Из-за этого пресловутого шлейфа недавнее известие о том, что Леонид вместе с загадочными шведами Габриэлем Аларесом и Йоакимом Бьёрнбергом причастен теперь как соавтор и к песне What If российской участницы «Евровидения-2013» Дины Гариповой поначалу выглядело шокирующим нонсенсом. Мол, где «Автограф» со своим изящным арт-роком и блестящим бэкграундом и где это примитивно-шлягерное «Евровидение»! Вдобавок еще поднялся шум с плагиатом! Эстеты, снобы и прочие любители позубоскалить куражились от души. Леонид Гуткин, сама Дина Гарипова и ее наставник по телеконкурсу «Голос» Александр Градский приводили в чувство взволнованную общественность на пресс-конференции в прошлую пятницу, усмиряя страсти. Но главный вопрос: «Почему?» — все-таки не давал покоя «ЗД» вплоть до очной встречи с г-ном Гуткиным.
* * *
— Леонид, можно было предположить все что угодно, кроме твоего участия в «Евровидении»! Вот такое у тебя лицо! Конечно, и Эндрю Ллойд Уэббер не побрезговал «Евросонгом» в Москве в 2009-м, но все же именно тебя я бы назвал главной сенсацией нынешней российской евродепутации. Как тебя угораздило решиться на столь отчаянный поступок?
— Не стоит усугублять и драматизировать. Нет ни отчаянности, ни сверхпоступка. Вполне все органично. Я уже достаточно давно и — возьму на себя смелость сказать — успешно работаю на поле нашей поп-музыки. Я давно перестал делить музыку на жанры и ярлыки. Есть хорошая музыка и не очень хорошая. По мере возможности я стараюсь иметь отношение к хорошей музыке. Она может быть любых жанров. Может быть абсолютно неуклюжий прогрессив-рок, бездарный джаз и очень хорошая поп-песня. Примеров масса. Хотя, конечно, это несколько необычная для меня история, но она имеет свою логику развития и почти двадцатилетние корни, потому что я плотно работаю с зарубежными партнерами, шведами в том числе, с 1994 года. В хорошем смысле иронично то, что этот проект (композицию What If) мы сделали вместе с моим партнером Йоакимом Бьёрклюндом, с которым я и начинал работу в Швеции. В свое время он продюсировал очень известные проекты, в том числе Ace of Base, Human League. Мы успешно работали и с российскими исполнителями — я как автор (зачастую в соавторстве с моим другом Владимиром Матецким), он как сопродюсер — в разное время с Данко, Дельфином, Авраамом Руссо, Анитой Цой, Анжеликой Агурбаш, Димой Биланом. Многое из того материала до сих пор очень хорошо крутится на радио. Позже Йокке вылез из-за пульта, сел в офис, стал издателем и «собирателем» талантливых авторов. Он достаточно внимательно следит за тем, что творится на российском рынке, и именно он сообщил мне, что в России проводится конкурс на песню для «Евровидения». Я ничего не знал, позвонил своим товарищам на телевидение, оказалось да, ищут песню, а мне сказали, что если и мы предложим свои идеи, то это будет только приветствоваться. Так и началось. Тогда даже не было известно имя исполнителя, хотя уже ходили разговоры, что, возможно, будет кто-то из участников конкурса «Голос». Мы стали работать и предложили в итоге на выбор три песни.
— Надо же, простому шведу оказались так небезразличны судьбы России на «Евровидении», не то что тебе, однако!
— В Европе вообще, а в Швеции в особенности «Евровидение» является весьма значимым событием. Там целый год идут отборочные конкурсы, вся страна следит за процессом, затаив дыхание.
— Было бы, наверное, не лишним понимать теперь контекст? Ты как-то наблюдал за «Евровидением» прежде?
— Честно скажу — невнимательно. Не могу сказать, что этот конкурс являлся для меня иконой качественной поп-музыки. Какие-то светлые моменты были, но я не являюсь апологетом этого мероприятия.
— А светлым ли моментом была победительница прошлого года Лорин из твоей любимой Швеции?
