— Юрий, чем характерен сегодня российский шоу-бизнес?
— В нашем шоу-бизнесе все происходит очень стихийно и непредсказуемо, на каких-то личных договоренностях, связях и контактах. Но по-прежнему те исполнители, кто мелькает в телевизоре, более приглашаемы. Скажем, участники шоу «Голос», даже не выйдя в финал, все равно становятся очень востребованными. Продюсеры начинают их раскручивать, организовывают концерты.
— И они себя окупают?
— Концерты проходят на кассу, в небольших залах, до 1000 человек. Прибыль там небольшая, но тем не менее движение есть и есть вектор раскрутки.
— Как музыканты попадают в коллективы к большим звездам? Это огромное везение или они, наоборот, нарасхват?
— Многое решают личные связи, репутация твоя и как музыканта, и как человека. Огромное значение имеет, насколько музыкант стилистически гибок в исполнении! Важны и его личные качества, и отсутствие вредных привычек.
Второй момент — если солист не использует в концерте никаких заранее записанных треков, то ценность каждого музыканта возрастает. В этом случае звезда будет дорожить профессионалом. Если же артист использует некие вспомогательные средства, т.е. заранее записанные треки, то ценность музыканта тут же уменьшается, ему ведь надо делать только какие-то вспомогательные вещи, допустим, нажимать кнопки или держать подкладочную функцию, что может сделать даже ученик.
— Что подразумевается под «вспомогательными вещами»?
— Например, запускать шумовые эффекты или держать партию трех-четырехзвучных аккордов, которые просто создают фон. При этом не обязательно быть виртуозом, это может сделать и новичок, и даже любой студент. А если же музыкант работает под плюсовую фонограмму, имеет значение только внешний эффект, все остальное сделает звукоинженер.
— Кто из артистов предпочитает иметь высокопрофессиональных музыкантов?
— Есть артисты, которые любят живой звук и, соответственно, ценят своих музыкантов. Из тех, кого лично я знаю, — Леонид Агутин или, скажем, Александр Панайотов — молодой талант, у которого хорошие музыканты.
— Вы сами играли «под фанеру»?
— Конечно! Бывали такие концерты, когда технические возможности не позволяли музыкантам играть вживую, колонки были предназначены только для объявления песен и звучания фонограмм. Как-то был случай, когда концерт пришлось начать только с третьей песни. Исполнитель последовательно объявлял первую, затем вторую композицию, но в ответ следовала только тишина, а затем голос звукоинженера: «Диск не читается! И эту песню не читает, и эту тоже не читает!» А мы ничего не могли сделать, у нас даже инструменты не были подключены.
— С кем вы начинали как музыкант?
— Еще будучи студентом, я работал в оркестре под управлением А.О.Кролла. Позже с Ларисой Долиной, это было в начале ее сольного проекта. Лариса — настоящий профессионал. Многие осуждают тот период, когда она занималась исключительно попсой, но, возможно, так ей диктовало то время.
— С ней было сложно работать, она же выступает вживую?
— С ней было, конечно, непросто, надо было быть всегда в форме, но я тогда был совсем молодой, многого не знал.
— Она могла сорваться, возмутиться, если что оказывалось не так?
— Конечно, она могла высказать свое недовольство по существу, но это были рабочие моменты.
— Исполнитель слышит ошибки музыканта? Долина замечала их?
— Долина замечала все погрешности. Ну, таких явных накладок с моей стороны не было, чтобы играть не то и не так, но ошибки, конечно, случались.
— Как вы к ней попали? Как вообще попадают на такую работу — к звездам?
— По рекомендации. Меня Долиной рекомендовал Алексей Гагарин, барабанщик из ее коллектива.
— Она вас отдельно прослушивала, оценивала?
— Нет, этого не было.
— Как строятся творческие взаимоотношения музыкантов и звезды? Скажем, музыканты участвуют в создании новой песни? Дают советы, как сделать аранжировку? Или это просто разучивание готовых нот?
— По-разному. Иногда происходит коллективная аранжировка, когда каждый музыкант предлагает что-нибудь, и в итоге создается песня. Иногда приглашается аранжировщик, а музыканты только воплощают в жизнь готовый результат. По мне лучше, когда все делает аранжировщик.
— У Аллы Пугачевой, с которой вы проработали, как я знаю, целых шесть последних лет, как было?
