— Итак, концерт посвящен 50-летию вашего дуэта, — начинаю беседу с Аллой Яковлевной и Стаханом Мамаджановичем...
— Так мы и познакомились на песне, — сразу отзывается Алла. — Нет, прежде я Стахана слышала по телевидению, но не знала ни имени, ничего... а пел он необыкновенную «Восточную молитву». А потом вдруг вижу его в Колонном зале на конкурсе, где и я должна выступать! Что вы думаете? Первую премию делят между нами пополам, домой мы шли уже вместе.
— Он взялся проводить?
— Конечно. Говорили друг другу искренние восторги от души... Он учился в МЭИ, я — в МГУ. У каждого из нас были свои семьи, да кто бы мог представить, что все это может рухнуть из-за одной встречи в Колонном зале! Однако после конкурса мы надолго не расставались — встречались, говорили о музыке, Стахан стал петь с моим оркестром, я — с его ансамблем. Так и получилось, что музыка построила нашу семью, наше будущее, благодаря ей объединились...
— Да, но... родители и ваши, и Стахана были против?
— Абсолютно точно. Моя мама сказала: «Он же узбек, они — многоженцы», на что я ответила: «Мама, не волнуйся, мне придется заменить ему гарем». И в жизни мне приходится так делать.
— Настолько сильное чувство, что даже наличие семей не сдержало?
— Знаете, это мало того что любовь, так еще и музыка, сцена, абсолютное музыкальное понимание друг друга: когда мы спели первый раз дуэтом, было полное ощущение, что до этого всю жизнь репетировали. Да нам и репетировать не надо — мы чувствовали все одинаково.
— Хотя музыкальное образование на уровне музшколы?
— Ни у меня, ни у Стахана и музыкальной школы не было. При этом я умела играть на фортепиано. Определяет среда. У Стахана мать вообще потрясающая певица — народная артистка Узбекистана Шаходат Рахимова. У меня папа в детстве пел в хедере, начальной еврейской школе. Так что нам с генами повезло. Но папа, конечно, тоже был против — как так, у обоих семьи, дети — маленькие крошки... для многих это стало трагедией, и нам было тяжело разводиться. Но иначе не могли.
— Как-то вы рассказывали про самоварчик, который вам друзья подарили на свадьбу, — он сохранился?
— Конечно, на даче живет у нас. 50 лет чаек попиваем.
— А дети с кем остались после разводов?
— Моя доченька со мной, а его жена жила в Крыму с ребенком... для нее все это было страшно. Но самое интересное, я не знала, что он женат. Он скрыл от меня. Снял обручальное кольцо, когда впервые ко мне подошел.
— А если бы знали?
— Если бы я знала, что он женат, то дуэта бы не вышло, я вам серьезно говорю. Меня так воспитали. Ну что вы, конечно, мы бы не сошлись — там тоже был детеныш, а я сама мама, болею за детей душой...
— Вот он — Стрелец, вы — Близнецы, огонь и вода, темпераменты у всех горячие... не ссорились?
— Ну как же! Но нас мирила музыка. Допустим, о чем-нибудь поспорим, не понимая друг друга... но вот начинается концерт — и уже теплее взгляды, потому что песня — это, в нашем понимании, искренняя исповедь. И уже забыли, о чем спорили секунду назад. Уходили со сцены счастливые.
— И такой необычный дуэт прижился на нашей эстраде... Неформатный, я бы сказал.
— Так ведь я серьезно занималась пением в Доме культуры МГУ, до этого в школе... а я всю жизнь болела серьезно, сидела дома, так мама брала педагогов, и я училась игре на фортепиано. Стахан вообще вырос в оперном театре вместе с мамой... Нет, что вы, это все — серьезная школа.
— Ключевой эпизод вашей жизни, когда вы захотели уехать на Запад...
— Это верно, что ключевой, так и поделилась наша жизнь — до желания отъезда и после. Я не хотела. Стахан настаивал, потому что я болела, а здесь операция не получилась, не дала результата. А он задумал, чтобы меня вылечили там... Мы ходили в ОВИР, и ровно раз в полгода нам отказывали. Под этим гнетом мы жили 10 лет, пока не началась перестройка.
— И когда узнали, что вы подали документы на отъезд из Союза, дочь выгнали из МГУ?
— Всучили бумажку с надписью — «не соответствует высокому званию советского студента», а она была отличницей. Конечно, это страшная травма для нее в ту пору...
— И на что вы жили в конце 70-х, когда вас везде запретили?
— Продавали что было. Машину, мебель продали. Спали на книжных полках. Очень тяжело. Мы сами всех наших близких друзей оградили от себя. Для их же пользы. Особенно официальных должностных лиц. Тех же педагогов из МГУ... это все были люди, преданно любившие нас, а мы лишили себя их общества. И оказалось все зря. Потому что за границу нас так и не выпустили. А мы поломали массу добрых связей.
— А нельзя было сначала уехать, а уж там попросить убежища?
