Да уж, у Вахтанговского карманы не хилые и совсем не пустые — видно невооруженным взглядом. Но я не о деньгах и кошельках, которые прячут в карманах брюк и пиджаков. А о тех карманах, что находятся в самой глубине сцены и там хранят декорации. Вот, скажем, на днях вернулась «Анна Каренина» из Воронежа, с гастролей, вещички свои разбросала, и через них я переступаю, чтобы попасть прямо на новую сцену. Это пока пустой квадрат: темные стены, никаких тебе рядов. В роли комментатора директор театра Кирилл Крок:
— Зал-трансформер: хотите классический — тогда нажимаем кнопку, и бличер с рядами раскладывается на 250 мест. А если бличер не нужен, то мы его закатываем под технический балкон. А когда режиссеру придет в голову устроить спектакль по центру, то трибуны устанавливаются по периметру зала. Он полностью уже оборудован: штанкеты, свет, звук и световая дорога по кругу, подъемник подает декорацию снизу, рассчитан на вес в 3,5 тонны. И если мы совершим некое действие, то сразу попадем в зрительское фойе.
Но путь к фойе долог и извилист: с третьего этажа — направо, вниз — налево по коридору, еще по одному коридору и потом в подвал. По дороге Крок излагает историю вопроса: строительство 13 лет назад начинал великий артист и в то время худрук Михаил Ульянов, подписав инвестконтракт на строительство новой сцены. Эта стройка ну прямо как зеркало новой России, в котором отразилось все: разорение инвесторов, перепродажа бизнеса, бизнес-разборки, не говоря уже о не раз поменявшемся за эти годы законодательстве. И до недавнего времени здесь гуляли сквозняки, был голый бетон, мешки с цементом, коробки, строительный мусор. Казалось, до финиша далеко, однако пять лет назад новому руководству театра удалось переломить ситуацию, и дело активно пошло.
Стены покрашены, полы положены, цеха заполняются нужным оборудованием. Кажется, еще пару дней мойки-уборки — и можно начинать репетировать или играть. Однако сцену, как говорит художественный руководитель Римас Туминас, откроют в сентябре, к новому сезону.
— Римас Владимирович, новой сцене — новый репертуар? По какому принципу будете его формировать?
— Новое всегда провоцирует на что-то новое, но у нас ничего специально нового не будет. Как раз хотел и хочу, чтобы сцену открыли Борисова, Лановой, Симонов... Репертуар составят три блока: первый — премьеры, второй — перенос спектаклей с малой сцены, и третий — для молодых режиссеров и актеров. Я репетирую пьесу Бернхарда «Минетти». Это о судьбе актера, хотя я не очень люблю, когда в театре про театр. Может, всю труппу выведу в одной сцене.
— Все 83 человека? Да где же они поместятся?
— Ну да, всех — если хватит столов и стульев.
Римас говорит, что для новой сцены кроме него премьеры готовят Антон Яковлев («Подросток» по Достоевскому), Владимир Иванов с Юлией Борисовой «Возьмите зонт, мадам Готье!». А молодые возьмутся за мировую литературу.
— Я рассматриваю эту сцену в контексте Симоновского театра (в прошлом сезоне Вахтанговскому отошел еще и театр Рубена Симонова, что в переулке напротив. — М.Р.), где мы будем заниматься прозой, классикой и в литературе станем искать язык театра. Такая литературная база, лаборатория и спектакли.
Идем дальше. На втором этаже цеха: пошивочный с примерочными, две комнаты для бутафоров. Цветовое решение разработал главный художник Вахтанговского Максим Обрезков: очень стильное и смелое — от цвета мокрого асфальта на стенах фойе до алого в собственной мастерской. Ему самому наконец-то будет где развернуться: кабинет плюс макетная мастерская. Хорошо себя почувствуют и другие, кто ютится сейчас по комнатушкам: постановочная часть, например, с ее замечательным руководителем Володей Довганем, или фотограф, получающий здесь фотолабораторию, литчасть с видом на дворики Арбата. А также библиотека, архив, в котором можно многое найти. Надо бы спросить: а есть ли автограф Сталина, посетившего некогда спектакль «Виринея»?
Но особая гордость директора — это самый большой в центре Москвы столярный цех полного цикла. Помещение метров двести, а то и больше, уже заставлено станками. А вот прачечная и химчистка с профессиональными машинами. Здесь же ванна — большая, емкая.
— В ней огурцы солить будем? Или моем кого?
— Не моем, а красим — здесь красильный цех. А еще есть отдельный гладильный.
Доски по периметру, а по центру — станок, куда закладывается ткань и нажатием одной педали — вжих — прогоняется через валик. А еще стоит чудо-манекен: на него надевается только что постиранная рубашка, вся мятая от сушки, застегиваются пуговицы, жмешь кнопку — и от пара она мгновенно становится горячая и как новенькая. Пример человеческого подхода к персоналу — там, где горячая работа, предусмотрены душевые.
Стены в коридорах уже в фотографиях — актеры, сцены из спектаклей. Останавливаемся перед одной, в коричневой раме, где Римас Туминас с Галиной Коноваловой, и этот снимок еще одно доказательство истины: актер не может без режиссера, впрочем, как и наоборот. Не появись девять лет назад в Москве литовец Туминас, не согласись он на предложение Ульянова взять Вахтанговский, никто бы не узнал о ярком, искрометном таланте Галины Коноваловой. Не судьба, а перевертыш под конец жизни. Не дожила двух лет до ста. В возрасте 97 лет летала через океан в Нью-Йорк на гастроли. Ее в театре все звали как птичку — Галочка. Бриллиант эпизода, шарм Вахтанговского, фарфоровая статуэтка — вот какой ушла артистка Коновалова, более 70 лет послужившая Вахтанговской сцене. Такому финалу позавидует любой.
Три этажа видимых и еще три уйдут вниз, где будет арт-кафе и фитнес для сотрудников, кстати бесплатный. Центральный пост охраны со множеством экранов и дисплеев — сюда сведены в общей сложности 25 инженерных систем, что в автоматическом режиме управляются с одного компьютера. Сколько же все это стоит? Крок достает бумаги, читает:
— Общая сумма средств, затраченных на реализацию проекта, 923 миллиона рублей. В общем, почти миллиард негосударственных денег. За это огромное спасибо инвестору...
Однако возникает вопрос, который давно мучает меня: какие физические и бытовые условия способствуют духовным взлетам? Художник должен быть сыт и богат или довольствоваться малым, как пташка? У Вахтанговского не просто новое здание, а символ благополучия: красота, комфорт... Не зажиреет артист? Не снизит творческий потенциал?
— Вот боюсь, что так может получиться, — смеется Туминас. — Есть опасность такой сытости, уверенности, защиты. Нет тревоги. Вот когда здесь была недостройка, не хватало оборудования, я думал: наверное, так и надо, главное, чтобы туалет и кресла были хорошие, а дальше мы с лампочками и дежурным светом сыграем. Я сам боюсь глянца, лоска. Вот около сцены нет пока актерского уюта — вот такой, наверное, и нужен, чтобы на сцене чувствовать себя хорошо.