Для того чтобы быть известным всем и каждому, нужно просто попасть в телевизор. Ты можешь великолепно играть на сцене, быть глубочайшей психологической, характерной актрисой. Ты можешь даже играть в кино на самых первых ролях. Но если это не хит, если нет суперрейтинга или миллионного бокс-офиса, кто о тебе будет знать. Только та самая качественная, намоленная, все понимающая зрительская аудитория, в общем-то довольно малочисленная. Ну и, конечно, коллеги. Хотя коллеги-артисты — это особая статья.
Но сейчас не об этом. О телевизоре. Сначала Максакова оказалась в «Вечернем Урганте» и читала Пушкина. Ну а что еще делать, все-таки Год культуры на дворе. Нет, она шутила в меру своей интеллигентности, но этот юмор еще надо понять. Даже Урганту.
А после Людмила Васильевна пришла к Юлии Меньшовой. Та все любопытствовала: а кто был ваш папа? Неужели Сталин? А мужья, расскажите… Ну, и в том же духе. Надо знать Максакову. А Меньшова ее не знала. И тогда Максакова не захотела знать Меньшову. Она «отбросила» ведущую и осталась совсем одна наедине со всеми. И ей было очень комфортно. Сама себе режиссер, актер и мелодекламатор. Говорила, что хотела, опять читала стихи и была абсолютно свободна в своем самовыражении.
Это и есть Максакова. Та, которая была любимицей самого Рубена Симонова. В Вахтанговском театре он просто ставил на нее, тогда еще совсем девочку. Теперь вы понимаете, какая это школа?! И Владимир Шлезингер, и сын мэтра Евгений Симонов никак не могли обойтись без Максаковой. Такая вот карьера.
Впрочем, карьера для нее в принципе не имела никакого значения. «Цель творчества — самоотдача» — вот это пастернаковское всегда для нее было самым главным. Она могла быть на высоте положения, могла уйти в тень, но оставалась только той, кем хотела. Самой собой, не больше и не меньше.
Говорят о тяжелом характере. О недоступности, неподступности. Вранье! Да, не сразу пустит в свой мир и не каждого. Но если вдруг вам так повезет и вы окажетесь рядом… Какая женщина! — только и будете повторять вслух и про себя, любимого. Приблизившись (если она вас допустит), вы и увидите тот самый колокольчик, услышите его. Там уже не будет никакого пафоса или захода на длинную дистанцию. Актриса! Всем своим существом, фибрами своей души актриса! Настоящая, неподдельная.
Она любит эксперименты. Над собой. Ну смотрите: в дефолтовском 1998-м не побоялась, согласилась играть барыню в «Му-му» у известного в узких кругах режиссера-клипмейкера Юрия Грымова. Понятно было, что почти ничего классического там уже не будет, что это другое кино. Но Максакова таки азартно нырнула в эту глубину! Да, азарт — это то, что сопутствует ей всегда за показным пессимизмом.
А Фоменко? Вы знаете, как она относилась к Петру Наумовичу Фоменко? И как он относился к ней. А Виктюк? Это же любимая актриса того самого безбашенно-гениального Виктюка. Вот такие два режиссера-антипода души в ней не чаяли, оказались ею просто завороженными.
Максакова — это знак качества, конечно. Актриса с большой буквы «А». И кто скажет, глядя на нее, что это самая зависимая профессия. Нет никакой зависимости, потому что здесь как в армии: важно себя поставить.
Она и поставила. Спина прямая, глаза жаждущие, образование классическое. А внутри, что там у нее внутри? Дар Божий, вот что! Бесценный и неотъемлемый ее дар. С которым так трудно идти по жизни. Но она справляется.
Сергей Маковецкий — Людмиле Максаковой
— Людмила Васильевна… Волей провидения мы работали в самых разных спектаклях начиная со «Старинных русских водевилей». Там, по сюжету, искали актрису на роль старухи. И появилась замечательная актриса. И все были счастливы. А потом был «Полонез Огинского», а потом «Я не знаю больше тебя, мой милый», «Чайка», «Дядя Ваня» и «Евгений Онегин». И занимались мы на сцене только одним — любили друг друга. Иногда и ссорились, но это были чисто творческие ссоры. Мы играли бывших влюбленных, я играл ее мужей, любимого писателя, а в «Дяде Ване» играл сына.
Она замечательная артистка и стопроцентно театральный человек. Очень легка на подъем, смотрит буквально всё новое: выходит спектакль в какой-то далекой студии или маленьком театрике. Она этим интересуется. Она вообще любит театр.
А в Шостаковиче («Уроки мастера») она мне помогала как режиссер. Еще был Тригорин в «Чайке», и чего-то у меня не клеилось, и она сказала: «Сережа, ты подумай, кого ты играешь? Ты не играешь слесаря, ты играешь писателя. А они всё могут, у них мозги по-другому устроены: сегодня могут признаваться искренно в любви, а потом это всё описать в своей новой пьесе». И после этого мне стало очень легко. А когда я придумал сцену Тригорина и Аркадиной (она собирается ехать, а он отказывается), ей это очень понравилось. И в этой сцене она вела себя как исполнительница, а я как режиссер. И когда по 5–6 раз в этом месте были аплодисменты, я ей показывал пальцами — 2, 3, 4, 5. После того как я придумал сцену в «Чайке», Людмила Васильевна мне не раз говорила: «Сережа, поставь спектакль». — «Людмила Васильевна, это не мое дело». — «Ты справишься, ты справишься».
Людмила Васильевна — невероятно творческий человек, очень подвижный относительно всего, что касается театра. Когда была «Анна Каренина» и во время постановки возникли проблемы в театре, так Людмила Васильевна сама на «Мосфильме» договорилась, чтобы были сшиты все костюмы. Наверное, не стоит об этом говорить, но она воспринимает это как нормальный поступок. Я не удивился бы, если б узнал, что она за эти костюмы еще и заплатила. Для нее важно, чтобы дело случилось.
Я был свидетелем, как режиссер Павел Сафонов ставил «Чайку», а не хватало каких-то деталей в реквизите. «Скажи, где это купить и сколько надо? — спросила Людмила Васильевна режиссера. — Нужно три? Я возьму больше». Это какое-то подвижничество, не знаю даже как назвать. И при этом абсолютный голод к работе. Как у настоящей актрисы — еще хочется работать, еще хочется удивлять.
Еще одно важное качество: мы могли с ней накануне какой-то премьеры поругаться, и даже не поругаться, а друг на друга погыркаться. Но завтра премьера, и от ссоры не остается и следа, никакого негатива на сцену не тащили — как будто ничего не было. Просто у нас премьера — и люди друг к другу на сцене относятся искренно, замечательно. Я не сыграл только ее папу. Но еще не вечер.
Что бы я хотел пожелать Людмиле Васильевне? Здоровья не только физического, но и душевного, дающего энергию, силы, вдохновляющего на подъем. А еще я желаю Людмиле Васильевне помощи Божьей.
P.S. Это поймет только она одна: я давно не дарил вам конфеты «Коровка». Небольшое мое упущение. Обязательно исправлю ситуацию.