— Нет. Мы же перед этим как раз гастролировали в Австралии, Новой Зеландии... но даже не мыслили, допустим, остаться, что вы: здесь мама, дочки, люди, которые нам верят. Мы пошли официальным путем. Не думали, что нас не выпустят. Ведь были письма, дескать, мне рекомендована операция во Франции или в Израиле. И вот — ничего. Так проблема со здоровьем и осталась на всю жизнь.
— Как в Австралию-то попали?
— Случайно. Нас не очень жаловал Москонцерт, но импресарио-иностранец отсматривал разных наших артистов для поездки и про всех сказал: «у нас такие есть», а вот нас взял безоговорочно. Причем мне подсказывали: «ты, хромая, при нем не ходи, а то он заметит проблему с ногой». Я как-то продержалась...
— А на сцене?
— На сцене вообще не хромала в те годы, ведь там нам со Стаханом сам черт не брат. Стахан спел «Арабское танго», я — греческую песню, потом «Калитку», «Дорогу длинную», переделанную нами. Мы все переделываем, что написано не для нас, чтобы это стало по духу нашим, креативным. Кстати, мы долгое время жили на то, что продавали какие-то вещи, привезенные лично для себя из Австралии.
— В пору запретов вы основали на квартире театр «Музыка в отказе»... Туда что — билеты продавались?
— Да какие билеты, что вы. Это ж был лишний повод нас посадить, изолировать от общества. За нами следили, потому что мы стали костью в горле. Ведь писали письма во все редакции, писали в Польшу, в «Солидарность», за нас просил тогдашний президент Франции, передал властям список из десятерых деятелей культуры (среди которых и мы были), чтоб только выпустили за границу... Что вы, мы были везде запрещены, про нас писали американские газеты вроде «Вашингтон пост» — «две поющие птицы сидят в клетке». Но мы не могли не петь. И раз в месяц приглашали к себе таких же, как мы, отверженных. Окна выходили прямо на американское посольство, и сотрудники КГБ дежурили внизу. Ну и что? Мы открывали окна — «слушайте на здоровье». Так и жили под колпаком. Это сейчас преданные зрители говорят: «мы про вас знаем, мы за вами следим», и у меня снова немножко дрожь по телу...
— А в перестройку?
— Только благодаря ей стали выезжать и в Америку, и в Европу. В Штатах мы вообще стали выступать раньше, чем тут. Выезжали на 2–3 месяца.
— А потом началась «эпоха колготок из Биробиджана»...
— В начале 90-х я вся была в заботах — как жить дальше, на что? Мы почти не работали, только редкие концерты... И вот директор филармонии в Биробиджане спрашивает: «А что ты такая грустная?» — Отвечаю: «Ну вы же знаете наше положение — ни то ни се». — «Надо бизнесом заниматься». — «Мы не умеем». — «Было бы желание, и у вас все получится». И вот они стали присылать нам колготки. Так постепенно эта жилка к бизнесу во мне и проявилась... все взяла на себя. Нам еще соки на продажу давали, развозили их по Москве. Мы не то что на нуле — на минусе были. Но сунули в бизнес и наших музыкантов, оставшихся без работы. Не бросали своих... выжили.
— Так и получилось, что вся ваша жизнь — сплошное преодоление, — обращаюсь к Стахану Рахимову.
— Ну да, была и есть любовь к близкому человеку, к песне, к жизни, но за это надо было пройти сквозь все тернии... эта любовь и эта боль живут теперь в песнях. Так вот в первом отделении концерта запустят маленький фильм про нас — какими мы были, история в песнях. Еще нас поздравят друзья-артисты — Иосиф Кобзон, надеюсь, споет дуэтом с Нелечкой. Тамара Гвердцители споет, может быть, с Ренатом Ибрагимовым. Дети что-то посвятят (ансамбль «Домисольки»). Саша Журбин саккомпанирует... А во втором отделении — поем уже мы.
— Алла Яковлевна, последний вопрос. Говорят, в детстве вы почти не плакали, и мама подумала, что дочка немая...
— Да, она испугалась, пошла к врачу, а тот ей сказал: не волнуйтесь, она вам еще споет! Я и дальше в жизни почти не плакала. Хотя хотелось. А теперь вроде все хорошо: недавно книга вышла, меня вот приняли в Союз писателей. Креативная молодежь выкапывает какие-то интересные наши песни, издавая их. Притом что мы сами подчас забываем об их существовании — была, скажем, песня «Старый осел молодого везет». «Неужели это мы?» — удивлялись мы со Стаханом. Стараемся, чтоб нас не забыли. Хотя Алла Пугачева в одном интервью сказала: «Если бы я так долго жила с мужьями, как Алла и Стахан, меня бы давно забыли». Нет, дорогая Аллочка, не забыли б тебя никогда — вот нас именно потому и не забыли, что мы преданно поем вместе. Друг друга бережем. Я нервничаю за своего супруга, он курящий человек, сейчас уже бросать опасно, но я ворчу, а внутри — тревога за него. Но я добьюсь, что мы еще вместе попоем!