Михаил Сегал — не только режиссер, дебютировавший в 2006 году в большом кино с фильмом «Franz+Polina» по мотивам повести Алеся Адамовича, но и писатель. Один из героев его «Рассказов» — молодой литератор, сыграл которого рэпер Владислав Лешкевич, приносит свою рукопись в издательство. Каждый, кто ее открывает, фактически становится героем одной из четырех разножанровых историй.
— Хождение современного писателя по мукам чем-то напоминает мытарства героя вашего фильма «Рассказы»?
— Я оказался более удачлив, чем он. Мою книжку «Молодость» издали сразу. Это было два года назад. Мне, правда, говорили то же, что и герою фильма: мол, рассказы — не то, их сейчас не читают, а вот роман — совсем другое дело. Что-то я использовал в фильме из своего опыта.
— В писательском деле, наверное, куча обременительных вещей, напрямую не связанных с творчеством, но сжирающих массу времени, как и в кино?
— Да нет, они не могут испугать кинорежиссера с многолетним опытом съемок. По сравнению с этим издательские заботы — детские, сплошной курорт и отдых. Само написание произведения, конечно, труд: сидишь и пишешь. У режиссера 30 процентов занимает собственно профессия, а 70 сжирают производственные заботы.
— Есть ли разница для вас между короткой и крупной формой?
— То, что фильм называется «Рассказы» и состоит из нескольких историй, а я выпустил книжку рассказов, не говорит о том, что я заточен под короткую форму. Я недавно написал большую вещь, и она скоро выйдет. В голову приходят идеи, и задача автора — оценить, на какой объем они тянут. Если представить себе такую аналогию, что короткометражный фильм — рассказ, а полнометражный — повесть, то получается, что человек пытается идею рассказа растянуть до размера повести. Когда видишь некоторые полнометражные фильмы, мысли об этом возникают.
— Для чего вам понадобился Игорь Угольников с его особым шлейфом? Он ведь отличается от других ваших актеров?
— Идея снять в роли президента страны Игоря Угольникова пришла парадоксально и неожиданно. В этом был вызов и профессиональный азарт. Да, он несет за собой шлейф комического актера, но всегда интересен эксперимент, когда ты комедийного актера снимаешь в серьезной роли или наоборот. Сыграл он абсолютно серьезно, драматично и тонко. Но в силу того, что это все равно Угольников, и мы не можем абстрагироваться от того, что знаем о нем, возникает атмосфера, придающая происходящему иронию. На мой взгляд, получилось гораздо интереснее, если бы просто серьезный актер сыграл серьезную роль.
— А тяжело было, особенно в новелле «Мир крепежа», объяснить актерам их задачу? Тут ведь шаг в сторону — и будет не смешно, а пошло.
— Они находились в своих предлагаемых обстоятельствах, серьезной для них ситуации, которую эмоционально и искренне прожили. А возникающая абсурдность — внешняя, она есть в тексте и ситуациях. Им-то не смешно. Это не веселая история. У них там очень серьезные дела происходят. Мы играли драму.
— Вы и на «Кинотавре» говорили: «Я не шучу», когда нам казалось, что все стеб чистой воды. Как истинный сатирик, вы очень серьезны.
— С моей авторской стороны ирония есть, текст написан комедийно. Но мы-то говорим об актерах. Их человеческое поведение не было подчинено комедийному замыслу, который должен возникать в результате. У них все было серьезно.
— А какими глазами вы смотрите на мир? Писатель и режиссер уживаются легко?
— Я не думаю об этом. Придет что-то в голову — напишу, захочу снять — сниму что-нибудь. Человек же не ставит на себе штамп: «Я — писатель» или «Я — режиссер». Он живет, у него возникают какие-то чувства, ежедневные заботы. Когда я не снимаю фильм и не пишу, то могу прокатиться на велосипеде. Но это не значит, что я исключительно велосипедист.
— Есть же профессии, которые подчиняют себе жизнь человека, отпускают, только когда он спит...
— Это да. Постоянно работающая «придумывалка» есть и при написании прозы, и для режиссерских вещей. Одно перетекает в другое. Это механизм, требующий постоянной запущенности.