Как Буденный спас героя Хемингуэя
«Сегодня — только один из многих, многих дней, которые еще впереди. Но, может быть, все эти будущие дни зависят от того, что ты сделаешь сегодня» — это фраза из романа Хемингуэя «По ком звонит колокол». Говорят, она принадлежит Кириллу Орловскому. С Хемингуэем он познакомился в Испании — они остановились по случайному совпадению в одной мадридской гостинице и часто проводили вечера за беседами.
До этого Орловский уже пережил столько, что хватило бы не на одну книгу. Ему было о чем поведать Хемингуэю. Эти даты — словно мазки на полотне его жизни.
...1895 год. Деревня Мышковичи Могилевской области. Здесь в обычной крестьянской семье родился мальчик Кирилл.
...1915 год. Первая мировая война. Орловский назначен командиром саперного взвода в царской армии.
...1918 год. Орловский создает партизанский отряд, действовавший против немецких войск. Одновременно воюет на Западном фронте против белополяков.
...1919 год. По линии разведки Орловский руководит сразу несколькими партизанскими отрядами, теперь уже действовавшими против жандармов и помещиков.
...С 1930 по 1937 год. Разведка и контрразведка. Работал в спецгруппе НКВД СССР по подбору и подготовке диверсионно–партизанских кадров на случай войны с немецко–фашистскими захватчиками в Белоруссии.
Орловскому дали оперативный псевдоним Старик. В архивах сохранилось не так много документальных доказательств того, чем именно занимался в эти 8 лет разведчик. Герой Хемингуэя спросит будто бы у самого Орловского:
«— Тебе случалось убивать?
— Да. Несколько раз. Но без всякой охоты. По-моему, людей убивать грех. Даже если это фашисты, которых мы должны убивать... Я против того, чтоб убивать людей. Я бы не стал убивать ни помещика, ни другого какого хозяина. Я бы только заставил их всю жизнь изо дня в день работать так, как мы работаем в поле или в горах, на порубке леса. Чтобы они узнали, для чего рожден человек. Пусть спят, как мы спим. Пусть едят то, что мы едим. А самое главное — пусть работают. Это им будет наука».
В 1937 году Орловский нелегально был переброшен в Испанию, где шла гражданская война (советское правительство оказывало поддержку республиканцам в борьбе против режима). Вот одно из донесений Орловского:
«Совершенно секретно. Экземпляр единственный. Доношу, что 30 мая 1937 года я с группой в 10 человек испанцев и одним русским перешел линию фронта и направился в глубокий тыл фашистов для диверсионной работы. Прошел 750 км, и только один раз 15 июля группа была обнаружена противником. Ночью со 2 на 3 июня 1937 года взорван товарный поезд».
— Он был гениальным руководителем, — говорит ветеран-разведчик Александр Голов. — Представьте, в то время у него не было никаких технических средств, но отряды под его руководством действовали настолько слаженно и эффективно, как если бы у них были рации и прочее. На спецоперациях Орловского потом учился советский спецназ.
Орловский относился к партизанской борьбе с таким воодушевлением, что заразил этим американского писателя. Хемингуэй задавал ему бессчетное количество вопросов. Где летают мысли, когда лежишь раненый на поле боя? Какие сны снятся после сражения? Что чувствуешь, когда видишь на себе чужую кровь? Много-много подобных вопросов. И четкие, иногда режущие слух, иногда поражающие своим романтизмом, но всегда честные ответы.
«Жить — это значило нива, колеблющаяся под ветром на склоне холма. Жить — значило ястреб в небе. Жить — значило глиняный кувшин с водой после молотьбы, когда на гумне стоит пыль и мякина разлетается во все стороны. Жить — значило крутые лошадиные бока и холм, и долина, и река, и деревья вдоль берега...» Эти строчки, как считают разведчики-ветераны, появились благодаря рассказам Кирилла Орловского о том, что он чувствовал, идя на смертельно опасные операции. Легендарный роман о молодом бойце-подрывнике, который верит в свое дело, но спасение ищет в любви, вышел через три года после встречи. Одна из самых читаемых книг ХХ века (8-е место в мировом рейтинге, подведенном известным журналом). Хемингуэй и не знал, что к моменту выхода «По ком звонит колокол» Орловский чудом избежал обвинений в госизмене и расстрела. А случилось вот что.
