Подхожу к дому по адресу Сивцев Вражек, 44/28. Рядом — руины старинной постройки, куча каменного мусора. Мимо не пройдешь, поскольку зрелище впечатляющее. Потом мы вернемся туда с Сергеем Никоненко и группой жителей соседних домов. На протяжении нескольких лет они бьются за приведение в надлежащий вид исторической усадебной территории. Вместе с Сергеем Петровичем проходим по музейным залам. У каждого предмета — своя история.
«Люди уничтожили старинные постройки и еще не сидят в тюрьме»
— Пару лет назад я жила в перестроенном «Англетере», в номере, который расположен на месте рокового, есенинского. Удивительно, что из этого еще не сделали бизнес. Охотников пожить там нашлось бы немало.
— До того как «Англетер» был разрушен, я ходил в номер, где погиб 90 лет назад Есенин. Обратите внимание, у нас хранится книга прошлого века с его автографом. Есенин читал дневники Достоевского и в семи местах кое-что подчеркнул карандашиком. Я понимаю, что искал Сергей Александрович у предшественников в их исследованиях русского менталитета и русской культуры. Опору! Есть у нас и автограф его сына Георгия, которого родственники называли Юрием. Вот его расшитая рубаха.
Мы не только раритеты, связанные с Есениным, собираем, но историческую Москву сохраняем. В этом квартале жили удивительные люди. Посмотрите на их лица. Вот Павел Флоренский, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин. Лев Толстой приходил к философу Соловьеву. Здесь три месяца в доме 53, стр. 1, прожила самая красивая женщина России Наталья Николаевна Гончарова. Ни в том ли доме, где и Пушкин, в квартире второго этажа проживал брат Петра Ильича Чайковского? В 1921 году здесь работал Окружной самодеятельный театр Красной Армии под руководством Жемчужного. Там бывали Маяковский, Мейерхольд, Луначарский. Среди актеров был Эраст Гарин. Я с ним даже водочки успел выпить.
— А что это за руины рядом с вашим центром?
— Девелоперы, владеющие большими средствами, хотели здесь еще при Лужкове построить дом в стиле хай-тек. Причем на месте городской усадьбы начала XX века, принадлежавшей потомственным гражданам Москвы Лопатиным. Безнаказанно были уничтожены старинные постройки. Их превратили в руины. Но разрушение удалось приостановить. Заметьте, виновники еще не сидят в тюрьме. Мне это непонятно. Есенинский центр учредил фонд правовой защиты объектов культурного наследия Сивцева Вражка. Я стал его президентом. Вокруг нас сплотилась инициативная группа жителей, и мы начали борьбу с варварской застройкой. Наш центр стал очагом сопротивления. Если бы во Франции нашелся дворик, где жили Мольер, Стендаль, Беранже и Бодлер, его бы как зеницу ока берегли. Нам тоже удалось сберечь свой двор от дальнейшего разрушения, но сейчас там руины. Необходимо вернуть исторический облик этому месту.
Самое удивительное, что нашелся человек, утверждающий, что это он спас усадьбу, а не мы. Как будто не били бейсбольными битами актера Игоря Пушкарева за то, что выступал против нового строения. Игорь Борисович сыграл главную роль в фильме «А если это любовь» Юлия Райзмана, стал первым Гагариным в кино. Я тоже пострадал. Мой дом на Валдае пытались сжечь. Еле-еле потушили пожар. Такое ощущение, что кто-то опять хочет сюда прийти и начать маневры.
— Какой вам видится эта усадьба в Сивцевом Вражке, 42?
— Очень хотелось бы открыть здесь детское учреждение — Дом творчества. Днем и вечером там занимались бы ребята, работали кружки. Можно организовать небольшую киностудию. Правительство Москвы не имеет права отступать от этой идеи, если оно заботится о будущем. Посеете ветер — пожнете бурю. Посеете добрые зерна — получите интересных людей.
