— Юля, вы могли себе представить, что когда-нибудь будете представлять свой фильм в Пекине?
— Да что вы! Ни мыслей, ни целей таких у меня не было и близко. Съемки пришлись на самый разгар конфликта в Украине. Эта история ни для кого не прошла легко, не только для тех, кто в это время делал кино. Но мне съемки дались так тяжело, что единственное, чего я хотела: просто дожить до конца, просто чтобы фильм состоялся. Каждый день мы думали: «Господи, спасибо, что сегодня все получилось. Пожалуйста, пусть все получится и завтра». Но после того, как мы закончили фильм, с ним начали происходить удивительные вещи. Мы сделали премьеру не только в Москве, но и в Киеве, Одессе, Белой Церкви и, конечно, Севастополе. Теперь еще и в Пекине — а я все думаю: боже, это-то откуда? (Смеется.) Видимо, все это подарки нам за все, через что мы прошли.
— Это же пока самая экстремальная роль в вашей карьере?
— Да это попросту первая моя большая серьезная роль. Когда мне доверили пронести через весь фильм его главную мысль — одной.
— Для съемок режиссер перекрасил вас в жгучую брюнетку. А чем еще пришлось пожертвовать ради роли?
— Подумаешь, волосы. Ну да, я потом долго не могла вернуться к своему натуральному цвету. Но для меня все физические трансформации — это что-то постороннее. Гораздо сложнее и важнее было погрузиться в ее психофизику. Мы много говорили с режиссером о том, что Павличенко в начале фильма по всем внутренним характеристикам — это мальчик, и только ближе к финалу она превращается в девочку. Нечто подобное делала в моем любимом фильме «Цвет граната» Софико Чиаурели. Еще мы говорили про Марлен Дитрих: в том смысле, что в моей Людмиле есть такое же сухое, закрытое благородство. Она проявляет себя через эту холодность.
— Теперь вам предстоит сыграть еще одну Людмилу — Гурченко. И к ней, как к Марлен Дитрих, тоже подходит определение настоящей дивы.
— Мы сняли совсем немного сцен, хотя работа идет уже год. Планируем вернуться к съемкам в августе, а сейчас пишем музыку для фильма. Этим занимается арт-группа «САМ» — «Свободные артисты и музыканты». Джаз-банд, в котором я тоже принимаю участие как вокалист. И в фильме всю музыку буду петь я.
— Я правильно понимаю, что вы будете петь песни Гурченко, но своим голосом? Никак ей не подражая?
— Да, никакого интонирования не будет. Плюс я бы очень хотела — и этого совсем не боюсь, — чтобы местами звучала сама Гурченко. Но не из моих уст. Потому что если я буду петь ее голосом, то тогда получится, что мы пытаемся как бы ее оживить. Сказать: вот еще одна Люся. Но этого быть не может! Более того, мы уже подготовили около шестидесяти париков, но я не буду стараться быть похожей на нее внешне.
— Почему вы согласились ее сыграть?
— Сценарий основан на ее трех книгах: «Мое взрослое детство», «Аплодисменты» и «Люся, стоп!». Все переписано с ее слов, так что ничего скандального, никаких историй, которые могли быть интересны «желтой прессе», в фильм не попадет. И тем не менее я уже сейчас ожидаю полного разноса нашей картины — такого количества негатива, какого еще не было в моей жизни. Как бы она ни случилась — плохо или хорошо. Мы не успеем доснять фильм, а про нас уже напишут, что это провал. Я понимаю, на что иду, берясь за эту роль. И я согласилась на нее не сразу. Сначала прочитала ее книги и подумала: боже мой, казалось бы, все знали, что она была примой, дивой, но у нее в голове, в мыслях наедине все было еще в тысячу раз интереснее, чем все, что с ней произошло в жизни, и прекрасного, и ужасного. Тогда-то я и подумала о том, что мне очень хочется сделать историю про то, что у нее внутри. Если мне удастся хотя бы на йоту приблизиться к решению этой задачи — это будет успех.
С нами в союзе работает и последний муж Людмилы, Сережа Сенин. Ее дочь, Мария, тоже не против, что мы это делаем. Для меня эта линия взаимоотношений Гурченко с дочерью очень важна. У меня самой дети, и я понимаю, что то негативное, что по их поводу писали в прессе, — такого просто быть не могло! Мне хочется повернуть эту историю ровно в обратную сторону. Донести до экрана азарт великой актрисы, доходящий до фанатизма, — ведь почти никто не знает, что в той же «Маме» Гурченко снималась с ногой, сломанной в десяти местах. Донести ту боль, которая проступает в каждой ее даже минимальной роли. Острый язык, как у Фаины Раневской.
— Вы будете воспроизводить заново на экране фрагменты ее ключевых ролей?
Опять же зачем? Мы же не делаем пародию. Но ее фильмы будут присутствовать. Например, мы покажем небольшой кусочек со съемочной площадки «Карнавальной ночи». Но уже в формате — то, что остается за кадром. Ее жизнь в большинстве случаев — это и есть история съемок. Но и любовных перипетий тоже. Потому что без любви никуда.