В первом же фильме — «Время танцора» поздних Абдрашитова и Миндадзе — она играла не столько героиню, сколько ее легкий смех. Ее Катя — не любовница, а любовь персонажа Юрия Степанова. Русского офицера, застрявшего на поле боя, хотя война, кажется, уже давно позади. С поезда сходит жена (Светлана Копылова) с детьми и отцом (Сергей Никоненко). Дома ждут друзья. Вокруг неправдоподобное веселье и ощущение подбирающейся беды. Ревность, тоска, смех и порванные на груди рубахи смешались в одно целое. А что наша Катя? Ухмыляясь, стоя разминает ногами позвоночник горе-любовнику, вминая его в землю заброшенного окопа. Не массаж, а танец. Не измена, а порхание мотылька.
Следующий фильм, уже безоговорочно поставивший ее в статус новой звезды, — «Страна глухих» Валерия Тодоровского. Обстоятельства ужесточились, стали четче. Место философской притчи заняла жанровая мелодрама, а на смену неназванной войне пришли вполне себе конкретные криминальные разборки. Но Чулпан снова играет восторженного ребенка-переростка. Неправдоподобно чистую Риту, которая берется помогать приютившей ее глухонемой танцовщице Яе (Дина Корзун).
Зрители и критики восприняли рождение большой актрисы с одинаковым воодушевлением, но к ее образу будут привыкать еще долго. До конца не привыкнут до сих пор. Та отрешенность, бездумная, а потому бескорыстная, естественная, нутряная жертвенность — даже не жертвенность, потому что нести свет для ее героинь на экране не было действием вопреки. Напротив, их естественной натурой. Все это вместе казалось одной удачно подобранной маской. Художественным преувеличением, контрастным приемом для выявления и вычищения грязи нашей жизни. Проблемы начались, когда образ выскочил с той стороны экрана и очутился здесь, рядом с нами, среди рядов сидений в кинотеатре. И вместо того чтобы развлекать мелодраматичным сюжетом, который так легко и приятно впустить в себя на полтора-два часа, чтобы выйти на улицу и с чистой совестью жить по-старому, принялся трясти нас за грудки. Одним фактом своего существования вот такой в прямом смысле ненормальной. Которая в нашу эпоху «ну, вы же все понимаете» как бы по-детски разводит руками: «Не понимаю и понимать не хочу». А потом берет и делает то, что никто до нее не делал.
Чулпан Хаматова успела сняться, кажется, во всех знаковых фильмах о крушении надежд. Причем по обе стороны российской границы. Между обреченными попытками хоть что-то сделать лучше в «Бумажном солдате» Алексея Германа-младшего и прощанием с Берлинской стеной в «Гуд бай, Ленин!» Вольфганга Беккера на самом деле немало общего. И там и там человек, убаюканный мечтой, отдает себя ей всего без остатка. И там и там, не выдержав слома эпохи, погибает. Только если советский интеллигент оставляет после себя запущенную в космос ракету (еще один символ, который, как и любой другой, не имея под собой твердой почвы, обречен на падение — что твой «Протон»), то рядовая работница профсоюза в ГДР — целую новую страну. Свободную и молодую. Хаматова привычно играет ту, кто ей ближе всего, — врача, медсестру. Человека, чье дело — лечить и помогать людям. Независимо оттого, где они живут и о чем мечтают.
Ее психофизика, голос, пластика, все тот же смех — то истерический, то трагический — делают Чулпан идеальным персонажем постсоветских фильмов о судьбе советских интеллигентов. От «Доктора Живаго» Александра Прошкина до «Детей Арбата» — и последующих их совместных работ с Андреем Эшпаем. В новом фильме другого своего постоянного режиссера, Германа-младшего — «Под электрическими облаками» — Хаматова аккуратно вписывается в мозаику-коллаж уже о следующем поколении. Мечтавшем и погибавшем за мечту и без мечты в перестройку, 90-е, наши дни. Герман так и называет фильм — попыткой высказаться о своем времени. И Хаматова для этих целей подходит не меньше, чем продолжающий здесь свою линию из «Бумажного солдата» Мераб Нинидзе. Вот только, оставаясь носителем ломаной судьбы на экране, в жизни она хоть и несет все тот же заряд нравственности, присущий типичной героине классической русской литературы, но напрочь лишена ее фатализма. Несовершенство мира для нее повод не опустить руки, а засучить рукава.
Тут мы снова возвращаемся к ее уникальному месту — уже не в русской культуре, а в русской жизни. Тема благотворительности неизбежно тянется за Чулпан нитью Ариадны, куда бы они ни завернула. И это правильная, прочная нить. Если, конечно, идти по ней в нужном направлении.
Предвыборные ролики в поддержку Владимира Путина, «неудобные вопросы» Ксении Собчак: Чулпан там, где тонко, но не рвется. Все эти дискуссии с крайностью аргументов: от причисления актрисы к лику святых до обвинений в пособничестве «кровавому режиму» — вытаскивают, выуживают из нас то, что — временем, страной, обществом — долгие годы сваями забивалось в землю. Сострадание. Милосердие. Человека.
Конечно, как любой актрисе, публичному лицу, в благотворительном фонде, учрежденном на пару с Диной Корзун, Чулпан достается в большей степени представительская работа. Ее миссия — постоянно напоминать о необходимости помогать. Возятся с лекарствами, больными и отчетами другие, не менее святые люди.
Хаматова и сама это прекрасно понимает. А это, в свою очередь, помогает ей сохранять себя. Как женщину, мать и актрису. Ей ничего не мешает совмещать профессию и благотворительность. Потому что и то и то не способ, не цель, а неотделимая часть себя.
А то, что кроме основных обязанностей ей, при декларируемой аполитичности, приходится участвовать в предвыборных кампаниях, — так это вопрос на самом деле не к ней. Своего Хаматова и ее фонд от президента добились. Построен современный центр помощи тяжело больным детям. В нем уже спасают жизни — и немало. По крайней мере на этом маленьком участке общественный договор между властью и обществом выполнен. То, что он не работает на других — вопрос не только к власти, но и к обществу. Очень неудобный вопрос. Мы же пока попробуем ответить на тот, что поставили в самом начале.
Так когда же мы обнаружили, что Хаматова — это всерьез? Никогда. Мы и сейчас этого не понимаем. Как любое большое явление, ее можно будет оценить только тогда, когда она закончится. И как любой большой взрыв — она не исчезнет. А только подарит новую жизнь — еще и еще. Снова и снова.