Благородный зал Дома русского зарубежья до отказа заполнили влюбленные в творчество Сенкевича читающие и мыслящие люди. Они бывают на всех его поэтических вечерах. На сцене ярко сияла огромная корзина алых роз в окружении белых орхидей — выражение искреннего признания какого-то щедрого благодетеля. Множество изысканных букетов — проявление лучших чувств к поэту.
Два часа стихов и личного общения — это большая удача. Сенкевич был в ударе. Для нас, читателей и слушателей, его стихи — это миг воспитания собственной души. Русский поэт из Финляндии Алексей Ланцов прочел свои стихи с посвящением Сенкевичу. Одна строфа — удачна и запомнилась мгновенно: «Но из каждого слова,/Непричастного к лжи,/Вырастает основа/Совершенства души».
Из Парижа прислал свое поздравление знаменитый французский русист, профессор и автор многих книг о русском искусстве Ренэ Герра: «Для меня Александр Сенкевич — это яркий и самобытный поэт-метафизик. К его поэзии в полной мере относится высказывание Иосифа Бродского: «На самом деле всё это служение музам и т.д. — это искусство в высшей мере метафизическое». Сенкевич следует поэтической традиции Блока, Волошина и Юрия Терапиано».
Будем помнить: Сенкевич — индолог, профессор филологии. Индусское мироощущение в его поэтике придает чувствам обжигающую остроту.
На вечер Сенкевича прилетела Гундега Календра, художник-дизайнер всех его пяти поэтических книг, изданных в Латвии. Поэт Вячеслав Куприянов внес в этот вечер иронический дух. Свои стихи прочел он страстно и азартно. Очень интересно выступил Леонид Воронин, критик, литературовед, знаток русской поэзии и старинный друг Саши. Он вернул нас в 60-е годы, в пору молодости поэта.
— Стихотворение «Остафьево» напомнило мне старую Басманную, улицу, вобравшую в себя отзвуки нашей истории — от путевого дворца великого князя Василия III, отца Ивана Грозного (недаром же появилась поэма Сенкевича об Иване Грозном, на которую обратил внимание еще Арсений Тарковский), до знаменитого купеческого Разгуляя. На Разгуляе стоял тогда еще не снесенный старый трактир. «Купцы ехали к женщинам, к огню и неге, и хотелось сжечь им плоть, как деньги», — это из стихов Сенкевича тех давних 60-х годов. В самом деле это первое в жизни Сенкевича «Остафьево», о котором можно сказать его же словами: «Там мой Парнас и там же мой Олимп, мир благолепья, вскормленный Элладой».
Я знал Иманта Аузиня и побывал в его квартире, недалеко от Домского собора с его витражами, «загадками церквей и башен, улиц, площадей». Я ощутил в Риге колдовскую атмосферу, в которой миф реальности сильней.
Колдовская атмосфера Парижа началась для Сенкевича у собора Парижской Богоматери. Вот они, церкви Парижа «с узорчатой медью ворот». Дух захватывает от пружинистых стихов Сенкевича. Они порой ошеломляют. Сенкевич не раз побывал в Париже в гостях у замечательного русского художника Сергея Чепика, ныне покойного. Саша читал стихи, посвященные ему. «И мы, доживши лет до ста,/ не растеряем веру в чудо,/ в ту жизнь, что, взявшись ниоткуда,/ заполнит пустоту холста».
На вечере прозвучали и стихи, посвященные Сенкевичу.
В наши дни беспутства и порока
сквозь попсой измученный эфир
слышит он воззвание пророка —
тихий шелест вековечных лир.
Проклиная грех свой и блужданье,
совершая над собою суд,
человек в минуту покаянья —
сам в себе божественная суть.
И сольются звуки долгожданно,
знать, гранил их неземной кузнец.
В этой музыке, простой и странной,
он познает счастье наконец.