— Папа вернулся из Испании сильно контуженный, — рассказывает дочь Светлана Орловская, действительный член РАЕН, ведущий научный сотрудник ИЭ РАН. — Хромал, плохо слышал. Тогда ему врачи поставили диагноз и написали, что больше к военной службе он не годен. Мы жили на Манежной площади в доме №13 — прямо напротив Кремля. У нас было две комнаты на четверых (мама, папа, я и сестра) в коммуналке — неслыханная роскошь по тем временам. Вид из окна был просто потрясающим! Все были рады, что папа наконец дома, что он с нами.
Светлане в то время был всего год — она родилась через месяц после того, как отец уехал в Испанию. Первую встречу с ним, разумеется, не помнит. Но говорит, что четко врезалось в память, как он читал ей детские книжки. Сказки Бианки, басни. Но особенно любил «Бородино». Мы все знали его наизусть. Отец читал очень громко (сказались последствия контузии).
— В 8 утра 5 марта 1938 года в дверь нашей коммуналки постучали, — продолжает Светлана Орловская. — Мама подумала, что это за папой. Времена были такие... А папа был за границей, в Испании, таких забирали в первую очередь. Но по обвинению в измене Родине пришли за маминым братом. И только через много лет мы узнали, что из него выбивали показания на папу. А спасло отца только то, что за него заступился сам Буденный. Следователь потом показал резолюцию маршала Семена Михайловича: «Я сто процентов уверен в преданности Орловского. Он никогда не был и не будет предателем».
Последняя операция командира разведки
Орловского отправили по линии разведки в Китай под видом завхоза геологической службы.
— Он взял нас с собой в Синцзянь, — рассказывает дочь. — Мама работала воспитателем в пионерском лагере, который был при советском консульстве. Помню, отца часто вызывали куда-то, за ним приезжали машины. Мама знала, что он разведчик, но нам с сестрой об этом никто не говорил (да и маленькие мы были совсем, сестре — 10 лет, мне 4 года). Один раз в выходной день папа взял меня погулять. И он зашел в ресторанчик, где встретился с китайцем. Они пили пиво, я — сок. Я тогда удивилась — почему взрослые люди себя странно ведут, какие-то записки друг другу пишут, когда вот же они, сидят рядом и можно обо всем просто поговорить?
— В действительности у Орловского было задание: найти убийц одного из начальников геологической службы, — рассказывают в аппарате белорусского КГБ. — В то время Китаем и тем, что он добывает, интересовались многие разведки мира. Орловский быстро вышел на убийцу и через него на заказчика — русского эмигранта, который работал на американские спецслужбы. Наш разведчик похитил его и вывез из Китая в Москву. Знаете, как он его прятал? Завернутым в ковер в багажнике легковой машины.
Как только началась война, Орловский попросил руководство советской разведки послать его на фронт. Сохранился секретный рапорт в центр на имя некоего Павла (Павлом был не кто иной, как Лаврентий Берия), где он просит вызвать его из Китая. Разведчик был настойчив, очень настойчив, и наконец в мае 1942 года ему разрешили вернуться. Семья осталась в Москве, а сам он убыл на Белорусский фронт. Сразу был отослан в глубокий тыл немецких захватчиков в качестве командира разведывательно–диверсионной группы. Ну а дальше было все то, что Орловский блестяще умел делать — подрывы, захваты, перебросы.
— Письма он не писал — это было невозможно, потому что он воевал в секретной спецгруппе, — вспоминает Светлана. — Но те, кто его курировал на Лубянке, иногда звонили маме и сообщали, что он жив.
«Ночью 17 февраля 1943 года агентурная разведка мне принесла сведения, что 17.2.43 г. по одной из дорог Барановичской области на подводах будут проезжать Вильгельм Кубе (генеральный комиссар Белоруссии), Фридрих Фенс (комиссар трех областей Белоруссии), обергруппенфюрер Захариус, 10 офицеров и 40–50 их охранников. В это время при мне было только 12 человек моих бойцов, вооруженных одним ручным пулеметом, семью автоматами и тремя винтовками. Днем на открытой местности, на дороге, напасть на противника было довольно рискованно, но и пропустить крупную фашистскую гадину было не в моей натуре. Поэтому еще до рассвета к самой дороге я подвел своих бойцов в белых маскировочных халатах, цепью положил и замаскировал их в снеговых ямах в 20 метрах от той дороги, по которой должен был проезжать противник. Двенадцать часов в снеговых ямах мне с товарищами пришлось лежать и терпеливо выжидать. В шесть часов вечера из-за бугра показался транспорт противника, и когда подводы поравнялись с нашей цепью, по моему сигналу был открыт наш автоматно–пулеметный огонь, в результате которого были убиты Фридрих Фенс, 8 офицеров, Захариус и более 30 охранников. Мои товарищи спокойно забрали все фашистское оружие, документы, сняли с них лучшую одежду и организованно ушли в лес, на свою базу. С нашей стороны жертв не было».
