмы не один раз. Я не создаю на века, не ставлю себе такой задачи. Снимаю о том, что меня волнует. К созданию просто смешных фильмов, ради ржачки, я не готов.
- Способствует ли отечественная мультипликация воспитанию достойных людей?
- Не льщу себя надеждой, что анимация может изменить сознание. Она может на него влиять. Но брать на себя такую ответственность она не должна. Ради чего снимается кино? Хочу достучаться до тех, кто имеет иную точку зрения, на мой взгляд, - неправильную. Я пытаюсь разубедить в этом. Анимация сегодня ударилась в коммерческую развлекательность. Отражение реальности есть в авторской мультипликации, которая у нас не очень популярна.
- А какие работы ваших коллег произвели на вас впечатление за последнее время?
- В фаворитах - сделанный несколько лет назад фильм моего ученика Александра Петрова «Моя любовь» Мне нравятся работы Константина Бронзита, в том числе и номинированные на «Оскара» «Уборная история – любовная история» и «Мы не можем жить без космоса».
- Слышали о скандале, который разгорелся вокруг Константина Бронзита и его поездки на церемонию «Оскара»? Министр культуры обвинил его в самопиаре.
- Я верю Бронзиту, а министру Мединскому не верю, и уж тем более в самопиар Бронзита. Это очередной ляп Мединского.
- Почему вы пошли в актеры, а потом распрощались с этой профессией?
- Виноват в этом театр. Я работал в Театре имени Гоголя, и там легко было разочароваться в актерской профессии. Через пять лет пыль кулис меня уже не вдохновляла. Но сожалеть мне не приходится. Я обрел другое.
- Люди собирали деньги на ваш фильм «Слушая Бетховена». Вас теперь приводят в пример, как рекордсмена краудфандинга, наряду с Борисом Гребенщиковым. Но ответственность велика перед теми, кто отдал вам свои кровные.
- Я снял «Слушая Бетховена» на народные деньги. Наверное, сказалось неплохое отношение ко мне и к тому что я делала на протяжении сорока лет. Я прекрасно понимал всю степень ответственности и очень переживал, чтобы люди, посмотрев мой фильм, не сказали: «И на эту дрянь мы давали денежки!». Я показал нашим акционерам картину «Слушая Бетховена». Никто из них не плюнул в мою сторону, все остались довольны. Я говорил им, что мне не очень удобно просить деньги. Но из зала раздались крики: «Просите. Поможем». А в Минкульт обращаться - я зарекся. По инициативе Владимира Спивакова мой фильм показали в Доме музыки. Три моих картины сопровождало выступление оркестра. В первом отделении показали «Гадкого утенка», во втором – «Чучу»-3, а под финал - «Слушая Бетховена». Я обратился к Владимиру Спивакову, когда снимал этот фильм. И он аранжировал мне музыку Бетховена, а оркестр записал. И поставил одно условие: «Мы будем писать музыку бесплатно». А потом позвонил и сообщил: «Я поступил, как Хрущев, - по-валюнтаристки. Нарушил демократические принципы. Не посоветовался с оркестрантами». Он их собрал и поставил вопрос на голосование: «Кто за то, чтобы записать для Гарри Бардина музыку бесплатно?» А я горжусь тем, что оркестр проголосовал единогласно. Я приветствую краудфандинг, возникший в Америке в 2009 году. Там дело доходит до того, что старушки через него собирают деньги на курортное лечение, операции и отдых. И народ скидывается. Это благородно. Собирают деньги на пластинки, спектакли, кино. В пику власти, выстроившей вертикаль, народ выстраивает свою горизонталь. Как пел Булат Окуджава - возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть по- одиночке.
- Что вы испытываете — тревогу страх? Рухнули ли ваши надежды?
