Министра посадили в левую ложу для особо важных персон, и оттуда вместе с залом он наблюдал концерт звезды шансона в Кремлевском дворце. Именно так начал Константин Богомолов свой спектакль по пьесе Оскара Уайльда. Зал ржет над штампами шоу-бизнеса — как будто на академической сцене не серьезная постановка, а трансляция очередной шоу-байды из субботнего «ящика». На происходящее реагируют не только зрители, но и артисты, которых режиссер усадил в партере — папа звезды, подруга звезды и его же друг-депутат.
А при чем здесь Уайльд? При том, что Богомолов, большой специалист по телепортации во времени и пространстве литературных персонажей, опрокинул английского эстета высшей пробы в российскую реальность, на которой пробы негде ставить. Ну буквально замочил англосакса в сортире, хотя к белоснежному унитазу, помещенному вместе с ванной и кроватью под прозрачный стеклянный куб в глубине сцены, практически из героев никто не подходит, разве что только пару раз прилягут в белоснежной ванне, правда, без воды. Такое перемещение выглядит весьма эффектно, особенно в первом из трех актов. Хотя эффект — не то слово. Публика в шоке от предложенной откровенной трактовки, где названо своими именами то, о чем пишут журналисты, о чем бурлит общество — вот власть, вот ее циничное разложение, вот продажность художников, а вот гламурные блондинки из глубокой провинции. И компромат на депутатов, но не с сайта rospil.info, а от эффектной бизнес-леди миссис Чивли (наконец появился персонаж из «Идеального мужа»). Компромат — гомосексуальная связь депутата-олигарха с брутальной звездой. Появится еще усыновленный сиротка, батюшка в рясе, живое распятие, подвешенное над сценой.
Да, МХТ оказался смелее и рискованнее своих репертуарных коллег. И в данном случае издевательская сатира над обществом и властью с ее двойной моралью и ханжеством превосходит рассуждения о художественных достоинствах или недостатках постановки. Безусловно, есть просчеты во втором и третьем актах, есть необязательность сцен и напоминающий местами «капустные тексты»... Но при этом убийственно-точные талантливые сцены, отличная игра актерского состава.
Вопросов много, и на них отвечает мне Константин Богомолов.
— Кто автор этого микста из Уайльда, Чехова...?
— На старте у нас не было никакой пьесы, текста — сочинялось все на ходу. В итоге все сводил я. Какие-то сюжетные линии уходили, хотя Уайльд проходит через весь спектакль. Практически весь сюжет «Идеального мужа», если ты заметила, сохранен в структуре спектакля. Есть игра с сюжетом, с нарративом. Скорее я делаю исследование романа.
— Дориан Грей появляется у тебя во втором акте — и это президент.
— Кто-то в этом герое принимал эстетско-провокативные стороны, но никто не задавался вопрос: а кто такой Грей и почему он назван серым? И мне интересен в нем не половой аспект, не порок гламурного светского общества, а то, каким образом серый человек становится бессмертным. Ведь у Уайльда бессмертие есть власть.
— Ты говоришь, что сохранил уайльдовский текст, но надо знать его слишком хорошо, чтобы понимать это. Ведь он тонет в актуальной истории с депутатом, звездой шоу-бизнеса, тендерами, госзакупками…
— Мы перелопатили много текстов: сказки, тексты статей, эссе. Кто не знает, пусть следит за сюжетом (выдержан детектив и мелодрама). Есть уровень политический, постмодернистская игра и стеб. Кто может совместить все эти уровни — прекрасно. Ну а можно прийти по второму разу. Я стараюсь работать для себя, но понимаю четко — все сразу не переварится. Мне интересно уплотнение зрелища в смысле информации.
— Слишком много информации — горе от ума?
— Кто так думает — на здоровье. Мой театр не имеет традиционного для нашего театра разделения: вот это для ума, а это для сердца. Мозг не менее важен. Я рассчитываю на тех людей, у кого сердце может биться от интеллектуальных открытий. Заплакать в театре можно не только от того, что кто-то на сцене страдает, но от мысли, от интеллектуального чувства. В моей жизни слезы — это эстетические и интеллектуальные открытия.
— Тебя обвиняют в издевательстве над классикой, в частности, над Чеховым — его три сестры превращены в… даже не могу подобрать слово… гламурную провинцию. Что скажешь?
— Так и говорят, что извратил святой текст. А то, что с этим текстом сделали бесконечные постановщики за многие годы? Не фальшиво клясться культурными ценностями? Да, три сестры… Но о чем писал тот человек и больше 100 лет назад? Мы знаем? Где эти сестры сейчас? Что стало с ними и с нашей культурой?
— Постановка жесткая и злая. Оставляет ощущение, что ты сказал последнее слово и...
— Странно, что складывается такое впечатление. Злобы не было. Это веселая постановка для веселых людей. Мы ставили диагноз, а диагноз — первый шаг к изучению проблемы. Чем точнее диагноз, тем легче исправлять болезнь. Мы работали весело, не пыхтя от злобы. Говорили о чем хотелось говорить. Была только злость азарта — это радостная злость. А вот я вам брошу обвинение — такого нет. У Уайльда есть одна замечательная вещь — его окружал мир, пропитанный гламуром и пороками. Но он его и презирал, и нежно любил.