Заканчивается учебный год. Подходит к концу театральный сезон. Наблюдая за дискуссиями, которые развернулись вокруг проблем преподавания и изучения литературы в школе (долой «Анну Каренину» и «Братьев Карамазовых»!) и разгоревшимися страстями по поводу очищения культурного пространства от скверны (кыш, «Тангейзер»!), трудно удержаться от участия в этой битве умов. Хочу выступить против тех, кто голословно утверждает, будто нынешний, 2015-й, объявлен Годом литературы исключительно для того, чтобы бесповоротно покончить с жалкими остатками словесности, продолжающей подавать признаки жизни. Мой титанический вклад в диспут носит сугубо практический характер.
Предложения по усовершенствованию, модернизации и оптимизации литературы
Инструкция
Не секрет: многие отрасли народного хозяйства и частного предпринимательства успешно развиваются исключительно в связи с постоянно осуществляемым контролем за каждым их шагом — всевозможными проверками, ревизиями, аудитом и т.д. Работники, увы, лишь тогда начинают исправно и полноценно трудиться, когда знают: за ними следят.
Что сказать в этой связи о литературе, которая уже многие века находится без присмотра и по существу донельзя распоясалась? Конечно, бывали в Истории периоды, когда за нею, этой разновидностью интеллектуальной деятельности, пристально наблюдали — то отдельные правители, то церковь, то святая инквизиция, то целые государственные учреждения (не говоря уж об отдельно взятых вождях и членах их семейств), но по большому счету сфера эта оставалась беспризорной. Каждый мнивший себя поэтом, прозаиком, драматургом сочинял кто во что горазд, зачастую не считаясь и не сообразуясь с потребностями общества и запросами населения.
Наличествовал вроде бы институт так называемой критики, рецензирования, публичного обсуждения, но этот жанр был плоть от плоти порождением все того же безответственного отношения к созидательному процессу и очень редко и лишь в малой степени одергивал, приводил в чувство, ставил на место, изобличал. Куда чаще он превращался в комплиментарное воскуривание фимиама.
Пришло время всерьез взяться за огромное, невозделанное, неокультуренное поле художественной чересполосицы и навести на грядках порядок: рассортировать, инвентаризовать и поименовать сваленный бессистемно и в кучу урожай — с целью дальнейшего подъема искусства на новый качественный уровень:
Мой план реорганизации содержит несколько пунктов:
1. Общеобразовательный. Индивиды, принимаясь за чтение, совершенно не представляют, с чем им придется в процессе перелистывания страниц столкнуться. Необходимо освидетельствовать каждое имеющееся в наличии произведение (и дать заключение) на предмет выявления содержащихся в нем наиболее типичных и общепонятных признаков, элементов, составных частей.
а) оптимистичное оно или пессимистичное?
Хрестоматийно яркий пример: сказка Пушкина о трусливом старичке-подкаблучнике, сварливой старухе и мстительной золотой рыбке, где все заканчивается разбитым корытом. Здесь все плохо: сутяжные человеческие характеры и социальный фон. Совершенно ясно: такое произведение не имеет права существовать и тем более числиться в ряду классических.
б) установить: сколько в нем (произведении) положительных и отрицательных персонажей и каков, таким образом, удельный вес добра и зла, а также других пробужденных лирой чувств? Кого, к примеру, можно отметить знаком «плюс» и «минус» в «Гамлете»? Гертруду? Полония? Тень отца? Могильщиков? Самого принца Датского, который по ходу действия укокошивает аж семерых действующих лиц? Утопленница Офелия?
Вывод. Литература должна учить. А чему она учит — на примере «Гамлета»? Убивать? Травить? Да еще вливать яд в ухо. Нет, чтоб в общий котел, как газ — в газовые камеры, это по крайней мере рационально: не единичный малоэффективный случай устранения, а оптовый, массовый, коллективный. Но до такого Шекспир с его убогим умишком просто не в состоянии додуматься.
В итоге ясно: пьеса вредна и никчемна, и место ей не на сцене, а на свалке халтурных поделок и бросовых однодневок прошлого.
в) следует подсчитать фактическое соотношение категорий общегуманитарного свойства: скажем, процент «мира» и «войны» в одноименном романе Льва Толстого, учитывая при этом не только батальные сцены Аустерлица, но и бытовые дрязги между Пьером Безуховым и его супругой Элен. Станет очевидно: война преобладает, а буржуазный милитаризм не получает должного отпора. Таким образом полезность данной саги вызывает большие сомнения.
Нужен ли нам выкрашенный черной краской «Черный человек» Сергея Есенина, который свел счеты с жизнью, тем самым подтвердив и доказав собственную никчемность? Конечно, нет!
Нужны ли строчки Александра Блока «Ночь. Улица, Фонарь. Аптека…», где что ни слово — вызов сегодняшнему дню: на какую сгустившуюся ночь намекает автор? О каких уличных девках беззастенчиво толкует? Для чего твердит об очередном повышении стоимости электроэнергии? И, наконец, с какого переляку растравливает рану, саднящую из-за отсутствия качественных медикаментов?
2. Практический.