Когда я рос, здесь было шесть детских учреждений. А теперь подросткам после школы некуда пойти. Все постройки усадьбы занимают 1400 квадратных метров. Есть люди, которые хотят разместить здесь коммерческие заведения, а не музей. Мы бы хотели организовать здесь и краеведческий музей «Сивцев Вражек».
— Каким было ваше арбатское детство?
— В нашем районе было пять кинотеатров. И мы туда ходили. Теперь остался только «Художественный», который закрыт на реконструкцию. Когда-то мой отец возил туда картины на тачке. А на Арбате, 20, был Дом пионеров Киевского района — шестое детское учреждение. В послевоенное время у многих мальчишек не было отцов. И делалось все, чтобы занять их после школы. Я так благодарен судьбе, что я попал в Московский городской дом пионеров. Без него я, может быть, и не стал бы артистом.
Времена были трудные. Треть из тех, кто жил в нашем дворе, познакомились с тюрьмой, лагерями, с зоной. Моя мать работала на электроламповом заводе и не могла каждый день следить за тем, куда я пошел. А во Доме пионеров я занимался в двух кружках — студии художественного слова и в театральной студии. Оттуда вышли замечательные ребята. Вспоминаю Владимира Сергеевича Локтева, именем которого назван ансамбль. С этим ансамблем стихи читал: «Звезды сияют на башнях Кремля. Ленину слава! Сталину слава! Слава стране Октября!» Я был маленький, с красным галстуком, белый верх, черный низ. Локтев во время войны ходил по дворам и если видел шлявшихся без дела мальчишек и девчонок, приглашал на занятия: «Пойдем, я тебя научу на балалайке играть или на гармошке. Ты, может быть, петь умеешь?» Так складывался ансамбль. Я спрашивал свою руководительницу Евгению Васильевну Галкину: почему нас так много занималось в драмкружке? Не 20–30 человек, а 70. Задача была такая: как можно больше ребят оторвать от улицы. И мы как-то помещались в одной комнате, сидели друг у друга на головах. Но как же было весело! У нас печку в спектакле «По щучьему велению» мальчишки двигали вчетвером. А на печи сидел Емеля — будущий кинорежиссер Леня Нечаев. Он снимет потом фильмы «Про Красную Шапочку» и «Приключения Буратино». Леня был вечно голодный. Мы ему последние копейки отдавали, чтобы купил французскую булку. По-моему, он ее даже не жевал, а глотал.
«Попросился однажды ко мне на две ночи, а прожил восемь месяцев Никита Михалков»
— Понятие «двор» безвозвратно уходит. Даже удивительно, что у вас оно сохраняется. Вы тут всех знаете?
— Теперь уже мало кого знаю. В моей коммунальной квартире помимо обычных, никому не известных людей, проживали в разные времена Николай Губенко, Василий Шукшин, Геннадий Шпаликов, гений футбола Эдуард Стрельцов. Попросился однажды на две ночи, а прожил восемь месяцев Никита Михалков. Кто только ко мне не приходил! Прекрасные актеры Владимир Качан, Вадим Спиридонов, Коля Еременко, практически все шестидесятники. Миша Задорнов спал на моей раскладушке. Так жалею, что куда-то она подевалась. Если бы все, кто спал на ней, оставляли автографы, эта раскладушка цены бы не имела.
— За столько лет вы стали, наверное, летописцем дома.
— Когда-то в этот двор высыпало ребятишек 50. В центре была волейбольная площадка. По вечерам выносили радиолу или патефон. Девочки выходили в белых носочках, отглаженных платьицах. Мальчики причесывались. Особенно выделялся Вовка Набатов. Приходя на танцы, он себе такой пробор делал! Это в 50-е годы. 60-е помню меньше. Я тогда уже учился в институте, начал сниматься в кино. Да и люди стали разъезжаться. В нашей коммунальной квартире жили 25 человек с одним туалетом и одной ванной. Мне приходилось умываться и чистить зубы на кухне. Но квартира содержалась в идеальной чистоте.
