В отделанных мрамором интерьерах нового музея сейчас выставлено около 150 произведений — мебель, скульптура, лампы, есть даже раритетный стол для снукера, созданный в традициях ар-деко. Это малая часть собрания — всего в нем более тысячи экспонатов, так что у музея есть возможность менять экспозицию, чтобы зрителю было интересно приходить сюда снова и снова. Но жемчужина коллекции — скульптура Дмитрия Чипаруса «Танго», изображающая Рудольфа Валентино, звезду немого кино 1920-х годов, и его жену, Наташу Рамбову — уже красуется на почетном месте. Русских танцовщиков и танцовщиц вообще в музее великое множество — именно их основатель музея, Мкртич Окроян, автор книги «Скульптура ар-деко: истоки и расцвет», считает лучшей частью собрания и доказательством влияния русской культуры на Европу.
— Сейчас такое неспокойное время, но вы все же решились открыть музей. Почему — не было желания переждать?
— Мы же не собираемся умирать! Я начал работать лет 30–40 назад и столько кризисов с тех пор пережил… Переживем и этот. Нужно идти вперед. Обстоятельства и возможности сошлись, чтобы показать такое направление, как ар-деко, в здании бывшего Монетного двора. Почва для музея готовилась давно. Думаю, сейчас самое время понять, что не нужно повторять Европу — нужно делать свое. И история ар-деко доказывает, что европейские ценности имеют русские корни. В Европе тоже есть коллекции, но не такие большие.
— Когда вы увлеклись ар-деко? И почему? Вы росли в интеллигентной семье — отец был педагогом и поэтом, — интерес к искусству появился в детстве или позже?
— Коллекционировать искусство я начал в период, когда Россия бурлила, — на рубеже 1980–1990-х годов. Тогда это было сложно, но возможно. Одни люди собирают моменты, другие — марки, третьи — гитары, кстати, это очень распространено в Англии. И большинство надеются, что когда-нибудь их собрание будет стоить состояние. У меня нет такой цели, я воспринимаю коллекционирование ар-деко как способ анализа жизни и культуры ХХ века. После всех королевских стилей — рококо и барокко, которые считаются классикой, — приходит ар-деко, обладающий не меньшей исторической и культурной ценностью. Точкой отсчета существования ар-деко считается 1925 год, когда в Париже прошла Международная выставка декоративных и промышленных искусств. Это искусство межвоенного периода, времени, когда появилась буржуазия, которой захотелось украсить свою жизнь, — ар-деко сумело заполнить вакуум. Сформировался новый стиль — более того, образ поведения. Грядет столетие ар-деко, так что самое время обозначить его ценность в истории искусства и открыть музей — это закономерный процесс. И, конечно, мой интерес продиктован тем влиянием, которое русское искусство оказало на ар-деко.
— В Советском Союзе ар-деко — стилю буржуазии — было сложно расцвести?
— Не так как на Западе, но у нас тоже развивалось ар-деко. Взять хотя бы скульптуру Веры Мухиной «Рабочий и колхозница» — это чистый ар-деко. Также элементы этого стиля встречаются и у Дейнеки, Пименова. Наконец, что такое сталинский ампир, если не советский вариант ар-деко в архитектуре? Влияние стиля проявлялось по-разному, но оно было. И — что важнее — стиль начался именно с русского влияния. Наталья Гончарова, Михаил Ларионов, Леон Бакст в эмиграции делали декорации для «Русских сезонов» Сергея Дягилева, которые пользовались бешеной популярностью. С Дягилевскими сезонами в европейскую культуру пришло более либеральное отношение к театру, к декорациям. Европейцы начали им подражать. Французские мастера стали делать скульптуры русских танцовщиков, предметы прикладного искусства. Это стало таким же толчком для развития европейской культуры, как русский авангард и абстракционизм. Если взять румына Дмитрия Чипаруса, который работал в Париже, как классического представителя ар-деко, то, наверное, не меньше половины его работ посвящены русскому театру. Образы рабочих и крестьян на стенах Музея современного искусства в Париже — это работы Поповой, но об этом мало кто знает. Она, конечно, представительница авангарда, футуризма, абстракционизма, кубизма, но при этом творила и в стиле ар-деко. Хотелось бы всем показать, что ар-деко — стиль, требующий большого мастерства (сейчас невозможно повторить многие работы 1920-х годов), что у него глубокие исторические корни и влияние на современную культуру.
— Сейчас есть достойные продолжатели традиций ар-деко или делают только стилизации?
— Ар-деко рождается во времени — между войнами, — это эпоха стиля. Далее лишь отступления от канона, которые порождают новые направления. Манхэттен, например, построен в стиле ар-деко. Свои стеклянные небоскребы китайцы часто внутри оформляют в стиле ар-деко, точнее, в его современной интерпретации. Но сегодня существует тенденция «приписывать» ар-деко здание или предмет, который на самом деле никакого отношения к нему не имеет, чтобы подороже их продать. Поэтому основной задачей для нас является стремление показать разницу между ар-деко и тем, что выдают за ар-деко.
— Каким вы видите будущее музея и своей коллекции? Сейчас в коллекционерской среде возрождаются традиции меценатства в духе Павла Третьякова. Так, недавно Александр Иванов передал в дар Эрмитажу яйцо-часы Ротшильда стоимостью $18,5 миллиона. Вы собираетесь когда-нибудь поступить так же?
— Я знаю другие примеры — коллекционеры делают свои выставки, открывают свои музеи, как, например, поступил Вексельберг, открыв музей Фаберже в Петербурге. Когда государство принимает подарок, оно берет на себя и ответственность за него. Но не каждый государственный музей способен следить за сохранностью вещи. В том же Эрмитаже пропадают экспонаты — не шедевры, которые попадают в экспозицию, конечно, менее значимые работы. Мы же готовы содержать музей, показывать предметы публике в свободном режиме. Музей — это тяжелое бремя, которое мы готовы нести. Можно, конечно, подарить картину для пиара, чтобы о тебе говорили, но это не мой путь.