Этот бой был особым для Орловского. Последним.
Но по порядку. Барановичи во время войны были местом ужаса для многих. Фашисты расстреляли здесь больше 50 тысяч мирных жителей. На окраине города располагалось гетто, где было убито 30 тысяч евреев. Орловский еще в 1942-м стал разрабатывать операцию под названием «Кабанья охота». Она должна была стать возмездием фашистам за всех убитых.
— Даже в современных условиях эта операция — высший пилотаж, — уверен действующий сотрудник спецслужб Александр К. — Он принимает решение пропустить колонну, которая ехала, между прочим, на охоту. Он понимал, что на обратном пути они, во-первых, устанут, во-вторых, расслабятся после удачной охоты и потеряют бдительность. Но для этого они 12 часов пролежали в снегу!
Во время той операции сам Орловский держал в руках две шашки. Первую он бросил в колонну (и после этого партизаны начали обстрел немцев). А вот вторую не успел — в него попал немецкий снайпер. Шашка разорвалась прямо в руке.
Бойцы Орловского были уверены, что он не жилец. Но дотащили до доктора. А тот принял решение ампутировать правую руку по плечо, а на левой 4 пальца. Наркоза не было, нормальных хирургических инструментов тоже. Так что пилили ему руки наживую... Перед этим дали выпить стакан самогона. И он выжил! А через три месяца как ни в чем не бывало отправил телеграмму своему руководству, мол, готов приступить к командованию. Это без рук-то!
Орловскому присвоили звание Героя СССР (и он стал первым разведчиком-героем в истории), но отправили домой, несмотря на все его протесты. О том, что он был тяжело ранен, жену не предупредили.
— Он не мог позвонить в дверь, постучал ногой, — говорит Светлана Орловская. — Сестра заплакала, увидев его руки. А я не понимала, почему слезы, ведь надо радоваться: отец вернулся, он живой! Он был очень слабый, слух потерял процентов на 60. Мама делала так, чтобы он поскорее выздоровел. А когда от ведомства его направили лечиться в Грузию, он меня взял с собой. Работа у него всегда была на первом месте, но детей он очень любил. Был очень ласковый со мной и моей сестрой. Но после того, что с ним случилось на войне, он был будто сам не свой. И я помню тот роковой день, когда он попросил сестру сесть и написать под его диктовку длинное письмо.
Настоящая любовь председателя
Письмо Орловского Сталину только недавно рассекретили. Есть в нем такие строчки: «Благодаря Народному комиссару государственной безопасности товарищу Меркулову и начальнику 4–го Управления товарищу Судоплатову материально я живу очень хорошо. Морально — плохо... Мои физические недостатки (потеря рук и глухота) не позволяют мне работать на прежней работе, но встает вопрос: все ли я отдал для Родины?».
Орловский попросил кредит в размере 2175 тысяч рублей в отоваренном выражении и 125 тысяч рублей в денежном выражении. На эти деньги он на своей родине, в деревне Мышковичи Кировского р–на Могилевской области, собирался поднять колхоз. Разведчик составил настоящий бизнес-план, где расписал малейшие детали — вплоть до того, какие квартиры будут у каждого жителя («состоят из 2 комнат, кухни, уборной и небольшого сарая для скота и птицы»). К 1950 году согласно этому бизнес-плану колхоз бы давал валового дохода не менее трех миллионов рублей. Сталин распорядился выделить деньги.
— Вы фильм смотрели «Председатель»? — спрашивают меня в администрации колхоза «Рассвет», куда я дозвонилась. — Все так и было! В колхозе остались одни вдовы, дети да старухи, жили в землянках. Никто новому председателю не верил поначалу. И схватка с братом, который не хотел работать, тоже была взаправду. И доносы на него писали. Все правда! Только в действительности все еще жестче было и сильнее. Но главное — он добился своего — колхоз стал первым колхозом-миллионером.
