Хотя это как посмотреть. Ведь отец Веры все-таки восстановил храм. Мать Веры была женщиной весомых достоинств. Сама Вера была успешной работницей гламура и безуспешной эмигранткой. Дед — струсившим танкистом, Верины мужики — жлобами, неудачниками, шизофрениками и инфантильными садистами.
Но ведь это была целая жизнь. Жизнь, полная стремлений, попыток и надежд. Веру в той или иной степени всегда сопровождала надежда. А вот чего не было — любви. Полагаю, что на этом нехитром, но точном утверждении и построен роман — без любви жизнь будет начерно.
Можно делать что угодно и даже достигать некоторых результатов, но ни разу так и не вздохнуть полной грудью, ничего не сделать до конца, ни в чем не преуспеть по-настоящему. Ни в чем, но в первую очередь в своей жизни. Не суметь оправдать себя. Жизнь начерно — это то, на что и обречена Вера с самого начала: первый контакт с мужчиной — изнасилование в церкви, которую восстанавливает ее отец, близость исключительно с дегенератами, мать, бьющая дочь просто от отсутствия любви, отец, оставляющий без наследства, заблудивший в последние годы своей смешной жизни. Вера хочет ребенка, но она живет начерно, а значит, спасать ее незачем — ребенка ей послано не будет. Вера откроет потайную дверь за ковром, через которую войдет на ранее недоступный ей уровень себя самой, но и там будут только страх, насилие и отчаяние. Потому что нелюбовь — это такая раковая опухоль, которая растет и может передаваться через поколения.
Автор романа Александр Снегирев пишет так, что текст оказывается точной, кропотливо выписанной картинкой с тысячью деталей. Сквозь каждый персонаж проглядывает социальный исторический тип, узнаваемый и убедительный. Цитата: «А больше ничего отец не совершил. Он вообще был тихий. Еще молодым, когда церковь разоряли, он к батюшке подступил и пожарным багром слегка пихнул в брюхо. Мол, помогай, борода. И в зубы двинул для аргумента. Батюшка сначала привередничал, а потом вдруг покорился и, отплевываясь красным, будто брусничных пирогов наелся, схватил багор и стал тыкать в росписи и дырявить разукрашенную штукатурку. Вскочив на алтарь, он вонзал острие в иконы и драл их крюком».
При этом «Вера» — это не галерея типажей, не паноптикум или кунсткамера. Снегирев не без успеха пытается установить связи между тем, какие люди есть и какими они могли бы быть, — тут неизбежно появляется божественный замысел, который в романе оборачивается божьим попущением, посланным человечеству, видимо, за грехи:
«На боках, в паху, под мышками темнел пот. Сдерживаемое рубашкой брюхо переваливалось через ремешок. По полу шуршали востроносые туфельки, узенькие, будто ножки в них прятались девичьи. С полицейским ротиком творец схалтурил — полоснул криво, а чтобы ошибку скрыть, налепил поверх усики».
Роман Александра Снегирева — это картина Босха с большой дозой иронии. Та картинка, в которой придется жить женщине, лишенной любви. Женщине, человеку и человечеству.