«В детстве мама сажала меня за пианино с ремнем»
— У нас с вами получается чемоданное интервью…
— Очень люблю такие.
— Почему?
— Всегда хорошее настроение, когда покидаешь Москву.
— Не любите Москву? Вы — москвич?
— Да, я здесь родился, вырос и живу.
— И не любите?..
— Ненавижу. Гадость какая. Мерзкая. Она была очень хорошей. Когда еще автобусы такие ходили, троллейбусы округлые… Вот тогда.
— Вы где в Москве родились?
— В районе Хорошевки. Я всю жизнь на окраине живу.
— А какой город вы любите, какой отвечает вашему душевному состоянию?
— Я немножко, но не взахлеб, влюблен в подмосковную Рузу. У меня недалеко дача, в деревне, которая находится в трех-четырех километрах от города. Я очень люблю Питер, но как гость. Я просто в Питере никогда не пробовал жить. Это не значит, что я не смог бы там жить, но полагаю, что навряд ли смог бы. Но я часто езжу туда на концерты, и в этом качестве я обожаю Питер. Мне нравится София, несмотря на то, что она не является очень развитым и богатым городом. Я безумно, бесконечно люблю Лондон. В первый раз в жизни в прошлом году появился в Нью-Йорке, и для меня это было очень серьезным событием, потому что мне очень важно было понять: понравится мне город или станет серьезным разочарованием. Все-таки это центр мировой музыкальной культуры. К своему большому счастью, я сейчас без него уже не могу жить.
— Мысль переехать не приходила в голову?
— Не было мысли переехать. У меня всю жизнь была мысль везде полноценно и беспрепятственно существовать. И находиться в каждый момент времени там, где я хочу. Тут есть претензии к человечеству и планете, потому что человечество разделилось на государства и начертило границы. Если совсем глобально подходить к ответу, то нужно найти такое место на земле, где тебе хорошо всегда. Но его пока нет.
— А чем так Москва-то не угодила?
— Я не могу не любить Москву, которую мы обошли с моей бабушкой вдоль и поперек. Моя бабушка — москвичка, я — москвич, но мы — некоренные. Я говорю «некоренные», потому что сейчас «коренной» — это тот, кто родился. Полтора года пожил — москвич, а кто родился — уже коренной… Нет, дорогие мои: три поколения должны до вас прожить в Москве. Поэтому я — некоренной. Но мы с бабушкой ходили по Москве, по Кремлю, по Бульварному кольцу, по Садовому… Я, безусловно, безумно люблю свой город в том виде, в котором он был тогда. А сейчас он просто стал другим. Злым, расчетливым, в нем больше нет души.
— У вас за плечами авиационный институт — вы математик по складу ума?
— Абсолютно.
— И как музыка пришла в вашу жизнь математическую?
— Это то, что пришло самостоятельно и существует во мне как некий дар, независимо от меня. Поэтому я не в состоянии… Нет, я в состоянии писать музыку по необходимости, если это проект какой-то определенный, и есть график работы… Опять же это не значит, что у меня по графику «сегодня война», как у Мюнхгаузена. Просто если есть какая-то маза в жизни, и надо написать музыку, сосредоточиться на этом, — безусловно, я могу в той или иной степени себя контролировать и этот процесс инициировать. Но музыка в принципе как некая возможность заниматься ей, это — черный ящик, не открытый никем. Ну а все остальное — микс математического склада ума эмоционального человека.
— Математика не обижается, что вы ее забросили? Не снится по ночам, что решаете математические задачи?..
— А как вообще может обижаться математика? Как может вообще обижаться наука? Как может обижаться на меня авиационная промышленность, если она перестала существовать? Как может обижаться конструкторское бюро «Алмаз», куда меня потенциально могли распределить, если сейчас там магазин строительных материалов? Да, я — специалист, получивший высшее образование, всегда учился на повышенную стипендию. Я очень боялся вылететь и поэтому учился хорошо.
— Какая у вас была специальность? Строили самолеты?
— Нет, самое смешное, что знания, которые я тогда получил, мне совершенно не пригодились, они очень быстро стали неактуальны. Я инженер по системам информации летательных аппаратов.
— Вы профильный ЕГЭ по математике сможете сдать?
— ЕГЭ? Сейчас — не смогу. Но какое-то количество занятий, недолгая подготовка — тогда да.
