Последний раз гастроли этой труппы проходили 4 года назад на сцене Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко, когда у руля театр стоял Владимир Урин, а руководителем международного отдела была его жена Ирина Черномурова. Именнно она и подружилась с гением современного балета и затеяла грандиозный проект с переносом лучших сочинений мэтра ( «Чайка» и «Русалочка») на русскую сцену.
После того как два с половиной года назад Большой возглавил Владимир Урин, а начальником отдела перспективного планирования и спецпроектов стала Черномурова, вполне естественно было ожидать, что амбициозный проект связанный с Ноймайером перекочует в Большой. И гастроли знаменитой гамбургской труппы являются как раз его продолжением. На них хотели показать «Золушку» и «Ромео и Джульетту», но что-то изменилось и в результате мы увидим «Пера Гюнта». Зато в следующем сезоне планируется премьера оригинального, созданного специально для Большого, балета «Анна Каренина»
Такое изменение планов однако только увеличило ажиотаж вокруг гастролей – ведь именно с этого сочинения Джона Ноймайера и началася «роман» русской публики с творчеством знаменитого гамбургского хореографа. Последний раз труппа Ноймайера выступала на сцене Большого больше 25 лет назад, и тогда мэтр как раз и презентовал здесь свое новое, созданное как раз ровно за год до гастролей, сочинение. Успех этого грандиозного даже по нашим меркам трехактного балета длившегося более 3-х часов тогда был настолько велик, что ходили упорные слухи о планах переноса балета на сцену главного театра страны. Тогда не состоялось и с творчеством Ноймайера Большой встретился лишь 14 лет спустя, когда на его сцену был перенесен «Сон в летнюю ночь», а затем еще через 10 лет когда с грандиозным успехом прошла премьера «Дамы с камелиями» с неповторимым дуэтом г Светланы Захаровой и гамбургского премьерв Эдвина Ревазова в главных ролях.
С тех пор как «Пер Гюнта» впервые показали на сцене Большого много воды утекло. Балет созданный как вольная интерпретация знаменитой пьесы норвежского драматурга Генриха Ибсена и как всегда у Ноймайера размытый в пространстве и времени исследовал причины и следствия нравственной деформации людей и стал бесспорной классикой XX века. Его действие протекает во временных границах от конца века XIX до середины XX столетия, а финал вообще «вытекает» за грань временных границ. У нас творчеству Джона Ноймайера и конкретно этому балету даже посвящена интереснейшая монография специалиста по творчеству этого хореографа Натальи Зозулиной.
И вот новая встреча с этим шедевром. Правда нам предстоит увидеть совершенно другую, новую редакцию - премьера ее состоялась в Гамбурге в конце июня этого года.
Ну а тогда в 90-ом именно благодаря «Перу Гюнту» в России возникла новая волна интереса к творчеству Альфреда Шнитке, великого композитора , стараниями партийных бонз в те времена на долго отлученного у нас в стране от слушателя. Ведь уже с самого начала Ноймайер задумывал свой балет вовсе не на музыку Эдварда Грига, написавшего по мотивам пьесы Ибсена замечательное и всем известное сочинение. Его сразу привлек Шнитке, музыку которого он впервые услышал по радио как раз тогда, когда искал её для балета «Трамвай «Желание» по Теннесси Уильямсу.
Уже использовав его сочинения так же для своего «Отелло», Ноймайер предлагает композитору написать музыку специально для нового балета. На выбор обсуждались две темы: балет по Чехову, поскольку много лет хореограф мечтал поставить чеховские «Три сестры», и «Пер Гюнт». Остановились в итоге на ибсеновской теме. Ноймайером был так же написан сценарий, но едва начавшаяся работа неожиданно прервалась. Композитор смертельно заболел. Однако балетмейстер готов был ждать, поскольку без музыки Шнитке просто не мыслил свое сочинение. Особенно «Бесконечное адажио», задуманное хореографом в финале балета, где действие происходит за гранью реальности, пространства и времени. Эта потрясающая сцена, происходящая как и у Петипа в «Баядерке» уже в иных сферах бытия и перемещающая главных героев в Вечность, по общему мнению является откровением хореографа и композитора. «То что там звучит, это все темы предыдущих сцен, - объяснял после премьеры Шнитке. – Но они теперь звучат не подряд, а накладываются друг на друга – как облака. Одна тема доигрывается, а другая уже звучит. И вот это несовпадение граней многочисленных тем создает ирреальную картину…»
А вот, что об этой картине говорит Джон Ноймайер:
- Эпилог уводит нас в сферу, которую Ибсен быть может слегка затрагивает, но не углубляется в неё. Когда я смотрю эту вещь в драматическом театре, то каждый раз меня разочаровывает внезапный конец. Всю свою жизнь ждет Сольвейг возвращение Пера, и я жду вместе с ней. Наконец, он возвращается. И тут я хочу быть свидетелем этой встречи. Но даже если эту сцену играют медленно, она длится всего не более 3 минут. Такая концовка меня не удовлетворяет. Идея завершающего бесконечного адажио – это спиритуальный и метафизический центр всего произведения. Это микрокосмос в макрокосмосе произведения.