— Это было очень здорово! Она открыла новое творческое дыхание в конкурсе, который, как мне кажется, достаточно традиционен в музыкальном отношении, ориентирован на людей некоего среднего возраста и уровня.
— Наверное, поспорю. Все-таки в последнее десятилетие «Евросонг» зримо меняется и давно уже не тот пронафталиненный «конкурс для домохозяек», на котором пели Пугачева и Киркоров в 90-е…
— Да, наверное. Но я имею в виду некоторую шлягерную стандартизированность, в рамках которой происходило мало чего интересного. А Лорин, как мне кажется, привнесла свежее дыхание современной танцевальной музыки, и люди увидели, что и в таком жанре, если человек талантливый, можно сделать все хорошо и здорово. И даже не надо городить какой-то огород в постановке, она же одна была на сцене!
— Но КАК была! Глаз невозможно оторвать!
— Ну да. Как говорится, берите карты и играйте, шансы даны всем.
— А Дима Билан был светлым пятном в истории «Евровидения»?
— Мне понравилось! Был элемент хорошего эпатажа, особенно в первом его номере — с вылезанием девушки из «амбразуры» (имеется в виду номер Never Let You Go в Афинах в 2006 г., когда из рояля вылезла балерина-призрак. — Прим. «ЗД»). Димка талантливый парень, мы с ним работали, он трудяга, хороший и техничный вокалист, его успех абсолютно заслуженный. Обсуждение же песен — это такой бесконечный вопрос.
— Какую задачу вы ставили, начиная работать над песней для «Евровидения»? Почему выбор пал на традиционную балладу с патетическим текстом, если ты сам говоришь, что удивлять надо свежей современностью?
— Я ставил задачу, которую ставлю всегда, — написать по возможности хорошую песню. Мы еще не знали, кто будет исполнителем, поэтому готовили пакет из трех песен, достаточно разных. What If, условно более традиционная, была где-то посередине. Еще одна была в стилистике более трендовой поп-музыки, вроде Рианны. И третья — быстрая, но она у нас как-то не очень задалась. Поэтому решили сфокусироваться на первых двух. Худсовету на телевидении обе песни понравились, но когда стало известно, что выбрана Дина Гарипова, стало ясно, что вторая песня подошла бы немного для другого исполнителя, потому что Дина все-таки более консервативная певица. Для нее было подобрано еще несколько песен, она записала все демоверсии, чтобы посмотреть, какая из песен подходит для нее лучше всего. В итоге было принято общее решение остановиться на What If.
— То есть одежкой по крою песня легла на артистку как влитая?
— Это сразу почувствовали все, как только Дина спела ее на записи. Буквально за 15 минут. Бывает так, что песня неплохая, но не для этого исполнителя. А бывает наоборот — песня, может, и не очень сильная, но исполнитель подходит к микрофону, и она (песня) увеличивается в размерах, начинает дышать и жить. В этом случае и песня, надеюсь, неплохая, а когда ее исполнила Дина, еще и зажила. Все срослось.
— Разделят ли такой восторг зрители и избиратели «Евровидения»?
— Я надеюсь, что эта песня, еще и в таком исполнении, вызовет по меньшей мере интерес и будет замечена.
— Пока многие заметили только плагиат. На недавней пресс-конференции вы с Градским, конечно, всё объяснили, мы в «МК» процитировали. Но раз сейчас интервью — мы же не можем обойти этот щекотливый вопрос…
— Я не представляю себе ни одного человека, который бы в здравом уме действительно вообразил, что трое людей, которые профессионально занимаются музыкой, будут выискивать какие-то записи, чтобы их украсть. Мне это, честно сказать, абсолютно фиолетово.
— И все-таки выложены какие-то ссылки. Все слушают, охают, ахают...
— Я слышал эти ссылки. У меня к этому простое и достаточно узкопрофессиональное отношение — музыки производится такое количество, что какие-то моменты повторяются. Я могу предложить еще как минимум 20 песен на эту же гармоническую тему. Никакого эксклюзива на последовательность гармонических ходов ни у кого нет.