— Своим детям (у Покровского дочь и сын — прим. Авт.) помогаете учиться?
— Очень мало. На это не хватает времени. Но иногда объясняю математику, когда нужно. Вот именно математику мне легко и приятно объяснить.
— Вы в детстве вообще не занимались музыкой?
— Я занимался один или два года, ко мне ходил репетитор — преподаватель по фортепиано. Выглядело это примерно так: меня мама сажала за инструмент, практически с ремнем… А я долбил ногами по пианино и орал, что не хочу заниматься.
— Мама была строгая?
— Нет. Мама у меня не строгая. Просто я разбазаривал деньги, относился с неуважением к тому, что для меня делали, что в меня вкладывали…
— Сейчас вы жалеете, что те уроки не получили?
— Нет, я не жалею! Потому что я вижу, чем занимается моя дочь, — это ад.
— Дочь занимается музыкой?
— Да, в частности фортепиано, но не только. Меня же бросает в пот, когда я вижу ноты, — мне становится плохо от одного их вида.
Песню Пугачева приняла, сказала: «Чувак, отлично, класс!»
— А как же вы пишете? Без нот?..
— Без. Как пишет 50 процентов рокеров и поп-музыкантов.
— Просто записываете мелодию и через компьютер ее обрабатываете?
— Сейчас — да, а раньше на словах объяснял. Бренькал на губах, потом — на бас-гитаре, научился наигрывать одним пальцем, потом четырьмя… Мы репетировали. С точки зрения композиции это весьма несложная структура, тем более в музыке очень много держится на звуке. Мы аранжировки делали всегда сами, до тех пор, пока не стали записывать альбом «Fast food kids»: там партии басовые я сыграл для каких-то песен, двух или трех, все остальное сыграно не мной и спродюсировано тоже не мной. Просто я решил поучиться, посмотреть, а так, в былые годы, продюсировали все сами. Кстати, некоторые песни из последнего альбома «Съешь мое сердце» и сегодня продюсировал я лично.
— У вас никогда не было желания получить серьезное музыкальное образование? Консерваторское, например?
— Не было абсолютно. Нет, мне сейчас очень мешает отсутствие умения играть на фортепиано хотя бы на самом примитивном уровне и знания гармонии. Но я еще не созрел для того, чтобы тратить время на получение таких знаний.
— То, что к вам пришла популярность, показалось вам естественным, закономерным или побочным явлением вашего увлечения?
— Нет, ни в коем случае не побочным явлением: на это мы очень сильно рассчитывали и этого очень сильно хотели. Каждый человек желает видеть плоды своего труда. Это, разумеется, было в какой-то степени ожидаемо.
— Популярность — вещь коварная? Ведь какие бы она ни принимала масштабы, ее все равно становится мало, если ты остаешься на некотором уровне, и нет движения вперед...
— Количество всегда хочется увеличить, и я от этого никоим образом не открещиваюсь, но дело в том, что я всегда мечтал и продолжаю мечтать вывести коллектив на другой уровень — за рамки локального. Любой наш артист сегодня — локален. Даже если учесть, что наши исполнители очень хорошо известны и на Украине, и в Казахстане, и в Прибалтике, они локальны. Даже топ тех поп-артистов, которые выступали недавно на “Новой волне”. А мне всю жизнь не хватало вот этого — быть именно интернациональным коллективом. Мы никогда не были системными, никогда не писали по расписанию. Этот бессистемный образ жизни и отсутствие концентрации — большая проблема, ведь если бы мы были более направленными, то наша аудитория оказалась бы сегодня в три раза больше; если бы я поступился какими-то вещами, больше бы сконцентрировался на радио, на интервью, стал более публичным, медийным и более сконцентрированным на одной цели — все было бы по-другому. А я разбросан везде.
— То есть, я так понимаю, вы думаете о мировой славе?
— Если я сейчас скажу «да», надо мной можно будет здорово посмеяться, и в первую очередь должен буду посмеяться я сам. Я хочу быть реалистом и определенно говорю лишь о вынесении деятельности группы за локальные рамки. Не более того.
— Вы следили за «Новой Волной»?
