В Вахтанговском — переаншлаг, столпотворение, запредельная концентрация известных персон. Театральный цех столицы представлен первыми лицами — здесь Гафт, Юрский, Яковлева, Урин, Райкин, Бородин, Хомский, Гинкас, Цискаридзе, который, хоть и балетный, но не пропускает ни одной премьеры. Еще — министр культуры РФ Мединский, от столичного Департамента культуры — Шерменева. Тут и Алла Борисовна Пугачева, — а уж примадонна абы на что и абы к кому в театр не ходит. И то, что масштабная постановка Туминаса никого не оставит спокойным — это факт.
Туминас разыграл по Пушкину блестящую шахматную партию — со множеством фигур (29 артистов) и неожиданными ходами. О людях с их чувствами, страстями, ценностями, которые со времен Пушкина, в общем-то, мало изменились. Консерватизм (мило, но тормозит), неопытность с его порывами (смешно) и опыт — сын ошибок трудных с убийственным цинизмом (противно), et cetera... Это партия, управляемая невероятной фантазией художника, а не скучным, поднадоевшим рацио, когда все предсказуемо.
Фантазии Пушкина в пересказе Туминаса отражаются и дрожат в зеркале, как в темной воде. Да-да, именно в зеркале, и главными тегами вахтанговского «Онегина» можно считать — «зеркало, зеркальный». Громадное зеркало по заднику, придуманное Адомасом Яцковисом, диктует многое, и это тот редкий на театре случай, когда декорация становится ключом к спектаклю, продолжает слово или сценическое действие. И главное — добавляет то необъяснимое — может, легкое дыхание или трепетный вздох, — что делает спектакль неповторимым, а впоследствии — легендарным.
Вот Онегин старый, с потухшим взором выходит на авансцену (Сергей Маковецкий), а его молодой двойник «как Чайлд Гарольд угрюмый, томный» с прямой спиной (Виктор Добронравов), отделяется от зеркальной поверхности, точно выходит из нее, хотя всего лишь стоит рядом. Сей оптический эффект достигается без какой-либо съемки и камеры, которую без разбора и с претензией часто использует современный театр. Здесь же зеркало выступает в роли отдельной субстанции, в которой даже неискушенный зритель может наблюдать отдельный спектакль.
И именно в зеркале я вижу то, что не заметно, если в упор смотреть на сцену. Например, как от ветра дрожит скатерть не только с видимой, но и невидимой, задней части стола, за которым восседает лихой гусар-рассказчик (Владимир Вдовиченков). Наверное, думаю я, зритель и без этого дальнего плана ничего во впечатлениях не потеряет, но для Туминаса мелочей не существует. Все важно — на переднем ли плане происходит действие или где-то сбоку, возле кулис. И где главный герой — в фокусе или в массовка. Кстати, по массовым сценам можно судить о состоянии труппы. По «Онегину» можно сказать, что в Вахтанговском она в хорошей форме: именины Татьяны или прием у московской княжны — не просто гости, девки — характеры.
Зеркало увеличивает объем и усиливает образный ряд. Образы эти сверхчувственные, пластичные и как будто летают. У Туминаса в полете — лето, осень, переходящая в зиму. Тонкие, изысканные находки (Ольга, как одуревшая игрушка в руках Онегина на именинах Татьяны) ирония, фарс (например, дивертисмент в виде зайчихи (блестящий этюд Марии Бердинских).
Туминас удачно избежал болезни, которая часто губит всех постановщиков шедевров с клеймом «национальное» — пиетета с оглядкой, но при этом не впал в его противоположность — провокацию, граничащую часто с невежеством и хамством. Здесь — респект автору, актерам настоящего и, что удивительно, прошлого: сон Татьяны разложен на два голоса — Юлии Борисовой и чтецкую запись Иннокентия Смоктуновского, которая звучит за кадром. И наконец, уважение к публике, которая за свои деньги, замечу, немалые, получает высококачественный продукт.
Об актерских работах. Тот случай, что практически стопроцентное попадание с назначением как на главные, так и на вторые, третьи и совсем незначительные. Блестящий Маковецкий со своей неподражаемой интонацией. Более чем удачно выбран Владимир Вдовиченков на роль рассказчика. Ленские — старый (Олег Макаров) и молодой (Василий Симонов), Онегин-второй (Добронравов). Хороша девичья пара Татьяна — Ольга (Ольга Лерман — Мария Волкова). Людмила Максакова купается сразу в нескольких ролях и срывает аплодисменты, как и Коновалова, Корнеева, Мельникова, Кузнецов, имеющие всего-то по нескольку фраз. «Под старость жизнь такая гадость», — небрежно бросает в зал Галина Коновалова, и тот взрывается хохотом и аплодирует.
А в финале публика испуганно ахнет, как Татьяна в своем сне — пушкинская балетного вида Ларина закружится в жутком вальсе с огромным чучелом бурого медведя. Неожиданно и страшно.