На постановку «Пяти вечеров» дал карт-бланш сам Марк Захаров. Художественный руководитель «Ленкома» в работу приглашенного режиссера Андрея Прикотенко не вмешивался. В арсенале молодого питерца немало нашумевших спектаклей по Софоклу, Шекспиру, Стриндбергу, Гольдони. Теперь, обратившись к «камерной» отечественной классике, Прикотенко поставил «Пять вечеров», отказавшись от сцены.
События развиваются на прямоугольнике дощатого помоста — 8 на 4 метра, слегка вдающегося в зрительный зал (для этого пришлось снять кресла первого ряда). Здесь разместилась незатейливая обстановка комнаты Тамары (двухэтажная кровать, радио на стене, стол с белой скатертью), отгороженная от сцены громадной металлоконструкцией. Обшарпанная стена (то ли старинный особняк, предназначенный на слом, то ли тюремная стена, то ли обломки памяти), на которую проецируются слова автора: «Эта история произошла в Ленинграде, на одной из улиц, в одном из домов...» Под назойливое тиканье ходиков пойдет отсчет вечеров — от первого до пятого, а в черную брешь дверного проема вместе с отзвуками метели будут врываться персонажи.
Историю любви работницы завода и шофера, возвратившегося с Севера, — Тамары и Ильина, — сыграли Олеся Железняк и Андрей Соколов. У нее — неловкая угловатая пластика и сбивчивая речь, чуть сдавленная от волнения (Тома воркует про общественную работу и письма Маркса). У него — порывистые жесты и голос с хрипотцой — то грубый, как у шофера, то вкрадчивый, как у влюбленного мужчины. Оба, при встрече помолодевшие, читают стихи Ахматовой и Бродского, самозабвенно кружатся в вальсе. Оба произносят текст то скороговоркой, то нараспев, заботясь не о психологической достоверности, а о ритме и музыкальности каждой фразы.
На лету схватывает правила игры пара Славик—Катя. Молодые актеры Станислав Тикунов и Елена Есенина, которые работают в «Ленкоме» только год, наполняют свои роли азартом и тонкой иронией.
От светлого до печального в спектакле всего один шаг. Красной нитью проходит вопрос: почему Ильин так долго отсутствовал в жизни любимой женщины? В 41-м героев разлучила война, которая продлилась 4 года. Но Ильина не было долгих 17 лет. Воевал, а куда делся потом, откуда пришел — об этом в тексте ни слова. Забыл? Не хотел вернуться? Или не мог?
Пьеса Володина написана в 1959-м. Время действия — примерно 1958-й. С середины 50-х идет реабилитация узников сталинских лагерей. Создатели постановки раскрыли одну-единственную ремарку, вымаранную из текста Володина: «был и ГУЛАГ». Сделали ее отправной точкой, лейтмотивом истории. На лагерное прошлое героя намекает многое: одежда Ильина, похожая на арестантскую форму, фигуры надзирателей и фотографии из «Личного дела», которые вспыхивают на стенах под музыку Шостаковича. Ильин после войны сидел, а следовательно, не мог вернуться в Ленинград. В ином свете предстают детали, о которых белым стихом Володина сказано: «Началась война, она одна меня провожала. Мы сидим на машинах, женщины ревут вокруг, моторы тарахтят. Она говорит: видишь, какая у тебя будет бесчувственная жена. Невозможно. Потом машины поехали. Она бежит и молчит. Потом отстала». Как относиться к прошлому — вопрос не только новой постановки, но и самой пьесы. Тамара живет, помня о том, как была влюблена. Ильин не знает, сохранить или забыть то, что было с ним последние 17 лет. И наконец, делает окончательный выбор — помнить.
Спектакль закончится простой и сильной сценой — почти ритуалом. Тамара стянет с Ильина старый потертый свитер, обмоет его шею и спину, набросит на плечи чистую рубашку. Они сядут рядом обнявшись, а над их головами в свете проектора будут проноситься подлинные снимки людей, прошедших ГУЛАГ…