Так начала встречу с журналистами Ваенга.
Следует заметить, певица никогда не судилась с газетой «Московский комсомолец», а следовательно, не могла этот суд выиграть и «даже уже получить деньги», как она утверждала. В тот момент я и решила подать в суд, но не потому, что мне нужны были деньги Ваенги, а просто захотелось наглядно объяснить певице, что любой человек, а не только журналист, должен нести ответственность за свои слова.
Но по ходу пресс-конференции, на которой, само собой разумеется, был вопреки ожиданиям певицы и журналист «МК», Ваенга признала все замечания, которые были высказаны в ее адрес журналистами, и за многие свои недочеты извинилась. Мы поговорили о ее творчестве и личной жизни, она была искренней и честно ответила на все вопросы журналистов. И я приняла решение не опускаться до судебных разборок, ведь когда люди способны разговаривать, им не нужен третий, пусть даже в судейской мантии, для разрешения конфликта.
«Я не пытаюсь быть склочной, я действительно эмоциональна, я кладезь для журналистов, потому что меня только задень — я начинаю вспыхивать», — так объяснила Ваенга обилие поданных судебных исков. «Когда журналисты, одев белые халаты, позвонили в дверь к моей бабушке и сказали, что они из поликлиники, и ходили по квартире, делали снимки, разговаривали с моей бабушкой... Я не хочу сказать, что она перенесли два инсульта из-за журналистов, но крови они попортили. И когда она читает, что водители — мои любовники, и на следующий день я слышу звонок от моей бабушки, и она с трепетом в голосе говорит: «Внученька, это ведь неправда?» Боль и переживания моих близких действительно сподвигли меня мгновенно отреагировать на эту вещь, да, у меня очень сильная команда адвокатов, я пересудилась практически со всеми изданиями, в том числе с газетой «Московский комсомолец», и, более того, мне уже перечислены деньги за этот суд...» Здесь, как уже было сказано выше, Ваенга ошиблась, с «МК» она не судилась.
— Надо говорить о том, как я пою, какой у меня голос, какая стилистика в музыке, — объяснила между тем Ваенга, как она видит критику в свой адрес, — когда меня ругали за болтовню, то правильно делали. Мне надо разговаривать с людьми, потому что я это люблю, но порой я так забалтываюсь, что это реально раздражает людей. У меня есть ошибки, но давайте разбирать мои профессиональные ошибки, а не говорить, что я сняла сережку, чтобы показать... Если б вы знали, почему я ее сняла?
Кстати, Ваенга не удержалась-таки и объяснила, почему она это сделала:
— Одна кнопочка сидела хорошо, а другая давила так, что у меня в мозге стреляло! Поэтому в той песне, где я пела, они мне осточертели, и тогда я их скинула.
— Лена, вот вы пишите стихотворение и вам хочется сделать из него песню, поделиться им с публикой. Но когда вы кладете его на музыку, вы же видите, что там ударения не попадают в такт. Почему вы над этим не работаете?
— Конечно, я никогда не буду себя сравнивать с Пушкиным, но у него ведь тоже есть «музЫка». Он гений, он умер, после моей смерти мне, может быть, простят мои стихотворения. У меня много ритмических сбоев, но вы знаете, у кого еще это в музыке? В кубинской народной музыке это сплошь и рядом, мне просто в последнее время стали говорить об этом люди, которые знают кубинский язык. Я спрашиваю: «А почему так?». А мне говорят: «Ну это народное, это можно!». Но за это меня можно ругать, буду молчать и извиняться. (Напоминаю, все ответы певицы приведены с минимальными редакционными правками. — Т.Ф.)
Я и за «мичеть» извинилась перед всеми. Это мракобесие, что я сделала, это отвратительно допустить такую ошибку. Я себя не оправдываю, что я была за две недели до родов. Я себя не оправдываю, хотя беременным у нас все прощается. Но я популярный человек, и я не должна была так делать. Меня многие близкие мне люди тогда вообще проклинали за то, что я сказала. Но у меня такая позиция, я не буду ее менять из-за того, что меня кто-то будет ругать за запятую.
Моя сестра, которая, кстати, является внештатным журналистом, она со мной не разговаривала три дня, а что сказал мой папа! Мама! Они грамотные, культурные, с образованием люди. Они сказали: «Как? Ты закончила театралку, ты закончила школу чуть ли не с красным дипломом! У тебя пятерка по литературе!» Я не знаю, что со мной случилось! Но! Мне было в этот день так смешно! Потому что на фоне залитой Кубани, Олимпиады в Лондоне самая главная новость в СМИ была — это куда Ваенга запятую впендюрила!