Потом соседи стали разъезжаться. В одной квартире жили уже не 25 человек, а 10. В конце 80-х приехала лимита. Так называли иногородних людей. Что они творили! Как безобразно относились к тому месту, где жили, понимая, что оно временное. А потом стали заселяться те, кто целиком забирал квартиры. И я отдал соседям двухкомнатную и трехкомнатную квартиры в хрущевских домах, чтобы остаться в нашей бывшей коммуналке со своей семьей.
— Трудно содержать Есенинский центр?
—Приходится постоянно ремонтировать помещение. Столько протечек было. Вода по щиколотку доходила. Сам ее ведрами собирал. Тяжело нам дается ремонт, но мы его потихонечку делаем.
— А почему 20 лет назад вы все это затеяли? Заполняли творческую паузу?
— Есть такой поэт Евгений Юшин. Мы с ним давно дружны. Сам он из-под Рязани. Стали мы вместе собирать материалы о Есенине, писать сценарий, хотели объять необъятное. Ничего у нас не получилось. Зато я обнаружил воспоминания первой гражданской жены Есенина Анны Романовны Изрядновой. Она работала корректором в типографии Сытина, куда 17-летний Есенин поступил помощником корректора. Кстати, Анна Романовна так и не узнала правду о расстрелянном в 1937 году сыне, обвиненном в контрреволюционной деятельности. В воспоминаниях она описала, как шла домой. И я понял, что она идет ко мне домой. Тут же пошел в ДЕЗ, попросил показать домовые книги. Мне открыли дверь, за которой была такая паутина — просто мечта Тарковского. Я взял ведро, швабру, тряпку. Навел там порядок. Просидел два дня и обнаружил, что в квартире 14 действительно проживала Анна Романовна Изряднова. Сюда к ней и их общему сыну Юрию приходил Сергей Есенин с 1921 по 1925 годы. Мало того, здесь еще и мать Есенина — Татьяна Федоровна — была временно прописана. Когда репрессировали Юрия, и предстояло 10 лет без права переписки, она тяжело переживала. И приехала наверняка из деревни, чтобы перезимовать зиму. Прожила здесь с октября 1938-го по апрель 1939-го. С ней встречался младший сын Есенина — Александр Сергеевич Есенин-Вольпин. Я его заснял на видео в нашем музее. Комната, в которой мы с вами находимся, восстанавливалась по его воспоминаниям. Александр Сергеевич приехал тогда из Бостона к своей матери — Надежде Давыдовне Вольпин. Очень интеллектуальная была старушка, писала стихи, интересно рассказывала. Она была гражданской женой Есенина, прожила 98 лет и умерла в Москве в 1998 году.
— А почему у музея нет никакой таблички?
— Была, но ее сорвали. Нам удалось отбить все атаки, и теперь мы просим у московского начальства, чтобы нам помогли обустроить территорию. На том месте, где вы сидите, пил с нами чай глава по культуре Московского правительства Александр Кибовский. На наши просьбы он ответил: «А где правительству Москвы брать деньги?» С того момента прошел год. Объект по переулку Сивцев Вражек, 42 по-прежнему бесхозный и потихоньку разрушается. Мы написали в Мосгорнаследие, чтобы сделали хотя бы его консервацию. Говорят, что нет денег. Для того чтобы здесь появился социально-культурный объект для детей, нужны средства. А их может выделить только правительство Москвы.
— Вы верите, что это возможно?
— Когда мы начинали борьбу против инвестора, нам тоже говорили, что она бесполезна. А мы ее выиграли. Иногда что-то случается вопреки.
— Кто-то вас не поймет. Все у вас есть, в кино снимаетесь. Почему не живете спокойно?
— Мне часто говорят: хватит, остановись, здоровье потеряешь. А я не могу объяснить, почему бьюсь за это место. Проснулся во мне зуд из-за того, что наш исторический двор мог погибнуть. Вместе с активными жителями окрестных домов я взялся его защищать, потому что здесь бывали Пушкин и Блок. А у меня к ним особая любовь. Про Есенина уж и не говорю. Все эти удивительные люди жили в разное время во дворе, где я прожил всю свою жизнь. Я здесь родился и не меняю прописки уже 74 года.