В задумчивом настроении он и прибыл на вечер Примадонны, где сам должен был безмятежно петь и играть «Прости, поверь» на винтажном рояле со стеклянной крышкой. А взволнованная публика, подчеркивая многодневное ожидание «праздника праздников» особенным настроением, тщательно подобранными нарядами и морем цветов, торжественно стекалась к залу «Дзинтаре» и в предвкушении чуда рассаживалась по местам, полностью распроданным задолго до ивента. Забегая вперед, надо сказать, что публика не просто получила свое сполна, а никак не могла поверить уже в финале шоу в свалившееся на голову счастье и, нахлопавшись «браво» с «бис», растворялась в вечерней Юрмале «довольная, как слива» - по излюбленному выражению Филиппа Киркорова.
А Пугачева, помимо щедро раздаренного людям творческого и эстетического восторга, еще и спасала ситуацию, примиряя непримиримое. Понимая двусмысленность происходящего, она, конечно, не могла промолчать, но не могла и кликушествовать, как многие из ее коллег, растерявших уравновешенность. Мудрость, ум и такт, мобилизованные Примадонной, совершили, кажется, невозможное – точки, запятые и акценты были расставлены так точно и изящно, что только клинические идиоты теперь могут настаивать, что, если и была буря, то не в стакане воды.
«Пускай не кончится она, наша любовь!», - декламировала Алла, собирая букеты и овации после песни «Любовь, похожая на сон», поблагодарила авторов, которые сотрудничали с ней «все эти годы», восхитилась «замечательными артистами», которые исполняли весь вечер ее песни, и плавно перешла к «злобе дня»: «Мне очень жаль, что Иосифа Давыдовича нет в этом концерте, он должен был петь «Все могут короли», он это замечательно делает. Но сейчас жизнь такая, знаете, суетная, беспокойная. Но все пройдет, все будет хорошо. Самое главное – верить… в мир во всем мире! А мы с Иосифом Давыдовичем – дети советского времени, так что мы привыкли – нас били, а мы летали…».
И по округе понеслась горячая новинка - песня-памфлет «Нас бьют, мы летаем», «оскандалившаяся» на родине то ли как новый «гей-гимн», то ли как «оппозиционный манифест», но в контексте Юрмалы обретшая еще один смысл. Политический по сути демарш, не оскорбляя никого, мог получить высшую оценку мастерства в любой дипломатической академии – хоть на Западе, хоть на Востоке. И даже можно простить действительно «битой» Алле «святую ложь» про «битого» в советские времена Кобзона…
«Миротворческая» эквилибристика Пугачевой была лишь одним из кирпичиков дворца счастья, который она соорудила для публики в финале почти трехчасового концерта, где сытным аперитивом звучали каверы ее песен в исполнении гостей, а на вожделенное горячее подана сама Примадонна с четырьмя песнями: «Я тебя никому не отдам», «Любовь, похожая на сон», «Нас бьют, мы летаем», «Миллион роз» и в конце - бис-десерт «Зона отчуждения», которая, увы, не вошла в трансляцию.
***
Пять лет назад Алла заявила, что «ушла со сцены», одарив страну прощальным туром «Сны о любви» и «совсем прощальным» мегаконцертом в Лужниках с участием «всех звезд», которые так же, как и в Юрмале, в меру своих сил, умений и фантазий распевали на все лады пугачевские нетленки. С тех пор, каждое ее появление по «особым случаям» на сцене становится событием экстраординарного характера. «Голос меня не слушается, я не могу им больше управлять», - жаловалась Алла, объясняя тогда, почему, среди прочего, «завязывает» с активной гастрольной деятельностью.
За эти годы она сумела голос подлечить, первые признаки улучшения обнадеживающе прозвучали полтора года назад на «Рождественских встречах». Готовясь к Юрмале, решила улучшить результат еще одним кардинальным шагом – бросила курить 1 июля (когда в действие вступил закон о борьбе с курением), перешла на электронные сигареты (которые, правда, тоже запрещены), и чуть не пустила все прахом. Связки, привыкшие за два века к табачному дыму, объявили «фи» хозяйке и на репетициях настырно «пускали петухов». «Вот, и вышла Примадонна, вот и спела!» - паниковала в ужасе Алла и не раз, наверное, вспомнила строчки из своей же песенки «Ах, какой же был скандал!», представляя, как может опростоволоситься на творческом вечере. Доволновалась до скачущего давления в день концерта, «как у первокурсницы перед экзаменом». В таком мандраже и вышла «осчастливливать» народ.
Счастливый народ, заряженный обожаемой Легендой, однако, сам в итоге зарядил Аллу энергией и силой, и, когда хором они вместе пели в финале «Миллион роз» и «Зона отчуждения», то об «отчуждении» не шло и речи – по обе стороны сцены ловили не «петухов» (они были изничтожены!), а обоюдный кайф.
