Наталия Дмитриевна Солженицына, член жюри и председатель фонда великого писателя, призналась: «Мы старались наш выбор совместить с его системой координат. Еще в первый год своего изгнания, в 1974-м, он записал: «Мечтается, когда наступит время вернуться в Россию и, если будут у нас материальные силы, учредить собственную литературную премию… Не пропустим достойных, не наградим пустых». Александр Исаевич премию учредил. Материальные силы притекли от его книги «Архипелаг ГУЛАГ» — все мировые гонорары он передал на общественные нужды».
Представляя лауреата, писатель Людмила Сараскина много цитировала Амелина. Особенно актуально прозвучало его суждение: «Меня всегда раздражала усредненность языка как советских, так и антисоветских поэтов… Лет в 17 я понял, что необходимо вернуть поэзии утраченную торжественность тона… Стихотворчество — производство штучное».
Максим Амелин — автор книг стихотворений «Холодные оды», «Конь Горгоны». Его перу принадлежит сборник стихов, статей и эссеистики «Гнутая речь». Амелин прославился своими переводами с латыни Гая Валерия Катулла, с итальянского перевел Антонио Вивальди. Великое достоинство Амелина — в его таланте возвращать античную лирику «от холодной филологии к человеческому восприятию».
Амелин-филолог мыслит парадоксально. Для него «Граф Хвостов — учитель всех русских поэтов от противного. Проживи Хвостов еще лет сто, быть бы ему классиком поэзии абсурда». Интереснейшая и озорная мысль!
Сам Амелин благодарил за оказанную ему высокую честь «быть удостоенным этой премии, носящей имя крупнейшего писателя и мыслителя ХХ века Александра Солженицына. От сознания этой сопричастности я чувствую себя несколько неловко. В глубине души страшусь оказаться не слишком достойным или сломиться под тяжестью упавшей на меня ответственности, — ответственности за прошлое русской поэзии, за ее настоящее и, возможно, будущее... Поэзия выбрала меня сама и заставила служить себе истинно и преданно. Убежден: хорошая поэзия не устаревает…»
Член жюри писатель Павел Басинский нашел шутливое определение своеобразия личности Амелина: «Иногда он кажется мне человеком из русского ХVIII века, который он больше всех веков и любит. То есть таким человеком в камзоле и напудренном парике, которому в поэзии и, вообще, в культуре все внове, все интересно, но и все нуждается в немедленном развитии».
Но сам Максим срывает театральный изысканный наряд и предстает человеком из сегодняшней гневной толпы: «Потому что варварство же кругом просто невозможное! Народ же ничего не знает! Культурных подвижников мало или они дремлют! А в государстве большим людям дела до этого нет! Воруют, именьица себе прикупают, анафемы! И нет на них «осударевой» трости — так бы и был, и лупил бы по выгнутым их раболепным спинам!»
А ночью или на зорьке ранней явится ему из небытия лирическая латынь, а древне-греческая тягучая и торжественная поэтическая речь заставит нашего 43-летнего современника обратиться к торжественному набатному слогу забытой сегодня оды. Не канут в бездну поэтические залежи! Они откроются устремленному к будущему.