Всем нам, знаю по себе, интересны детали жизни, пристрастия, особенности характера того или иного художника. Хотя порой многое и отражено в самих его произведениях. Точней чем словами, вынесенными здесь в заголовок, наверное, трудно было бы выразить натуру поэта Александра Межирова. Да — фантазер, игрок. И, конечно, мудрец. Эта емкая, практически исчерпывающая стихотворная строка Александра Сорокина открывает глубинное в его старшем товарище и высоко ценимом наставнике целого ряда поэтических поколений.
Шура, как звали Межирова в детстве и юности дома и в школе, с 12-летнего возраста обучался игре в карты вместе со своим другом-одноклассником, чей отец был профессиональным, а в те годы, разумеется, подпольным игроком. Позднее А.Межиров убеждал всех, самозабвенно фантазируя, что родился в цирковом шарабане, мечтая «работать классический аттракцион» на мотоцикле по вертикальной стене. Неутолимо любил цирк, скачки, спорт, бильярд. Но Поэзия была его главным, неотступным, магическим притяжением.
«У публики случайной на виду...» — написал он о себе. В слове «случайной» есть и нота горечи, хоть и знал, что не все из «случайной публики» глухи, нет-нет да и становится кто-то из нее новым истинным любителем поэзии. Очень часто интерес к явлению, падая на благодатную почву, пробуждается — извне.
Вот и совсем еще маленького Шуру Межирова приобщила к поэзии его мать, Елизавета Семеновна, закончившая классическую женскую гимназию и с раннего детства сына мечтавшая привить ему любовь к стихам, часто читая вслух Пушкина, Тютчева, Некрасова, Блока. Отец же будущего поэта, Петр Израилевич, тоже получивший классическое образование, прекрасно знавший латынь и древнегреческий, мировую историю и экономику, человек исключительного трудолюбия, — приучил мальчика к кабинетной работе, необходимой для литератора. Сыграл важную роль в становлении поэта и его любимый школьный учитель, выдающийся преподаватель литературы 57-й московской школы В.В.Литвинов. Если бы не с этих поэтических строк, наполнявших воздух комнат в Лебяжьем переулке, где жила семья, не со звуков старого, дивно звучащего немецкого черного резного пианино, на котором играла младшая сестра Лида, чьи руки Ольга Фабиановна Гнесина называла гениальным аппаратом, если б не с выдающегося учителя литературы началась судьба, трудно предположить, куда бы повернулась предназначенная Поэзии линия его жизни.
После статьи «Откровения поэта, умершего в Америке» Натальи Дардыкиной в «Московском комсомольце» 16 ноября 2014 года о новой книге избранных стихотворений А.Межирова «Какая музыка была!», включившей интервью с поэтом Михаилом Синельниковым, составителем этого сборника, я, хранитель архива отца, получив многочисленные отзывы, обратила внимание на одно короткое письмо:
Случайно прочитал в газете статью о Вашем отце Александре Межирове. К сожалению, я не знаком с его творчеством, но приведенные строки из его стихотворений меня потрясли. Буду Вам безмерно благодарен, если Вы сочтете возможным уведомить меня, где и каким образом можно приобрести книгу «Какая музыка была!». С уважением, Леонид.
Прочитала и подумала с радостью: вот и новый читатель поэзии!
Книга «Какая музыка была!» составлялась из широко известных произведений поэта, признанных несомненными шедеврами и из недавних архивных находок, а также из тех стихотворений, которые при жизни поэта никогда не печатались. Сборник охватывает разные этапы его творчества, заканчиваясь последним, американским, который длился долгие 17 лет.
Отмечают, что в годы вынужденной эмиграции А.Межиров писал не менее сильно. Евгений Евтушенко назвал его поэтом уровня В.Ходасевича, что является высочайшей планкой в русской поэзии.
Стиль А.Межирова, претерпев изменения, стал в конце до предела лаконичным, а пронзительность строк не уступала его прежним лучшим образцам.
Этот сборник фактически предваряет готовящееся издание тома произведений Александра Межирова в академической серии книг петербургской «Библиотеки поэта», каждая из которых являет собой памятник автору в длинной истории наиболее выдающихся созданий поэтического творчества.
Зоя МЕЖИРОВА, Вашингтон.