Впрочем, ноты нотами, голос голосом, но, как верно заметил ее «любовь последняя», супруг и блистательный артист-пародист-конферансье Максим Галкин: «Вместе с ней мы плачем, смеемся, обретаем надежду, живем и становимся лучше. И какое счастье, что она здесь и сейчас, с нами, любимая женщина, которая поет!».
***
«Артисты известные» волновались не меньше Примадонны. «Петь Пугачеву» - это и фан, и круто, и элемент почти «обязательной программы». Таким количеством каверов, трибьютов, ремейков и перепевок не обросло творчество ни одной из отечественных звезд. Потому она и не звезда в общем-то, а целая Эпоха.
Первым придумал устраивать из перепевок «на Аллу» масштабные шоу ее предпоследний муж и преданный до сих пор «аллафил» Филипп Киркоров, устроивший в 1998 г. «Сюрприз для Аллы» в «Олимпийском». На нынешнем вечере в Юрмале он исполнил «Сады вишневые» - про ту самую «любовь последнюю». Хотя Галкин, пользуясь привилегией ведущего, и попробовал ложкой искрометного дегтя подпортить киркоровскую бочку вязкого меда, напомнив, что песня все-таки была написана Аллой «обо мне, а не о Филиппе», поп-король, наверное, единственный, кто из всех участников наполнил песню страстью, которая может поспорить с самим оригиналом. «А это потому что я душу вложил!», - не утруждая себя ложной скромностью, согласился Филипп. Впрочем, оригинал записывался в то критическое время, когда Алла пыталась приструнить расшалившийся голос, и, скорее всего, между душой и вокалом тогда возникли разногласия.
За вычетом стоящего особняком поп-короля, «ЗД» составила условный хит-парад исполнителей, которым, на наш взгляд, удалось наиболее выразительно и самобытно «переосмыслить» в очередной раз пугачевское наследие, хотя, безусловно все, кто вышли в тот вечер на сцену, исполнили свою миссию, если и не без сучка-задоринки, то с похвальной самоотдачей.
***
Лолита («Монолог»)
Перед концертом Лолиту буквально трясло от волнения и артистку можно понять. Знаменитое стихотворение Цветаевой и его не менее знаменитая песенная версия в исполнении Пугачевой до сих пор действуют на публику как эмоциональные американские горки. Для любого артиста «Монолог» может стать этапом в карьере и конечно это ситуация из серии «пан или пропал». Лолита рискнула и вышла победительницей. Кремовое длинное платье, черная шаль, как красный платок Джулии Ламберт… Лаконично-театрально и не менее музыкально. «Только к полтиннику я поняла, о чем эта песня», - призналась Лола. Тот случай когда лучше поздно, чем никогда.
Владимир Пресняков («Белые Цветы»)
Ощущение, будто эта песня написана для немного усталого и слегка потрепанного жизнью человека, в душе которого, тем не менее, еще могут кипеть страсти. Владимир удивительным образом вписался в эти параметры. Пресняков никогда не занимался актерством на сцене и сейчас не стал пытаться. Просто, ничуть не отступая от своей музыкальной доктрины, спел произведение, которое ему очень подходит.
Никита Пресняков («Белый снег»)
Внука Примадонны на этом концерте назначили, видимо, ответственным за рок-угар – даром, что бабушка в душе всегда была форменной рокершей и порой у нее это сочно прорывалось в песнях. Никита активно приступил к делу. Притащил свою банду с труднопроизносимым английским названием, выбрил виски и затылок, научился рычать. В итоге угар действительно был. Дрэды гитариста летали в воздухе, инструменты зловеще блестели, артисты не позволяли себе никаких попсовых улыбочек. Прямо ритуальные готические пляски. Есть, правда, одна важная деталь: вся удаль этой музыки сразу сдувается, если она под фонограмму. Инструментальный плейбэк явно диссонировал с живой вокальной экспрессией артиста. Возможно, что у Никиты и Ко еще будет возможность прогреметь все это живьем.
Полина Гагарина («Опять метель»)
Жара, которая сейчас стоит в Юрмале, не располагает к мыслям о холоде, даже если он душевный. Можно сказать, что Полине пришлось петь потеющей публике композицию о том, как хочется человеческого тепла. Нужно честно признать, что сыграть в пугачевскую «душу нараспашку» у Гагариной получилось не очень убедительно. Но с не меньшей честностью можно констатировать пение, которое неприлично быстрыми темпами становится образцово-показательным.
Сергей Лазарев («От боли я пою»)
Еще одно очень непростое произведение, которое нужно не столько спеть, сколько сыграть, причем не только актерски, но и вокально. И здесь обширная театральная практика Сергея оказалась как нельзя кстати. Эксперты вечно ведут дискуссию о том, что хуже: не доиграть или переиграть. Не исключено, что Сергей оба этих греха считает смертельными и поэтому призвал на помощь весь своей перфекционизм. В итоге, играя боль от любви, не скупясь на мимику и жесты, он не сделал, тем не менее, ни одного лишнего движения. Станиславский мог бы поверить.