Народный артист Михаил Ульянов во время съемок фильма «Председатель» писал дневник о своем герое по имени Егор Трубников: «Сегодня мой первый съемочный день. Меня давит роль. Все кажется, что ее надо играть особенно, это причудливый характер... Трубников — это сама свобода. Ему наплевать на то, как о нем думают, говорят. Почти на грани нахальства надо играть эту роль... Ясно одно: надо играть гораздо смелее и неожиданнее. Неожиданность — одна из главнейших черт Егора Трубникова. Неизвестно, что он выкинет сейчас... Лейтмотив Егоровой жизни — добиться поставленной цели во что бы то ни стало, но средства для достижения этой задачи самые разные, самые яркие и самые ошеломляющие. Неожиданные… Меня охватывает отчаяние, я недотягиваю роль, а что делать — не знаю. Это же крупный, большой человек. С большим сердцем, с большими чувствами, с большим размахом. Талантливый! А у меня получается простой, заурядный человек. Нужны обобщения, нужна страсть, нужен темперамент, нужна философия».
В фильме есть сцены, где он спорит, ругается, угрожает, в том числе руководителям района и области.
— Это все так и было, и правы те, кто уверял, что он любой кабинет мог открыть ногой, — говорит Светлана Орловская. — Только вот двери ногами он открывал не потому, что пользовался каким-то особым правом, а попросту потому, что у него рук не было. Я приезжала к нему летом 1947 года, потом в 1950-м была несколько раз. Меня тогда впечатлило все, что он делал. Я видела, как ему трудно, какие нечеловеческие усилия он прилагает. Но он не жаловался.
В фильме «Председатель» на первом же собрании женщины спрашивают у Егора Трубникова — женат ли он? Тот отвечает, что женат, но жена не поехала из Москвы в белорусскую деревню, не захотела благоустроенную квартиру менять на пропахший навозом быт. В ленте супруга так и не приехала. А председатель женился на вдове, которая позвала его в тот самый момент, когда выгнал из дома родной брат. Даже ветераны-разведчики говорят, что вот, мол, супруга не поехала за инвалидом в деревню, бросила его...
— Это не так, — неожиданно, спустя больше чем полвека дочь Орловского решила рассказать, как было на самом деле. — Мама рвалась ехать с ним. Но надо было получить разрешение. Пропуск. А главное — отец сказал: «Девочек со школы срывать нельзя. Вот закончится учебный год, тогда я вас вызову». Закончился учебный год. Но от отца пришло письмо, где он уведомлял маму о разводе. Она читала это письмо и плакала. Письмо не давало надежды. Мама узнала, что появилась другая женщина... Он уехал в феврале 1945 года, и в тот же год состоялся развод. Сестра долго не могла простить отца, считала, что он забыл нас. Но мама запрещала так говорить. «Лида, он делает доброе дело. Не надо так». Эти ее слова я навсегда запомнила. А я думаю, что у отца не было выхода — когда его выгнал брат, некому было за ним ухаживать. А он ведь без посторонней помощи даже разуться и раздеться не мог. Вот та женщина этим и воспользовалась... А мама так больше и не вышла замуж, жила только для нас. Отец приезжал в Москву, виделся с ней пару раз, но это были скорее деловые встречи. А с нами папа всегда общался, интересовался нашими делами. У него был неподдельный интерес к нам.
Но кого любил на самом деле председатель-разведчик?
Михаил Ульянов писал: «Односельчане поверили ему и пошли за ним. Поверили его одержимости, принципиальности, правдивости. Они поняли, что суть Егора Трубникова — его неистребимая любовь к людям, любовь страстная, неукротимая. Может быть, даже безжалостная, любовь на всю жизнь». А что, если так? Что, если жену и детей он оставил именно потому, что понимал — так будет легче колхоз поднять?
И ведь поднял. Жители до сих пор вспоминают, что у доярки зарплата была выше, чем у председателя. Да и сейчас они хвалятся тем, что имеют: колхоз-миллионер (ему присвоено имя Орловского) входит в десятку крупнейших сельскохозяйственных предприятий Республики Беларусь. Работники мне перечисляют то, что у них есть — сколько ферм, сколько голов скота и гектаров зерновых... Я сравниваю это с бизнес-планом Орловского, который он подал Сталину. Разведчик оказался верен слову даже после своей смерти.