- Есть разочарования, тревоги, но страха я не испытываю. А за внуков беспокоюсь. В какой стране они будут жить? Меня больше заботит то, когда, наконец, начнут говорить правду. Количество лжи зашкаливает. Столко не было даже в брежневский застой. Был у нас диктор Юрий Левитан, которому доверяли. А нынешних его коллег я называю клеветанами. И они формируют сознание зрителя, не я со своей мультипликацией. Да ее и мало кто видит — по телевизору не показывают, разве что в интернете. Поэтому я на пиратов не сержусь. Меня заботит то, что мы оцениваем историю, подминая ее под сегодняшний день. Как двойки в дневнике подчищали когда-то, чтобы мама не волновалась, также поступают и с историей. Мы подчищаем черные страницы истории. Иначе, как беспамятством это не назовешь. Когда общественную организацию «Мемориал» приравнивают к статусу иностранного агента - это безнравственно. Предавать забвению прошлое - недостойное занятие.
- Какие у вас взаимоотношения с сыном – режиссером Павлом Бардиным?
- У нас - общие взгляды. Мы с ним смотрим в одну сторону. Если бы разные были, то я бы, наверное, отрекся от него.
- Что за страсти опять вспыхнули вокруг картины Павла «Россия 88»?
- Судьба этой картины не задалась, хотя ее премьера состоялась на Берлинском кинофестивале. Она была заявлена в конкурсе, но из-за напора России, опасавшейся, как бы фашисты не дали приз российскому фильму про фашистов, ее показали в другой программе. На фестивале «Дух огня» в Ханты-Мансийске она получила приз. Но потом власть очухалась, посыпались обвинения, срывались показы. Автобусы с сотрудниками ФСБ подгоняли к кинотеатрам под предлогом, что там заложена мина. Грубо работали в полной уверенности в своей безнаказанности. Какой-то умник в Санкт-Петербурга подал моего на сына в суд, обвинив в экстремизме, в то время, как он выступил против неонацистов. По моему мнению, власть должна была поддержать такую картину. Потом в Самаре преподаватель университета подал обратился в судебные инстанции. И если бы суд счел фильм экстремистским, то показывать его в России было бы нельзя. А мой сын получил за «Россию 88» кинопремию «Ника» в номинации «Открытие года». Так что теперь у нас на двоих в общей кошелке шесть «Ник». Я горжусь им. Он совершил гражданский поступок. А спустя семь лет уже в Нарьян Маре Павла обвинили в том, что неонацисты в каком-то ролике используют кадры из его фильма. Но они могут и из фильма «Освобожение» Озерова взять кадры с Гитлером. Так что же запрещать «Освобождение»? Это же глупость несусветная. Правда, уже вечером того же дня Генпрокатура сняла с «России 88» все обвинения. Но в течение целого дня картина была запрещена. У меня душа болит за сына. Он снял 16-серийный фильм «Салям Масква». И вот уже несколько лет он лежит на полке у Эрнста. Я фильма не видел. Но в Омске на фестивале «Движение» он получил призы за сценарий и изображение. Портят моему сыну биографию. Ему 40 лет. Это самый плодотворный возраст для режиссера.
- Вы сами страдали за свою позицию?
- До сих пор страдаю. А разве мой сын не страдает? Разве на нем нет черной метки, как и на мне? Когда вы меня видели в последний на центральных каналах? Я сам себя задвинул. Вышел из Союза кинематографистов, не хожу в Министерство культуры. Оказался на обочине. Я выступаю за справедливость. Человек не может называться гражданином, если живет, как трава. Не могу не входить туда, куда входят порядочные люди, каковым я себя тоже считаю. В моем возрасте пугаться уже нечего. Я - патологический оптимист. Жить в России без юмора – это конец. Тогда надо мылить веревку и искать крюк. Когда слышу разговоры по поводу импортозамещения, вспоминаю песенку, которую пел Олег Ефремов в фильме «Айболит 66»: «Это даже хорошо, что пока нам плохо». Вспоминаю и слова Владимира. Зельдина, сказанные на его 100-летии: «Нам раньше говорили, что будем жить лучше, а теперь нашим детям говорят, что хорошо мы жили тогда».