Родился Юрий Сергеевич в 1926 году в Киеве. Своей духовной матерью считает Россию. Два московских издательства успешно издают его романы. Последний, «Лихолетье Руси», только что вышел. Он привлек мое внимание ярким переплетом, где использован фрагмент картины художника В.Нартова: закованный в кольчугу вражеский всадник скачет на лихом коне штурмовать наш город, но его поражает стрела русича, поджидавшего врага на могучих ветвях дерева.
Автор романа вдохновлялся стихами Александра Блока из цикла «На поле Куликовом»: «Я слушаю рокоты сечи / И трубные крики татар. / Я вижу над Русью далече / Широкий и тихий пожар». 80-летний русский баталист создал целую эпопею, состоящую из романов «Набат», «Андрей Рублев», «Война без мира». Роман «Лихолетье Руси» населен историческими персонажами и яркими народными характерами. Ратные воины, ополченцы, вчерашние крестьяне и городские простолюдины наделены острым словом, храбростью и жертвенностью. Чего стоит Митрошка, смельчак и острослов. И полная ему противоположность — Епишка, напяливший ворованный парчовый кафтан, по натуре — истый предатель и наводчик. За копейку своих продаст.
Автор постиг особенности татарской речи, но еще глубже чувствует жадную и жестокую натуру захватчиков: войти в чужой город первым, взять добычу, озолотиться. Из древних времен сочится, наплывает эта тягучая страсть завоевателей. Галинский, конечно же, знает об алчности даже самого Ганнибала, того самого, что превратил Новый Карфаген в город-склад золота.
Но и чистая доблесть, и душевное благородство к нам пришли из тех же времен. Публий Сципион, молодой римский полководец, гениальный стратег и дипломат, сокрушил Ганнибала. Это тот случай, когда победу одержали рыцарственность и великодушие. Русичи 1384–1389-го не слышали о Сципионе, а лучшие из них несли в душе все те же качества. Но чаще всего не князья были их носителями.
Князь Владимир Серпуховской после победы у Волока Ламского (читай Волоколамска!), завидев атамана Гордея, раненного пикой в ногу, воскликнул: «Так ты и есть тот воевода, что помог нам побить ордынцев?.. Кто такой?» И услышал ответ, достойный Сципиона: «Я и есть он самый! — стремянный Ивана Васильевича, — и, помолчав, добавил: — А помог, княже, не тебе, а земле отчей! Не обессудь!»
Писатель не позволяет себе иронии в отношении к персонажам, даже к завоевателям. Он сам, непрошеный гость из будущего, смотрит на происходящее проникновенным взором обширного познания. И никогда не впадает в поучительный тон. Персонажи действуют, поступают. А писательское участие в судьбах героев пропущено сквозь собственное сострадание.
Читателя захватывает острая схватка сильных темпераментов ордынских князей. Родной брат Тохтамыша, Коджамедин, наслаждается отдыхом перед битвой в богатом шатре, где горит спасающий костер, а ноги ласкает роскошный ковер. Бек Хаджи, отважный и жестокий воин, входит сюда незваным, в промокшей одежде, в грязных сапогах. Свой гнев Коджамедин упаковал в светскую шелуху заботливых слов: «Халат и туфли доблестному хану… Выпей вина, оно согреет тебя и укрепит силы…» Но, как говорится, нашла коса на камень. «Благодарю тебя, оглан, но я не пью перед битвой. Напрасно ты послал своего раба за одеждой. Я не стану переодеваться, ибо когда я в походе, то веду образ жизни простого нукера».
Обозленный Коджамедин отдает приказ о немедленном выступлении на штурм Волока Ламского. И жестокосердно отправляет доблестного воина и его нукеров в обоз, чтоб не смогли они зайти в Волок Ламский первыми: только первые забирали и добычу, и пленников.
Мы ощущаем некую симпатию автора к Беку Хаджи. Разъяренный столкновением с мстительным Коджамедином, Хаджи срывает ярость на молодых пленниках — их принимают за лазутчиков. Хаджи плеткой со свинцовыми концами изувечил лица молчаливых пленников, молодых ребят: «На лицах пленников вздулись багровые полосы, рубахи превратились в окровавленные лохмотья».
Но инстинкт воина сработал точно и сочувственно: «В мужестве им, однако, не откажешь. Это уже не щенки. Это настоящие воины. Потому урусулы и разгромили Мамая, что у них даже юнцы такие!» Но это восхищение не изменило его намерения — «переломить хребты этим упрямцам!»
В подмосковной сечи Галинский разглядел русских женщин и восхитился их мужеством. Одна из них — Настя, захваченная в Тарусе пленница, теперь любимая наложница Хаджи, искренняя, порывистая, отважная. Жестокий хан с ней нежен: «О, моя нежная газель! Зачем ты пришла сюда?..» — искренне ужаснулся Хаджи. Ему и в голову не могло прийти, что раба, пусть и любимая, придет в ярость. А в ней забушевала русская кровь, безоглядная природная справедливость. Настя просит, требует не убивать ребят: «А ежели казнишь, то я никогда тебя не полюблю! Убей меня!» И смягчилось намерение жестокосердного воина. Не казнил — отпустил в обоз с другими пленниками.
Очень хороша Марийка, что не только полюбила атамана Гордея, но и вместе с ним, умело владея саблей, билась отважно с врагами. «И ни одной царапины!»
К теме Куликовской битвы Блок возвращался с июня по декабрь 1908 года. До сих пор в нашей памяти живы взволнованные строки, обращенные к родине: «О, Русь моя! Жена моя! До боли / Нам ясен трудный путь!»
В заокеанской дали соотечественник не расстается с русским лихолетьем. А мы хребтом своим ощущаем, как бесстыдно прорастают на наших просторах обман, жадность, воровство, словоблудие и наплевизм — на все человеческие ценности, воспетые великими русским классиками. Покаянно и доверчиво Александр Блок произнес выстраданные признания: «Я — не первый воин, не последний. / Долго будет Родина больна! / Помяни ж за раннею обедней / Мила друга, светлая жена». Так именовал великий поэт свою вдохновительницу Русь. И в страшной беде не покинул ее.
Но будем признательны, если великовозрастный соотечественник в разлуке пишет книги о родимой Руси и плачет ее слезами.