— В вашей музыке ряд заимствований. Как вы это прокомментируете?
— На самом деле за заимствованиями уже пора следить, — честно призналась певица, — но многие вещи, которые исполняю сейчас, я написала десять–двенадцать лет назад. А какие-то песни вообще в 18 лет. А теперь мне 36, и я просто пою это. Но я принимаю, что у меня есть заимствования! Но в последнее время я стараюсь, чтобы этого не было! Те песни, которые я написала недавно, уже совсем другие. И в той же «А у нас два пути», которую я написала месяц назад, слава богу, ни музыкальных, ни поэтических заимствований нет.
— А если концерты не аншлаговые, как вы к этому относитесь?
— Переживаю! Покажите мне артиста, который не переживает, если концерт неаншлаговый. Я с удовольствием на него посмотрю. Я сразу начинаю думать: в чем проблема? Первое: в чем проблема у меня? Второе: не задраны ли цены? Третье: а не часто ли я сюда приезжаю? И дело тут не в деньгах, поверьте. Любой артист, каким бы гнилым он ни был, в последний момент перед выходом на сцену ему уже не деньги нужны — люди. Но я уже собаку на этом съела, на жадных организаторах. Скажем, ты стоишь десять рублей, организатор может заработать двенадцать. Но есть жадные, которые думают: «А заработаю-ка я двадцать рублей!» Скажем, в Поволжье я сама лично вышла в зал и, подойдя к ряду десятому, сказала: дайте мне билет! И я увидела цену — восемь тысяч! А там зарплаты — шесть. Я такого позора перед зрителем давно не испытывала. Я ходила и реально извинялась. И теперь, когда мы поедем в поволжский тур, там будут цены по 500 рублей.
— Есть какие-то более предпочтительные залы или просто более дорогая сердцу публика?
— Для меня публика всегда одинаковая. Я просто очень не люблю, когда приходит пьяная публика. Но это случается крайне редко.
— Как-то по новостям прошло сообщение, что вы выгнали со своего концерта на Рублевке зрителя, хотя он заплатил за элитные места. Скажите, когда такое случается на концерте, это выбивает вас из колеи?
— Нет. Ладно я терпела, но когда в зале люди уже не меня слушали, а на них смотрели, когда просто начался ропот... Они были, говоря по-русски, бухие и разговаривали не теми словами, которыми надо разговаривать, находясь в зале. Но я никого нецензурной бранью не выгоняла, я просто сказала: «Забирайте деньги и идете вон!» Любой бы так на моем месте выгнал. Потом многие журналисты написали: «Ишь ты, фефа!» А я читала и думала: «Я хама выгнала вон, который мешал даже уже не мне!» Фу, это было так ужасно. Вот есть понятие «быдло», точнее «бухое быдло», вот оно там и сидело. Так, представляете, их боялись даже охранники!
— Насколько Вы вписались в московскую музыкальную тусовку?
— Не вписалась, у меня времени нет на это, я мало бываю в Москве. Но ко мне нормально относятся люди, те, кто сами нормальные. Независтливые — а это очень ценный дар для артиста — и самодостаточные. Те сразу сказали: «Велкам! Места много!» Вообще, я так сильно не билась в шоу-бизнес, не разбивала лоб, чтобы прямо в одну дверь, в другую, там подножку... Я пришла, и на меня просто не обратили внимания, я же простушка из села и большой конкуренции никому не составляю. А потом у всех же своя музыкальная ниша.
— А вы сами как относитесь к творчеству коллег?
— «Поцелуй меня везде, восемнадцать мне уже». Я все время буду против этого. Ну это ужасно. Серега (Жуков. — Т.Ф.), он хороший парень, у него на лице написано, что он добрый, потому что он полный. А я полных понимаю, я сама такая. Ну вот разве папа споет своей дочке такое, простите? Ведь нормальный мужик никогда этого не сделает!
— Все ваше творчество построено на эмоциях, но с течением времени и появлением более стабильной жизни: ребенок, муж, устроенный быт — накал эмоций будет снижаться. Вы готовите какой-то задел на то время, когда эмоции как основа вашего творчества иссякнут?
