На пятницу была назначена встреча с прессой, «готовая перерасти в стихийный митинг». Что частично и получилось. Только бунтовали не на ступенях, а в предоставленном (с милости нового директора) фойе. Помимо речей, там было озвучено Открытое, успокоительное письмо Серебренникова к артистам, где, среди прочего, было сказано: «Могу точно сказать, что если вы сейчас начнете драться с ОМОНом или нарушать закон другим способом, лучше не станет». Он призвал дождаться его в октябре, чтобы обо всем договориться.
Ситуацию прокомментировала «МК» Евгения Шерменева, замруководителя Департамента по культуре Москвы:
— Учитывая, что театр хотел митинговать — достигнуты ли с актерами какие-то договоренности?
— Договоренностей как таковых нет; в пятницу мы общались с представителями инициативной группы: речь шла о том, что надо бы вообще сесть и поговорить — потому что от них напрямую мы еще не получали ни одного письма, ни одного прямого обращения к Департаменту. Всю информацию мы черпали из прессы, — мне это представляется неразумным.
— Их пугает то, что могут иметь место массовые увольнения...
— Нет никаких «массовых увольнений», их и не может быть: есть трудовое законодательство, которое этого не позволяет.
— Предполагается, что хоть какая-то часть труппы на ближайший год останется?
— Вот смотрите: у нас есть художественный руководитель (Кирилл Серебренников), у него есть какие-то творческие планы, эти планы он озвучит после 1 октября, — мы все знаем, что он ставит спектакль, сейчас он за границей... Вот вернется, расскажет — что в этих планах видит так, так и так. Труппа выслушает. Люди, которые готовы будут с ним работать, вписаться в новую систему (и он с ними будет готов), — останутся. Те, кто не готов — будут спокойно искать себе новое место жизни. Понятно, что с новым худруком придет новая концепция, иная драматургия. Но никто никого не увольняет. Повторяю, мы физически не можем этого сделать.
Еще надо четко понимать, что театр — государственный. И если актеры хотят самоуправления, надо уходить из госбюджета, создавать независимые товарищества, свою финансовую структуру, подавать заявки на гранты, на поддержку, как и положено негосударственной организации...
— Чисто технический вопрос: 30 сентября — последний спектакль «Ночь перед Рождеством». А сколь долго будет творческий простой?
— Вы поймите: всё, что там было — дальше продолжаться не может, будет всё по-новому. У театра им. Гоголя довольно грустное состояние здания, это знают все. И директор, по сути, должен заниматься ремонтом, а вместо этого утрясает трудовые споры. Я так понимаю, что ассистенты Кирилла Серебренникова готовят для него какую-то картину по тем спектаклям, которые шли вот эти два месяца. Если Кирилла лично здесь нет, то это не значит, что нет людей, которым он доверяет. Когда он ознакомится с картиной, увидит занятость труппы, то тогда и поймет как и с кем разговаривать. Это всё дело индивидуальное, оно не может решаться коллективно. А что будет после 30-го? Творческий отпуск. Причем, департамент никого не собирается лишать зарплаты (у них собственных средств было не так много, чтобы платить надбавки артистам; в этом тоже проблема: в других театрах люди зарабатывают гораздо больше).
— Так когда новый «Гоголь» откроется?
— Это зависит от того, во-первых, как быстро мы сможем ремонт запустить, который сейчас обсуждается на ежедневных совещаниях в департаменте (94-й федеральный закон ограничивает нам свободу действия). Во-вторых, как быстро мы сможем поддержать материально новые постановки...
В завершение мы связались с режиссером театра Анатолием Бейраком:
— Да мне лично позвонили, и предложили встретиться то ли в понедельник, то ли во вторник, то ли в среду... Скажу вам как есть: они сделали несколько ошибок, и мы успели в эту щель пролезть. Мы пользуемся их недальновидностью. Сейчас они просто пытаются погасить пожар, который разгорелся среди людей. Успокаивают, чтоб мы не легли на рельсы, предупреждая, что «не надо никого провоцировать на незаконные акции».
— Что-то дадут вам эти встречи с властью?
— Да ничего они не отменят, это же ясно. Но и уволить нас не могут, потому что для этого им пришлось бы переформатировать госучреждение. История мерзкая. По сути, взяли и уничтожили театр, существовавший 88 лет.