— К «Новой Волне» я отношусь достаточно нейтрально. Алла Пугачева исполняла там новую песню, к которой я написал музыку, и мне было интересно услышать, как она ее споет, увидеть, как это будет выглядеть на экране. Но я никогда не думал, что мне будет интересно глянуть, допустим, на Игоря Крутого. Хотя узнать, что вдруг, ни за что ни про что, он — человек достаточно строгий в оценке представителей нашей индустрии — взял и сказал замечательные добрые слова о нас, было приятно. Да, я смотрел краем глаза на то, что сделал Крутой, а заодно поглядывал, что делали топовые поп-артисты, — и успокоился, поняв, что ничего особо интересного не произошло.
— Пугачева заказала вам песню или вы сами предложили?
— Стихи для той, которую она исполняла, написал Михаил Гуцериев, с которым мы работаем вместе. Потом она мне дала уже свои стихи, сама предложила написать на них музыку, но это произошло только неделю назад. Песню она приняла, сказала: «Чувак, отлично, класс!» Но пока это все.
— Вам не жалко отдавать свои песни Пугачевой? Вы же можете их сами исполнить...
— Нет, потому что такие песни я пишу специально. То есть не лучше или хуже, а просто с учетом личности исполнителя. И если я попытаюсь эту песню исполнить сам, то не уверен, что у меня хорошо получится.
— Наши рок-музыканты часто критикуют своих коллег из поп-индустрии, это даже считается если не хорошим, то обычным тоном. Вы, как я понимаю, не в их числе?
— У нас от нищеты много чего делают. Вы сперва мелодию научитесь писать, потом — на сцене двигаться красиво. Когда многое отсутствует, что остается делать? Противопоставляться. А на Западе совершенно по-другому. Там люди очень лояльно относятся друг к другу, и плохие рок-парни женятся на хороших поп-девочках.
— На последних двух рок-фестивалях «Кubana» приглашенными гостями были Валерий Леонтьев и Лев Лещенко и просто порвали зал; на «Новую Волну» пожаловал Шнур и тоже произвел должное впечатление. Быть может, наступает время великого замирения рок- и поп-звезд?
— Леонтьев и Лещенко — молодцы, очень хорошо, что выступили. И я проникся искренними чувствами к Пугачевой и Крутому. Но это не значит, что я сейчас буду обивать какие-то пороги. Пусть они живут своей жизнью, эти ребята. Дай им Бог! А если им когда-то понадоблюсь я или такой, как я, — пусть позовут.
— Вы сейчас снимаете новый клип и, насколько я знаю, возлагаете на него большие надежды…
— Да, это клип на песню «Съешь мое сердце». Она дала название всему альбому, который вышел чуть менее года назад. Мы работали с режиссером нашего предыдущего видео, оно называется «Масло». Режиссера зовут Михаил Вексель. «Масло» — абсолютно концертное видео, и мы хотели точно таким же сделать и «Съешь мое сердце». Но тут мне пришла в голову мысль, которую мигом подхватил Миша: не пойти по пути простой иллюстрации слов, а сделать историю про наш ансамбль и одну девчонку. Для меня она нереально трогательная, не по причине эго — что это я придумал основную фабулу, — а потому, что действительно получилась душещипательная история.
— Вы удовлетворены своим творчеством? У вас не бывает срывов, разочарований, творческих депрессий?
— Депрессии — это как? Расшифруйте, что вы имеете в виду.
— «Качели», когда сегодня вы всесильны, а завтра абсолютно разочарованы в себе…
— Конечно, так бывает, но чтобы это было в форме острого чувства, чтобы это была депрессия, так нет. Негодование у меня бывает. Почти всегда. Отчего? Вы включите радиоэфир — что там творится? Мы все примерно понимаем, как звучит отечественный рок, но какое дать ему определение? Если попытаться, то это некая старообрядческая, унылая по звучанию, близкая к рок-музыке за счет искаженной гитары музыкальная конструкция, в которой, как правило, отсутствует яркий припев, то бишь «хук», яркая мелодия. И о причинах этого я могу только догадываться. От понимания, как это тягостно, у меня возникает состояние, близкое к депрессии. И я задаю себе вопрос: как научить себя работать в говнороке? Это же, наверное, круто! Раз в полгодика выдавать хороший радиохит в говнороке. Класс! Но у меня такого уже не выйдет.
«Я — за браки между геями, но насчет разрешения им усыновлять детей — не уверен»
— Вы — гетеросексуал, отец семейства, рок-музыкант, однако, знаю, вы защищаете право геев на брак и усыновление ими детей.