— У нее был аранжировщик, довольно приличного уровня, не из «Рецитала», просто человек со стороны.
— Как вы вообще попали к Алле Борисовне в коллектив?
— Как всегда, воля случая. Клавишник ее решил уйти из коллектива. Музыканты начали искать, спрашивать у знакомых, кого бы они посоветовали. Так случайно на меня и вышли.
— Вы в это время работали с Людмилой Гурченко?
— Да, я работал с ней в мюзикле «Бюро счастья», и этот проект был уже завершен. И тут мне поступило предложение от музыкантов «Рецитала».
— Как вас представляли? Было какое-то прослушивание?
— Алла Борисовна просто пришла на репетицию, сказала: «Ребята, давайте эту песню споем, давайте ту». Потом я подошел, представился, спросил, может, есть какие-то пожелания, но она сказала: «Нет, все нормально — играй!» Так я попал в ее коллектив.
— Вы волновались перед первой рабочей встречей?
— Как любой на моем месте, думал: «Вдруг не подойду!»
— Вас предупреждали, что что-то нельзя делать, о чем-то лучше не говорить?
— Я уже был довольно опытный человек, поскольку до этого работал с разными артистами: с Юрием Антоновым, Игорем Сарухановым, Александром Малининым, знал, что можно делать, а что нет. Да и Алла Борисовна была очень деликатна и доброжелательна!
— Пугачева вела себя демократично с музыкантами?
— Да, вполне демократично. На саундчек она выходила на сцену, мы уже были готовы: «Давайте это сыграем, давайте это», — отыгрывали концерт и расставались до следующего. Конечно, когда бывали дни рождения, банкеты, тогда все было по-другому. Алла Борисовна — человек настроения, но ей всегда нравилось, когда рядом круг близких друзей и родной коллектив.
— Вы звали Пугачеву по отчеству и на «вы»?
— Да, мы все обращались к ней так, а она к нам по именам. Вот, кстати, Людмилу Гурченко близкие ей люди называли просто Люсей, ей так нравилось, она так определила для себя. Но я называл и ее по имени-отчеству.
— Что особенно запомнилось в работе с Аллой Пугачевой?
— Было много интересных случаев. Однажды, когда мы улетали из Южно-Сахалинска, произошла задержка рейса. Мы уже сидели в самолете часа три, а он все не взлетал и не взлетал. Наконец, Алла Борисовна не выдержала, и мы видим: открывается дверь самолета, по трапу спускается Алла Борисовна, за ней стюардессы, и шепот по салону: «Смотри, смотри, Пугачева!» А она идет, активно так жестикулирует и направляется в сторону аэропорта. Потом возвращается, и через 20 минут мы взлетаем. Оказывается, не сработал какой-то датчик, и мы не могли получить разрешение на вылет. А Алла Борисовна добилась разрешения за несколько минут.
— Я слышала, что Пугачева боится летать?
— Да, она боится перелетов. Помнится, когда мы полетели в Баку, она поехала туда поездом, но, видимо, сильно устала и обратно уже не захотела так добираться — полетела с нами. А вообще ей на весь прощальный тур дали отдельный вагон, который цепляли к разным поездам, так мы и ездили. Однажды тоже был очень интересный случай: мы ехали по Северному Кавказу на поезде, а так как других поездов в это время не было, нам дали тепловоз и всего два вагона — один Алле Борисовне, другой музыкантам. И полетело по сарафанному радио: увидите странный поезд из 3 вагонов — это Пугачева едет. Организаторы не хотели ее предупреждать, что дорога будет проходить через Дагестан и Чечню. Останавливаемся, по-моему, в Хасавюрте, и затем в Ножай-Юрте, а там чеченские военные танцуют свой национальный танец по кругу и кричат: «Алла-а-а-а Борисовна, покажитесь, мы знаем, что вы здесь!» А было совсем рано, около 6 утра! Ну, тут все и рассекретилось.
— Пугачева хорошо платила? У вас была определенная зарплата или вы получали деньги за каждое выступление?
— Да, Алла Борисовна платила хорошо, особенно последний год. Деньги мы получали за каждое выступление. Что прощальный тур будет ровно год, она предупредила заранее. Но некоторые музыканты не поверили, думали, это такой пиар, и потом не могли смириться с этим, были обиды, разные трения.