— То есть это как одинаковые слоги в разных словах?
— Абсолютно. Но песня уже совершенно о другом, там другой сигнал. Какие-то мелодические ходы могут быть похожи, я не вижу в этом ничего страшного.
— Твой коллега по цеху, композитор и продюсер Игорь Матвиенко, которого часто поклевывали за «похожесть на что-то» его сочинений, объяснял как-то, что есть в музыке «расхожие музыкальные секвенции»…
— Я с ним соглашусь. Так или иначе, музыка состоит из 12 нот (с учетом бемолей и диезов). С одной стороны, есть бесчисленное количество комбинаций, с другой — масса неизбежных и неспровоцированных совпадений, что не имеет никакого отношения к сознательному плагиату. Даже не вспоминая классику, в том же рок-н-ролле есть тысячи песен, которые состоят из трех аккордов и одной и той же мелодии. Можно бесконечно сравнивать “Johnny B. Goode” Чака Берри, “Rock,n,Roll” от «Лед Зеппелин» и еще массу рок-н-ролльных опусов на предмет не то что похожести, а почти полной идентичности.
— В прошлом году, кстати, разгорелся скандал и с Лорин, которую пыталась уличить в плагиате некая группа «Каскада»…
— Меня немножко расстроил не сам факт этой истории (с обвинениями в плагиате), а радость и энтузиазм в кавычках, с которыми люди накидываются на какой-то негатив, на грязь, и с упоением в этом купаются. Уже и объяснили квалифицированно, что нет ничего, а они продолжают плескаться в этих грязевых ваннах и тебя еще норовят в них измазать. Грустно это.
— Ты так удивляешься, будто не в шоу-бизнесе лет 30 с гаком!
— Нет, я не против. Кому хочется, пусть там и сидят, в этих грязевых ваннах. Но без меня. Мне есть чем продуктивно занять свое время.
— Раз уж случилось у тебя это «Евровидение», за конкурентами поглядываешь или предпочитаешь пока не нервничать?
— Пока не следил. Слышал грузинскую песню (Waterfall дуэта Ноди и Софи), потому что мне прислали ссылку — мол, у них такая power ballad.
— Похожа на вашу?
— Где-то по настроению. Не опасаюсь, что это будут наши прямые конкуренты. Очень крепкая песня, хорошие исполнители. Ее, кстати, написал тоже швед, один из авторов песни Euphoria, с которой победила Лорин.
— Опять шведы! Серые кардиналы «Евросонга»! Чуть ли не половина песен конкурса имеет шведские корни. Тот же дуэт Элл и Никки два года назад победил ведь не с азербайджанской, а со шведской песней. Фактически на коне там почти все время Швеция. Вы надеетесь, что это и вам поможет?
— Нет, такого расчета нет. Просто так получилось, что я как автор и продюсер работаю со шведами 20 лет, и нынешняя история выросла из этого обстоятельства сама собой. Что касается успехов Швеции в музыкальной индустрии, то это очевидный факт даже безотносительно к хрестоматийным примерам вроде АВВА или Roxette, Secret Service, Ace of Bace, Army of Lovers и прочему шведскому «музэкспорту». Когда я начал с ними работать, еще не было Бритни Спирс, Кэти Перри, Backstreet Boys, N SYNC и других продуктов мирового масштаба от шведского продюсерского «лобби». Но это уже все висело в воздухе. Переход из количества в качество явно назревал. Я это чувствовал и в каком-то смысле именно из-за этого поставил на Швецию и стал работать с ними. Потом джинн вылез из бутылки — и началась шведская музыкальная революция.
— В чем их секрет? Ведь такая маленькая, северная, холодная страна...