— Нет, последнее — это неправда. Вернее, правда на 50 процентов, потому что я сомневаюсь, надо ли разрешать однополым парам усыновлять детей. Это мое личное внутреннее сомнение, я же не депутат какой-то. Но я действительно выступаю за права геев — на мой взгляд, это очень миролюбивая, цивилизованная позиция, единственно возможная. А кто, собственно, вправе решать за геев, кем им быть, кроме них самих?
— То есть вы придерживаетесь во всем западных ценностей?
— Я так не говорил. Я тяготею к западным ценностям там, где они по какой-то причине и в какой-то степени мутировали в восточные. Но это не значит, что я далек от каких-то христианских заповедей. Не в смысле религиозных — обычных. Если вы меня сейчас спросите, я их вам не перечислю, и какая самая первая заповедь — я тоже не знаю.
— Наверное, «Не убий»?..
— Не уверен. Очень, очень сильно в этом не уверен. Мы с вами не эксперты в этом, но какая разница? Для меня очень близка тема отцов и детей, обычной, традиционной семьи, в каком-то смысле патриархального уклада. Мне важны какие-то христианские ценности, элементы пуританства, консерватизма, я очень их приветствую, но при этом, если говорить о гомосексуалистах, я не считаю, что они — зло. В нашем обществе я их поддерживаю, потому что на них просто набросились. Как будто нечего больше делать! Надо сначала наброситься на коррупцию. Кто приносит больше проблем нашему обществу — ворюги и коррупционеры или геи? Что за фигня вообще? Открыли рот, придурки… И поскольку меня время от времени об этом спрашивают, я время от времени начинаю об этом думать. Очень часто в тех или иных источниках проскальзывают такие темы, как перенаселение. Перенаселение планеты. И каким-то образом с этим начинают ассоциироваться такие мысли, что войны, болезни регулируют численность. Те, кто решает: идти на войну или не идти? А может быть, и геи регулируют? Об этом никто не подумал?.. Я сейчас это не утверждаю — я просто размышляю. Я являюсь человеком гетеросексуальной направленности, но вот мы сидим сейчас с вами в этом месте, и если сейчас сюда прилетит бомба — это какие-то военные будут регулировать ценой нашей с вами жизни численность на Земле? Зачем мне это надо? А вот рядом, например, сидят два гея, которые никого не трогают и создают еще при этом произведения искусства. Пусть не каждая пара. Давайте посмотрим, кто у нас гей, поднявший культуру на огромное количество ступеней. Или гей, или бисексуал. Бой Джордж, Фредди Меркьюри, еще куча ребят, которые это не скрывали и не скрывают…
— И вы за гомосексуальные семьи?
— Насчет детей не знаю, есть у меня внутреннее сомнение по поводу разрешения усыновлять. Я просто не решил это для себя. Но, разумеется, я за браки, пусть люди разбираются как хотят. Владеют совместно имуществом, наследуют, берут друг за друга ответственность в моменты болезней, операций. То есть полноценно будут связаны, это их личное дело. А когда другие люди ложатся в лужу и начинают вонять, что они против геев, а сами встать не могут, потому что нажрались… и валяются — скользко... Протрезветь надо сначала, потом в школу сходить, а-б-в выучить, потом суждения разные высказывать.
— Вы увлекаетесь спортом? Слышала, что верховой ездой.
— Нет, это не спорт, просто люблю покататься.
— Домашние животные у вас дома есть?
— Да, собака.
— Сами гуляете? Она считает вас хозяином?
— И сам тоже гуляю. Нет, не считает — это лабрадор, и он ко всем относится ровно. Изначально пса покупали сыну, сейчас он подрос, и мы все вместе ухаживаем; собака — вот это действительно весьма специфическое, близкое к человеку существо.
— Профессия вас сегодня кормит? Или приходится искать иные статьи дохода?
— Только профессия! Ну как кормит? Я же не на автомобиле представительского класса приехал, и я не провожу выходные в своем доме в Италии или Испании. И в Нью-Йорке у меня даже маленькой хатки пока нет. Но при этом я отец семейства, я позволяю себе как руководителю коллектива время от времени отъезжать из страны, чтобы поработать с таким-то, посмотреть, как делается что-то там-то и там-то. При этом с голода я не сдох, хотя мы очень не шикарно живем. Но и не хуже, чем большинство людей, которые в этой стране трудятся, зарабатывают головой на жизнь.