Малая сцена МХТ. Дощатый помост круто спускается в зал. Над помостом — кривая надпись: «База отдыха «Актер». Значит, про артистов, что само по себе одновременно банально и любопытно: вроде все известно про них, и, как правило, мало хорошего. А все ж таки тянет к этим, как многие думают, особенным людям.
По помосту спускается баба в трениках, закатанных до колен, и с сумками. Оттуда извлекаются трехлитровые банки с огурцами-помидорами и винегретом. Та, что в трениках, пытается в грубой форме насильно накормить ту, что в длинном платье, с виду вполне вечернем. Та ни в какую — отказывается принимать пищу. Ситуация абсурдная, и текст Людмилы Стефановны, кстати, присутствовавшей в тот вечер в зале, не менее странен: игра в прятки — только словами.
Такой текст не прост для игры, особенно вначале: известно, как начнешь — так и пойдет. Но пошло — как поплыло, тем более что встреча дам происходит у реки, на что указывают две лодки, как бы небрежно брошенные по обе стороны помоста. Вот в одной из них и сидит странная особа, странности которой буквально во всем — в манере по-птичьи вскидывать маленькую головку, строго смотреть на насильницу от общепита темными острыми глазками и тоном снисходить в разговоре до собеседницы-простушки. В общем, эти Дина Евгеньевна и Нина — два мира, две картины.
Одна написана маслом, жирно и сочно, — это Нинка, сестра-хозяйка базы отдыха «Актер». Вторая — народная артистка — как изящная гравюрка, правда, не с плавными, а острыми, колючими линиями. Представительницы разных социальных слоев оказались связаны одной общей тайной. Но это совсем не адюльтерная история. Роза Хайрулина в роли народной артистки, Юлия Чебакова — Нина.
Их дуэт — как трагикомическая дуэль. Дмитрий Брусникин именно так построил свой спектакль, отказавшись от режиссерских ухищрений, не стал прикрывать актрис, чтобы не отвлекать зрителя от них самих, от их мастерства. Чтобы каждую можно было рассмотреть по отдельности и во взаимодействии крупным планом. В таких случаях говорят: «Режиссер растворился в актерах». И вот я уже вижу инфернальность Розы Хайрулиной, постичь которую трудно, просто надо принять как данность. Она так умеет сказать тихим голосом, что или мурашки по коже, или расхохочешься. На лице ее — полная бесстрастность, а эмоции в зале зашкаливают. Да, с такой партнершей играть — что оказаться на сцене рядом с кошкой.
— Да что ты, такой партнер для меня — подарок, — скажет мне после спектакля Юлия Чебакова. — Роза весь первый спектакль «под меня» играла. Я только по ее глазам и читала: «Спокойно, все идет нормально».
Пожалуй, «Он в Аргентине» как никакой другой спектакль показывает потенциал Чебаковой, которая за считаные дни ввелась на роль Марины Голуб. В ее манере игры есть какая-то бесшабашность, широкий жест, открытая эмоция, и при этом — удивительная точность.
В спектакле нет никакой нарочитости — ни в режиссуре, ни в оформлении питерского художника Алексея Парай-Кошица. У Брусникина спектакль получился каким-то прозрачным, несмотря на то, что слово у Петрушевской замешено вовсе не на водянистой акварели. К ее парадоксальности и пронзительности он нашел правильный ключик, и вот перед нами эта странная жизнь, эти смешные люди, артисты и не артисты, не подозревающие, в какой гибельной и страстной связке существуют. Как в аргентинском танго.
Кстати, а кто же тот, что в Аргентине? Вопрос! Про него, так и не появившегося на сцене, вспоминаешь в последнюю очередь: адски хороши говорящие о нем женщины.
После спектакля — интервью с Юлией Чебаковой:
— Юля, поздравляю. Как ощущения?
— Не понимаю, как будто сальто-мортале сделала, как говорится в спектакле: «Счастье бывает, блин, только на театре».
— Ты видела спектакль с Голуб?
— Знаешь, я была на премьере, что редко делаю, — обычно смотрю спектакль, когда он устоится. Мне очень понравилось, и я зашла к ним с Розой за кулисы, но там было много камер, я не могла ничего сказать им в тот день. А потом мы встретились с ней в столовой. Я и сказала ей, что она потрясающе играла. Тут кто-то отвлек ее, и я двинулась к выходу. Когда была уже у двери, я услышала: «Чибочка» (меня так в театре называют), — я разворачиваюсь, а она: «Чибочка!» — и посылает мне поцелуй. Это был ее последний день. Я прожила с этим две ночи: повернусь, а она со мной разговаривает. Я так и прожила с этим ее поцелуем.
— Скажи честно, тебя не пугает, ну, что... актрисы, работавшие над этой ролью... Понимаешь, что хочу спросить?
— Все ж мы под Богом ходим. Я верующий человек. Я уверена, что это совпадение. Мы столько переиграли смертей, что... Другое страшно — что такой ценой ко мне пришла эта роль. Мне помогала вера всех: и вера учителя и режиссера Брусникина, и Розы, и многих других людей.