Дима Билан («Не отрекаются любя»)
А здесь Станиславский, возможно, поморщил бы лоб. Билановская версия гимна всех влюбленных была похожа на фокус. Далеко не все коллеги певца способны такое вытворять с голосом, Дима это знает и не стесняется напоминать всем в каждой подходящей ситуации. Однако сама песня требует не только вокальных подвигов. Это именно то произведение, которое надобно по-настоящему, по-пугачевски прожить на сцене. В ходе исполнения выяснилось, что Дима смутно представляет состояние, когда «не переждать трех человек у автомата». Может быть автоматами не пользуется, а может не ждал никого. Однако Галкин был уполномочен заявить залу, что Алле из всех известных очень нравится именно эта версия, и Билана в Юрмале сразу стали величать не иначе как Дмитрий Николаевич, причем даже взрослые и богатые дядьки.
А-Студио («Как все»)
Многие песни Пугачевой весьма пластичны для аранжировок в самых разных стилях. Если Нюша сделала из «Я тебя поцеловала» танцевальный боевик, то «А-Студио» - рок-н-ролльный. Завидный музыкальный опыт отцов-основателей коллектива вероятно подсказывал, что барабаны и басы нужно использовать так, чтобы зал качало. И зал действительно качало. А Кэти Тапурия, забыв об оригинале, голосила рок-оторвой. Чумовое платье, черная помада и нечто в форме китового хвоста на голове прилагались.
Николай Басков («Листопад»)
Артисту пришлось поменять три тональности, прежде чем найти верную трактовку песни, чтобы «не повторить Пугачеву», остаться собой и при этом освоить современный музыкальный формат вопреки собственному классическому канону. «Золотой соловей» изворотливо сел на все стулья, не провалился ни в одну щель, и удачным клубным саундом перекинул логический мостик в прошлое, в котором «Листопад» тоже был крайне продвинутым треком по меркам тогдашней музыкальной моды.
Александр Розенбуам («Ленинград»)
В советское время Алла заменила Петербург на Ленинград в стихотворении Мандельштама ради того, чтобы пройти советскую цензуру. Пока цензура не восстановилась в полной мере, есть возможность вернутся к оригиналу, что Александр Розенбаум и сделал. Эта песня ему в самый раз – и по размерчику и по духу. Если Пугачевой приходилось делать усилия, чтобы «приручить» эти мужские стихи, то Александру просто нужно быть Розенбаумом, чтобы взорвать настоящую брутальную бомбу. Тренироваться бард начал еще за кулисами. «Снимайте меня с сигаретой, - рыкнул он на фотографов. – Пусть эти законописцы смотрят!»
Борис Моисеев («Люди, Люди»)
Эта песня была на знаменитом двойном альбоме «Как тревожен этот путь». По меркам 1982 года «Люди, люди» воспринимались как вызов устоям-нормам, духовным скрепам и ценностям «советского общежития»: «Какое дело вам, с кем хлеб делю я пополам, кого я темной ночью жду, с кем куда иду!». Отчаянно-откровеная лирика, упакованная почти в панк-рок. Борис решил сделать из этой песни тревожный марш, будто завтра война. Максим Галкин, предваряя номер, рассказал историю про то, как худсовет в начале 80-х забраковал Моисеева, когда Алла сдавала программу с трио «Экспрессия». На следующую приемку она наклеила Боре бороду, и худсовет решил, что это – совсем другой человек, настоящий мужик, а не тот вертлявый. «То есть уже тогда прием с бородой…», - многозначительно поднял палец в воздух Макс, и публика заржала, поняв, на что намекает ведущий – конечно на Кончиту Вурст. И, если бы Боря после этих слов появился на сцене с бородой и в платье, то разразился бы скандал, но, если бы на платье был портрет Валерии с сердобольной надписью «Why?!» (“Почему?!»), то современным госханжам и морализаторам пришлось бы проглотить пилюлю. Впрочем, и без платья с бородой номер придал всему событию еще один злободневный идеологический акцент.
***
По всему было видно, как соскучилась публика по Пугачевой - больше, чем по ее песням, потому что песни звучат намного чаще, чем Сама живьем. Алла же впервые за те последние пять лет, что «ушла со сцены», всерьез, кажется, задумалась, а не забрать ли свои слова назад? «Мы еще споем. Потом. Если захочешь», - перефразировав крылатую фразу Донны Розы Дальвадорес, и окрыленная почти забытыми за годы «простоя» сценическими ощущениями, она и сама вместе со зрителями светилась неподдельным счастьем. Жаль только, что в России этот «русский фестиваль на чужбине» крутили почти с трехчасовой задержкой глубокой ночью и все вышеописанное вообще мало кто видел и слышал, а в «недружественной» Латвии каждый день повторяли трансляции в дневной прайм-тайм.
Юрмала.