— А случались во время работы с Аллой Борисовной какие-то накладки, может быть, технические?
— Однажды такое случилось во время тура по Германии. Мы прилетаем во Франкфурт-на-Майне, нас встретили, выдали распечатанные листочки с порядком городов и названием гостиниц. Затем нам предстоял 100-километровый переезд в Ганновер, где на следующий день должен был состояться наш первый концерт в Германии. Но вначале всех повезли на ужин недалеко от Франкфурта. И вот после ужина мы садимся в автобус, отъезжаем и обнаруживаем, что техника — главного человека на сцене — с нами нет. И припоминаем, что и на ужине-то его не было. То есть он отстал раньше, еще в аэропорту! Звоним, но он недоступен. Решаем ехать дальше и на месте решать проблему. Приезжаем в Ганновер, и тут у отеля нас встречает этот самый техник Наиль. Оказывается, по прилете его резко «прихватило», и он забежал в первый попавшийся туалет в надежде, что успеет нас догнать. А аэропорт во Франкфурте огромный, и он просто потерялся без мобильной связи и без знания какого-нибудь языка, кроме русского и татарского. Он начинает лихорадочно искать русскоговорящих, но никого не находит. Изучая надписи, кое-как добирается до железнодорожного вокзала. Идет туда, находит бумажку с названием города и гостиницы, обращается в справочную, указывая на название города. Ему предлагают пройти в кассу и купить билет на поезд до Ганновера. Покупает он билет и едет. А по приезде, опять же не находя русскоговорящих, идет в справочную, снова показывает бумажку с названием отеля. Но оказывается, что отелей с названием, указанным в бумажке, в Ганновере аж три. Тогда он говорит волшебное слово: «Пугачева!» А немцы, как известно, славятся своим небезразличием, поэтому девушка позвонила во все гостиницы, узнала, где остановилась такая фрау Пугачева, и даже вызвала потерявшемуся русскому такси.
— Почему вы не перешли после работы с Пугачевой к Киркорову? Он сам говорил, что готов был взять всех музыкантов Аллы.
— Я ничего об этом не знал. У Филиппа много лет есть свои отличные музыканты, которых я давно знаю. Не думаю, чтобы он хотел что-то менять.
— Не было ощущения, что после окончания работы с Пугачевой вы потерялись, оказались за бортом?
— Нет, конечно. После окончания выступлений Аллы Борисовны с «Рециталом» я стал работать в группе «Арсенал». Затем познакомился с интересным и самобытным автором-исполнителем рок-баллад Александром Чернораем. Он не имел ранее отношения к шоу-бизнесу, но сочиняет очень красивые и необычные песни. Таким образом, мы стали сотрудничать, и я начал делать аранжировки песен Александра.
— То есть с шоу-бизнесом вы завязали и переключились на рок? Хотя рок в нашей стране с попсой не желает иметь ничего общего. Кстати, почему так происходит?
— Я занимаюсь джазом и джаз-роком. Просто я делаю аранжировки в разных стилях, в том числе и в стиле рок-баллады, в котором и сочиняет Александр. На Западе рок и попса постоянно в чем-то пересекаются, они дружат друг с другом, а у нас они развиваются строго параллельно. Взаимоотношения поп- и рок-артистов напоминают старый анекдот, когда встречаются в море два корабля, на палубе одного — эмигранты, уезжающие в Израиль, а на палубе другого — репатрианты, возвращающиеся в Россию, и в итоге и те и другие стоят на палубе и вертят в адрес друг друга пальцем у виска. Так и наши рок- и поп-артисты. Первые считают, что попсовики предали музыку ради денег, а они, рокеры, чисты в своем творчестве и творят исключительно ради искусства. Попсовики говорят: «Зато у нас и популярность, и деньги, а у вас ничего, только надежда!» Но Саша как раз сочетает в себе лучшее от обоих направлений — он пишет музыку в стиле рок-баллады, но при этом она понятна и близка людям, как любой хороший хит. Это в действительности большая редкость, и он, надо сказать, уже выступает в таких непростых залах в Москве, как Дом музыки и Театр на Серпуховской, и это без малейшей поддержки радио и телевидения. Мне кажется, что будущее вполне может быть за таким направлением, когда оно соответствует довольно высокому музыкальному уровню, но при этом оказывается простым и доступным людям.