— Нет. Если Бог закончит эту историю, значит, закончит. Вы же понимаете, что творческое вдохновение — это оттуда. Значит, все — уйди в сторону! Я из штанов, поверьте, лезть не буду! Я начну заниматься другим. У меня есть две любимые вещи: музыка и сельское хозяйство. И если творчество закончится, поверьте, пусть это и стебно сейчас прозвучит, но первое, что я сделаю, я куплю себе корову...
— Вы знаете, что будете говорить публике, в какой момент?
— Вы представляете, если бы все, что я несу, я бы еще и заготавливала? (И тут Ваенга вдруг рассказала, как сдохли в момент ее исполнения сидящие на сцене мухи. — Т.Ф.) Если честно, я понимаю, как это выглядело для журналистов. Такую песню обгадить! Но, люди, вот честно! Я сижу, пою, а эти мухи, их реально было три, под конец я поворачиваю голову и — две сдохли! Говорить это со сцены непрофессионально, я знаю! Но мне так было смешно в этот момент! Потому что они лапами кверху! Реально сдохли! Думаю: «Вот это спела!»
— Ваши концерты иногда длятся по четыре часа. Что для вас это время?
— Четыре часа — мгновение. После того как Кобзон был у меня на концерте, он мне позвонил на следующий день и сказал: «Все хорошо, много поешь». Реально он мне это сказал! И это, кстати, тоже нехорошо, надо чувствовать грань, люди устают от песен, им домой пора. Но для меня это такое удовольствие!..
— Два года назад вы говорили, что для того, чтобы почувствовать себя суперженщиной, вам не хватает только одного ребенка?
— Да, я теперь полусуперженщина! Конечно, мне хотелось бы дочку. Когда я смотрю на своего мальчика, я думаю, что нет существа, которое я люблю больше. Потому что для каждой матери, если она здоровая на всю голову женщина, ее ребенок — это нечто! Я думала раньше, что я знаю, что такое любовь. То есть душа же чувствует любовь к матери, к отцу, к любимому, но эта любовь рядом не стоит. Это совершенно душераздирающее чувство. Но всякий раз, когда я смотрю на своего мальчика, мне кажется, скоро придет невестка и заберет его! (Ваенга смущенно смеется. — Прим. авт.) Поэтому я так хочу дочку, очень хочу! Ну, может, Бог даст. Если я и сделаю паузу в творчестве, то только ради этого.
— Писали, что вы хотите усыновить ребенка. Это правда?
— Когда я это сделаю, мы об этом будем говорить, а пока это только желание. Да, оно есть, и есть возможность, но силы духа не хватает. Потому что в последние моменты я себя спрашивала: «А тебе хватит духа любить его так же, как Ванечку?» И себе отвечала: «Пока нет!». Потому что без этой силы духа это невозможно, дите малое, оно ведь не поймет, что такое — я неродное. Потому что своего-то любить легко, а ты чужого полюби! Когда мы ходили в детдома, особенно когда это дома малютки... Их так жалко! Но на всю жизнь полюбить — духа не хватает. Пока кишка тонка.
— Расскажите о своем родном ребенке?
— Мама мне вчера звонила, говорит, ходит. Я когда приезжаю, встаю с ним рядом, а баба Надя говорит: «Где мама?». А он на фотографию показывает: «Вот!» Она ему: «Вот же мама!» А он головой мотает и показывает на фотографию. Меня многие осуждают за это, и вот это я тоже принимаю, потому что истинная мать должна бросить все и быть рядом с ребенком. Но так сложилось по жизни, что я кормилица семьи, включая моего отца, который всю жизнь кормил нас всех. Родители работали, боюсь даже сказать, на судоремонтном заводе атомных подводных лодок, то есть там жизнь отдана. Пенсии, я даже не скрываю, шесть и восемь тысяч. Они в меня всю жизнь вкладывали, в воспитание, в образование, в одежду — во все. И сегодня я приношу и говорю: возьмите, пожалуйста! Мне кажется, это мой долг, да и желание есть, чтобы у них все было. Я не скрываю, я купила маме красивую машину первой, просто потому, что это правильно. Я трачу деньги на других, и я получаю от этого удовольствие. Давайте докажем мне, что я живу не на съемной квартире! Потому что я живу на съемной квартире, но я делаю ремонт в своей. И как у всех нормальных людей, ремонт этот — это очень тяжело, до смешного. Но когда я наконец перееду в свою квартиру, которую я заработала и где сделаю ремонт, я скажу об этом. А пока ничего страшного, я прекрасно живу и не жалуюсь.
— Вы собираетесь покидать сцену?