— Есть несколько, и очень простых, секретов. Хорошее музыкальное образование даже в обычных школах. Современную музыку преподают наравне с классикой. Люди играют в группах, им преподают сонграйтинг, то есть как сочинять песни. Преподают отдельным курсом аспекты современного музыкального бизнеса. Относятся к этому очень внимательно на уровне государственной программы. Шведы очень дотошные, обязательные, исполнительные, добросовестные и незаносчивые люди. То, что называется down to Earth (то есть практичные и реалистичные). Продолжение протестантской традиции. Все очень скромно, в Стокгольме ты не увидишь верениц «Бентли» и «Мерседесов», хотя это очень богатая страна. Вычурность у них считается моветоном. И никакого шовинизма. Огромное количество национальностей намешано. И эти педантичность, дотошность и открытость сказались не только на уровне развития культуры, музыки, но и на всей жизни, на экономике в том числе. Все эти вольво-саабы-эрикссоны. Все, что они ни делают, очень и очень качественно. И еще у них очень специфическое чувство мелодии. Их музыка очень универсальна. Американская музыка все-таки больше построена на груве, бите, что, например, к русским слушателям не очень апеллирует. У нас народ больше склонен к линейной мелодичности. А шведы где-то посередине, у них и чувство ритма хорошо развито, и при этом они невероятные мелодисты. Они вылизывают каждую мелодию буквально до миллиметра, до мельчайших, казалось бы, самых незначительных моментов. И что немаловажно для музыкального бизнеса, они не избалованы, как, например, в Лондоне или Лос-Анджелесе, огромными бюджетами, потому что внутренний рынок не очень большой. Они привыкли качественно работать в очень скромных рамках.
— М-да, а у нас тут ракеты, танки, вставание с колен... Похоже, до мировой музыки рука Москвы в отличие от Стокгольма так и не дотянется...
— Мое мнение, что любая рука может сыграть свою партию. Сейчас очень хорошее время, несмотря на то, что музыкальный бизнес стягивается как шагреневая кожа из-за этих даунлодов (скачиваний), Интернета, падения продаж физических носителей и прочей «агрессивной» среды для выживания. Рынок стал меньше, и люди очень открыты к любой музыке. Если музыка хорошая и она приходит из России, из Австралии, из Израиля, откуда-то еще, то люди будут это слушать с большим интересом и энтузиазмом. Нынешняя ситуация сильно отличается от жирных времен жесткого протекционизма 80–90-х годов, когда в той же Америке все, что извне, воспринималось как некий зоопарк. Мы с «Автографом» столкнулись тогда как раз с такой ситуацией, когда в первый раз поехали туда, — мол, русские с гитарами, дичь какая!
— Спасибо t.A.T.u. — успели, к счастью, пока здесь не зацвела милоновщина, прорваться на мировые вершины с подростковой гей-пропагандой. Ну а где все остальное, где эта свежая музыка из России, которую готовы слушать «с большим энтузиазмом»?
— Это уже вопрос не к миру, а к России. Ребята, у вас есть прекрасный пример (или примеры) повсюду, садитесь и пишите. У нас есть одна большая проблема, она же наша национальная гордость — нефтяная труба. Пока бьет нефть, никакой музыки (так же, как конкурентной экономики, промышленности и прочего) не будет. Будут лишь разговоры о том, как ее делать, какая она могла бы быть хорошая, и эти рассказы будут рассказчикам хорошо оплачиваться. А там нет ни рассказчиков, ни слушателей для них. Там, если есть хорошая песня, то положи на стол, если нет хорошей песни, иди жарь пиццу, спасибо, до свидания. Конец истории.
— Будем надеяться, что в вашем случае — с обаятельной Диной и балладой What If — история только начинается! Успеха на «Евровидении»!
— У нас нет одержимых амбиций, и мне кажется, их нет и у Дины. Надо хорошо выступить. Надеюсь, будет хороший яркий номер. Она очень крепкая и талантливая певица. Все ингредиенты на месте. Мы можем сделать то, что мы можем. Ну а любой конкурс — это всегда в чем-то удача и провидение. Человек может выступить удачно, а может и не совсем, все может меняться, фавориты становятся аутсайдерами, и наоборот. Это нормально, и в этом, собственно, смысл любого конкурса. Дай Бог, чтобы Дине хватило и нервов, и профессионализма.