а) следует шире привлекать для достижения большей объективности при характеристике того или иного творения тех, кто непосредственно в нем обрисован и запечатлен (причем зачастую не в лучшем виде и свете). Так, для проставления истинного балла в истинной шкале ценностей пьесы А.Н.Островского «Гроза» правильнее было бы пригласить в зрительный зал в качестве специалиста-рецензента мудрую Кабаниху и послушать ее мнение о сочинении так называемого русского Шекспира, всю жизнь проведшего в своем имении Щелыково. Увы, от своего британского коллеги Шекспира он далеко не ушел! Занимался лишь тем, что строчил пасквили на передовое купечество — взять хоть ту же «Бесприданницу», хоть сомнительную, да что там — вопиющее безнравственно озаглавленную пьесу «Правда — хорошо, а счастье лучше». Что имеется в виду? Уже за одно название она заслуживает быть отлучена от литературного обихода и предана остракизму и забыта, как страшный сон в летнюю ночь.
б) шире внедрять и применять (и использовать по назначению) положительный опыт подвергнутых несправедливому осмеянию в прежние годы подлинных носителей гуманизма. Кто такой Скалозуб из комедии поделом приконченного дипломата Грибоедова? Он — герой войны 1812 года, а значит, все, что изрекает, априорно должно быть принято как аксиома и руководство к действию. «Собрать бы книги все да сжечь!» Есть ли у нас, не героев, моральное право оспаривать этот постулат? Надо сделать так, как говорит блюститель военной дисциплины, и не рассуждать. Если исполним приказ-совет надлежащим образом, то и дискутировать будет не о чем. Все сгорит! Именно так поступили в свое время в одной стране, где ублюдочное искусство было под корень истреблено и восторжествовал правильный и здоровый образ жизни: поэтому не надо изобретать велосипед! Все изобретено.
3. Эстетический. (Как создать бездарное произведение?)
Учитывая все возрастающую и наглядно охватившую общество дебилизацию и то, что очевидный процесс всеобщего поглупения и устранения всяческих эстетических критериев остро стоит на повестке дня — назрела необходимость создания произведений, которые отвечали бы состоянию умов наших современников. Сделано в этом направлении немало, но для все возрастающей армии идиотов произведений адекватных им явно не хватает. Нужны разработки рецептов таких бездарных вещей. Вот они:
а) патриотические лозунги — в каждой строке.
б) гордость за отсутствие ума — в каждой букве.
Примечание. Но и эта книга должна быть из легко воспламеняющихся материалов.
Ублюдочное искусство
Ну а теперь всерьез. В культуре всегда сосредотачиваются зерна конфликтов, не могущих открыто проявиться на других полигонах обкатки политических и социальных реформ, — достаточно вспомнить рассуждения Льва Толстого о церкви и последующее предание его анафеме. И осуществившиеся затем гонения на религию, потерявшую в силу оторванности от реальных проблем влияние на взбунтовавшийся народ. Ни священников, ни царя уже никто не слушал в обезумевшей империи. Сломя голову она неслась к гибели.
Предположим: Христос пришел на «Тангейзер» в Новосибирске, сел в двадцатом ряду (Он ведь никогда не стремился в первый), увидел Себя и Свой Образ в нетрадиционной трактовке… И — что? Стал метать громы и молнии? Мало ли видел Он — поношений, унижений, несправедливостей? Но — терпел. (И нам велел.) И смиренно выходил победителем из всех злоумышлений против Него.
Мы, конечно, должны заступаться за Спасителя (ведь Он за нас еще как заступился), но должны следовать Его правилам, брать в заступничестве Его ноту всепрощения и понимания.
Преподобный Серафим Саровский говорил так: обличитель видит те грехи другого, которые наличествуют в нем самом, вот и спешит переложить их со своих плеч — вместо того чтобы заняться искоренением в себе. И это действительно так: обличаем в других то, от чего хотели бы избавить себя. Но себя исправлять тяжело и неохота. А других — милое дело.
Вагнер, сочинивший «Тангейзер», был, как известно, любимым композитором Гитлера. В этом смысле его изгнание с новосибирской сцены можно было бы рассматривать как позитивный шаг. Постигла-де заслуженная кара! Но хорошо, хоть этот ярлык не прилепили к закончившейся скандалом постановке. Хорошо и то, что партитуры прилюдно не сожгли — по аналогии с тем, как бросали в костры в нацистской Германии тома неугодных мыслителей. «Ублюдочное», то бишь неофициальное, неофициозное искусство было искоренено….
Штришок из прошлого
Можете не поверить, но долгие годы я хранил в памяти (почему?) две поэтические строчки, сочиненные пародистом Владимиром Робертовичем Волиным и опубликованные под псевдонимом Евг. Сазонов на 16-й странице «Литературной газеты» в знаменитом «Клубе «12 стульев» — сатирическом оазисе свободы среди тогдашней сплошь подцензурной прессы. Кто такой Евгений Сазонов? Людям старшего поколения не надо объяснять, а незнающих просвещу: вымышленный персонаж, графоман, созвучный Козьме Пруткову, который время от времени разражался «размышлизмами» в прозе и стихах. Две упомянутые строчки звучали так: «Надел я бабочку и блейзер — иду на оперу «Тангейзер».
Мысленно я повторял их больше четверти века и вот дождался: теперь многие заговорили в том же духе, что Евг. Сазонов.