— Я буду работать до мая следующего года, потом будет перерыв. Люди, честно, у меня стройка встала, мне жить негде, у меня нет человека, который за меня построит дом, сделает ремонт. И мне надо уделить время своей бабушке и ребенку, но в первую очередь бабушке. Потому что мне страшно, ей 86 лет, она моя самая любимая бабушка, и, если с ней что-то случится, я себе потом не прощу! И никаких денег не надо будет, никаких концертов! Это очень важно.
— Как вы проводите свободное время?
— Здесь у меня проблема, потому что у меня вообще нет свободного времени. И я настолько загнала себя в постоянную пахоту... Где же я была? Где-то в замкнутом помещении... И я вдруг поняла, что у меня начался психоз. А! Я маникюр делала! И когда уже за час перевалило... Нет, психически здоровый человек, он нормально сидит! И женщина, которая мне делает маникюр, она говорит: «Лена, как же с вами тяжело!». А до того ведь доходило, что я вставала с одной рукой и говорила: «Слушай! Отстань! Я приеду через два дня и доделаю вторую!» Я прекрасно понимаю, что это разновидность психоза, но я не могу расслабиться. Я не могу как нормальный человек! Вот работать я могу по три с половиной, по четыре часа легко. Отдыхать не умею, я никогда не лежу на пляже, зато много плаваю, причем мне все равно, где именно плавать.
— Вы часом не страдаете бессонницей?
— Да, у меня страшная бессонница, я не сплю до пяти, до шести, все в коллективе про это знают. И дело не в алкоголе, поверьте, это все обман. И когда не спишь, самое страшное — алкоголь, если это соединить. Поэтому я действительно очень непьющая певица.
— Чем вы занимаетесь в «бессонное» время?
— Смотрю фильмы ужасов и мультики. Я профессиональнейший знаток фильмов ужасов, у меня антология ужасов, меня это отвлекает от нашей жизни. И я по фразам, как «Иван Васильевич меняет профессию», я знаю «Рассвет мертвецов». Это смешно, но это факт. Мультики все люблю: советские, диснеевские, не люблю только японские, они мне не нравятся. И я их уже собираю для Ванечки.
— Есть ли журналист, которому вы бы хотели дать интервью?
— У меня всегда было желание, чтобы со мной захотел поговорить Познер, но, врать не буду, после того как я узнала, что он атеист, я желаю ему всего доброго, он воспитанный, замечательный человек, перед интеллектом которого я кланяюсь, но мне не нужно интервью с Познером.
Поверьте, я не думаю, что Познер обо мне какого-то хорошего мнения. Почему-то мне кажется, что он очень посредственного мнения обо мне. Но у меня, когда люди неверующие, практически нет точек соприкосновения. Это не значит, что они плохие, а я хорошая...
— Лена, а вы Бога боитесь или любите?
— Боюсь. Я его люблю, потому что он меня сделал, но я его и очень боюсь. И только страх перед Богом заставляет меня быть еще хоть примерно приличным человеком. Примерно! Потому что я не очень хороший человек, я грешная, и я, поверьте, столько для себя плохого в жизни сделала... Но только страх перед ним меня еще сдерживает, потому что, если нет страха Божьего, это начинается беспредел.
* * *
«Я вспыльчивая, я эмоциональная, я мстительная, я бываю злая, но я не злобная, — сказала в процессе беседы с журналистами Ваенга. — Если я обидела кого-то, то я же извинюсь, но если я ничего плохого не сделала… Каждому человеку неприятно, когда о нем говорят плохо, когда его не любят. Черт возьми, особенно когда я читаю некоторые статьи, про которые только я одна в глубине души знаю, насколько они несправедливы, хочу подойти и спросить: «Может, я кого-то обидела? Пусть приведут этого человека... И тогда я закрою свой рот и буду сидеть молча, потому что правда, она глаза колет».
Все это верно, но хочется напомнить Ваенге, что хороший человек — не обязательно звезда, а звезда — не обязательно хороший человек. Другое дело, когда даже при всем своем желании журналисту не к чему придраться на концерте певца. Это и называется профессионализмом. И я со своей стороны желаю Ваенге достичь именно такого уровня в своей профессии. Бог не обидел ее талантом, но шлифовать его — задача самой исполнительницы. А на сцене, как в боевых искусствах, нет предела совершенству.
А что касается суда... С газетой «МК» певица не судилась, и, будем надеяться, нам тоже не придется встречаться с ней на судебном заседании.