Героиней Ольги Львовой стала Регина Глюкман. Ей за 90. Она задает себе вопрос: «Сколько мне лет? Восемьдесят? Даже не знаю». Жить осталось недолго. Память все чаще подводит. После инсульта у Регины стремительно развивается старческое слабоумие. И надо успеть поговорить о главном, о том, на что существовало вето почти 60 лет. Дочь Соня помогает Регине достойно прожить остаток дней. Они листают старые фотоальбомы, чтобы многое вспомнить. В начале 50-х ее семья приехала в США из Бельгии, с которой связано страшное прошлое. Брат и другие родственники Регины сгинули в Освенциме. Ее родители бежали от немцев из Бельгии в Марокко, оказавшись в списках на истребление. Глядя на Регину, лишний раз понимаешь, что наши беды несравнимы с тем, что пережило ее поколение. Теперь к Регине приходит музыкальный терапевт. Он играет на гитаре, а Регина ему подпевает. Эти кадры производят сильное впечатление. Мы разговариваем с Ольгой Львовой о том, как она нашла своих героев и работала с ними.
— Каким образом складывались ваши взаимоотношения с героинями фильма — матерью и дочерью? Сразу ли они пустили вас в свою жизнь?
— Я познакомилась с этой семьей через музыкального терапевта, посещавшего Регину. Многие месяцы потребовались для того, чтобы они открылись мне. Поначалу Соня — дочка Регины — дала мне понять, что не будет касаться темы холокоста. Это есть в фильме — ее бескомпромиссное «нет». Мы продолжали общаться, я снимала, но к этой теме не возвращалась. Надо уважать решение героя, иначе доверия с его стороны не будет. Очень медленно ситуация менялась. Соня сама пришла к тому, что захотела поговорить с Региной об истории своей семьи. Однажды она рассказала мне, что у них есть альбом с довоенными фотографиями, который они не открывали 60 лет. Соня предложила открыть его в присутствии камеры. Так началась другая история, ставшая главной в фильме, — история преодоления прошлого.
— В чем эффект музыкальной терапии?
— Музыкальная терапия используется в разных сферах: в работе с детьми-аутистами, в психической и физической реабилитации, в восстановлении речи после инсультов и в хосписах. Я прочитала статью в The New York Times об одном хосписе, где несколько музыкантов каждый день навещали 4–5 пациентов. Меня потрясла сама профессия музыкального терапевта. Сначала я снимала двух музыкальных терапевтов и четыре семьи, с которыми они работали. Эффект музыкальной терапии видимый, даже кинематографичный. Люди преображаются на глазах: начинают улыбаться, забывают о боли, оживают. Это можно назвать общением через музыку. Многие пациенты уже не могут говорить и видеть. Музыкальный терапевт дает им барабанные палочки, бубен или колокольчик, и они начинают отстукивать ритм, играть. Терапевт подхватывает этот ритм. Начинается своеобразная импровизация — общение через звуки, ритм, паузы. Музыкальный терапевт всегда знает любимые песни и мелодии пациента. Для многих из них это один из немногих способов общения в последние месяцы жизни. Музыка очень помогает людям, у которых проблемы с памятью, как у героини фильма — Регины. Музыкальные терапевты рассказывали мне, что восприятие музыки одинаково интенсивно задействует левое полушарие мозга, отвечающее за логическое мышление, и правое, отвечающее за образное мышление. Таким образом, улучшается работа мозга в целом.
— Вам удалось побывать в хосписе?
— Я там изначально снимала четырех пациентов. Двое из них лежали в стационаре, двое других — в так называемом домашнем хосписе: человек живет дома, но при этом получает профессиональную помощь: осмотр врача, музыкальную терапию, приход медсестры. Регина, которая стала главной героиней фильма, — как раз пациентка домашнего хосписа. Когда я занялась этой темой, меня обеспокоило положение дел с хосписами в России. Я знаю, что в Первом московском хосписе снят фильм «21 день» Тамары Дондурей. За деятельностью тех, кто в этом хосписе работает, я уже давно слежу с восхищением. Надеюсь на то, что таких мест и таких людей в России будет больше.
— Вы учились в американской киношколе. Это платное обучение? В чем его особенность?
— Срок обучения в киношколе School of Visual Arts два с половиной года. Моя магистерская программа была платной, но во время учебы была возможность получить гранты, которые очень помогали. Программа обучения уникальна и целиком посвящена изучению документального кино. Таких программ даже в США мало. Расписание в первом семестре такое, что работали мы без выходных. Очень тяжело. Это напоминало естественный отбор: люди должны были понять, каких нагрузок и жертв потребует от них документальное кино, и решить для себя, хотят они продолжать в этом духе или им лучше вернуться к нормальной жизни.