Рок-разгулы и рок-загулы на этом «сугубо попсовом» фестивале случались в общем-то и раньше. Когда-то «Алиса», «ДДТ» и «КиШ» сотрясали зыбкие песчаные дюны Рижского взморья мощными гитарными запилами и барабанной дробью на пляжных ночных afterparty «Новой волны». Но с тех пор прошли годы, и нынешний рок-десант, высадившийся к тому же на главной фестивальной сцене зала «Дзинтари», смотрелся действительно бодрящим эликсиром в интерьере подтухшей попсовой реальности. Зачем это нужно организаторам мероприятия, было более-менее понятно — хорошая музыка, «правильные» артисты... Рок-маслом поп-кашу не испортишь. А зачем это нужно самим рок-музыкантам, всегда очень чувствительно (даже с брезгливой опаской) следящим за тем, чтобы ненароком не прилипло к ним что-нибудь зловонное?
По пути на концерт «МК» пристал с расспросами к Андрею Макаревичу.
— Игорь Крутой особенно отметил на пресс-конференции, что именно тебя много лет приглашал на «Новую волну», и наконец это счастье случилось. Объясни, пожалуйста, Андрей, почему ты так долго не принимал приглашения народного композитора?
— Потому что это не тот жанр, в котором я работаю, не близкий мне. Но в этот раз сделали целый рок-н-ролльный день, так что мы здесь будем не одни, а в хорошей компании. Это уже само по себе приятно.
— Что значит «не близкий мне жанр»? Рок-музыкантов по-прежнему мучает снисходительное отношение к т.н. популярной музыке? Где водораздел — рок, поп?
— Никакой снисходительности у меня нету. Просто мне это не близко и малоинтересно. Одни книжки любишь, а другие не любишь, как и кино. Я вот не люблю американские комедии и не смотрю их.
— А Крутой сказал, что все рок-хиты в нашей стране все равно написаны по канонам поп-музыки...
— Вот это начинается искусствоведческо-музыковедческая беседа, которую можно вести бесконечно. Я не знаю, где кончается рок-музыка и начинается поп-музыка, где кончается этно-джаз и начинается просто джаз. Для меня это не главное, и главным никогда не было. Я до сих пор не знаю, в каком жанре работали «Битлз» — поп- или рок-музыки. Они просто делали гениальную музыку, которая мне интересна. Вот и все! А певица Пиписькина поет музыку, которая мне не интересна.
— Что-то специальное готовили к «Новой волне»?
— Нет. Одна песня относительно свежая — «Брошенный Богом мир», одна старая — «За тех, кто в море», потому что море здесь под боком. На таких фестивалях и сборных концертах было бы неправильно выходить с совсем новым материалом. Зритель здесь перегружен информацией и обилием артистов, и от тебя этого не ждут. Хотя мы сейчас с «Машиной» готовим кое-какие новые песенки.
— «Машина времени» расстается с гитаристом Евгением Маргулисом...
— Да, в этот раз, как я понимаю, это будет его последний выход с нами на сцену.
— Вот и историческое событие на «Новой волне»! А что дальше?
— А дальше у нас все в порядке, мы уже (в измененном составе) готовы к работе. С первых дней осени начнем это делать, играть концерты, записывать песни и покажем наше «обновление». Вообще всякие перемены идут на пользу, встряхивают и заставляют быть в тонусе.
— «Новый поворот, что он нам несет...» Ваш недавний альбом Time Machine вы записали на легендарной «битловской» студии Abbey Road в Лондоне. Можно ли это считать вершиной карьеры, когда и желать большего нельзя?
— Если вынести за скобки само название Abbey Road и наше отношение к этому месту (как к культу), то это был колоссальный опыт работы с суперпрофессиональными людьми в одной из лучших студий мира. То, как они относятся к тебе, к твоему материалу, — совершенно бесценный опыт. Что касается мечты, то ее на самом деле особо и не было. Просто один наш товарищ, который имеет отношение к этой студии, кинул нам эту идею, и когда мы замахали руками, он сказал: «Почему? Это совершенно реально!». Мы относились к Abbey Road как к какой-то далекой и красивой планете, она светит на небе, на нее можно посмотреть, там другая жизнь, а мы занимаемся своими делами. Оказалось, что мир стал гораздо более доступным.
— Те из западных рок-звезд, кто побывал в России с гастролями в последнее время, — от Faith No More до RHCP и Стинга, — посчитали своим долгом поддержать Pussy Riot и потребовать их освобождения. Но в нашей рок-среде какая-то вялость наблюдается. Ты один из немногих рок-музыкантов, кто выступил в их защиту. Почему так?
— Я подписал это письмо с более чем уважаемыми людьми в нашей стране и считаю, что это не менее действенно. Это не имеет отношения к тому, как я отношусь к самим Pussy Riot и к тому, что они делают. Но мне стыдно за нашу правовую систему и руководство нашей церкви. Вместо того чтобы проявить христианское милосердие, церковь превратилась в какой-то государственный департамент. Это отвратительно. И государство себя позорит. Если церковь недовольна их (Pussy Riot) поступком, то она может отлучить их, предать анафеме, но не имеет права сажать в тюрьму. А государство не должно сажать их в тюрьму, потому что их выходка никак не тянет на тот срок, который им грозит. Никак! Это дело безобразно раздуто. Девушкам надо было выписать штрафы, отпустить на свободу, и все это должно было забыться еще полгода назад.
— Это все понятно. Я о другом — почему наши рокеры не проявляют такой единодушной солидарности, как, например, западные музыканты, правозащитники?
— Я не отвечаю за все музыкальное сообщество, оно у нас очень разное. Много достойных людей, как я уже сказал, заняли ясную позицию. Я тоже высказал свою позицию и сейчас ее высказываю.
— А вы могли бы сегодня на сцене «Новой волны» появиться в майке с надписью Pussy Riot, как это сделали, например, Red Hot Chilli Peppers на концертах в Москве и Питере?
— Могли бы, конечно, но я бы не пошел на сцену в майке Pussy Riot.
— Почему?
— Потому что, если на моей майке написано Beatles, это значит, что я люблю «Битлз». Я не люблю Pussy Riot, но я очень недоволен тем, что с ними сейчас происходит.
— На сцене ведущий Зеленский пошутил про Зверева, что тот, дескать, страшнее, чем наводнение. И все смеялись! Похоже, это была единственная рефлексия нашей «музыкальной общественности» на недавнюю трагедию в Крымске — что здесь, что недавно на «Славянском базаре», который вообще гулял и веселился на фоне страшных новостей с Кубани. Когда сгорело пол-Калифорнии, каждый концерт в Америке начинался со слов сочувствия, поддержки и каких-то публичных акций солидарности...
— В целом граждане нашей страны, я считаю, очень достойно отреагировали на эту трагедию. В те дни я, к сожалению, находился очень далеко, туда даже информация не доходила, и вернулся в страну неделю спустя. Но я знаю, сколько туда поехало волонтеров, как собирались средства, вещи. Мне не стыдно за наших граждан. Что касается массовых мероприятий, то, честно говоря, они меня мало интересуют. Если я сейчас между двумя песнями в Юрмале начну говорить о том, как плохо у нас с системой безопасности жизни в стране, то я превращу этот фестиваль в митинг. Я не люблю митинги и бываю на них крайне редко.
— Считаешь ли ты, что подобные конкурсы нужны и имеют смысл?
— Это вопрос планки. Тот же American Idol, например, все-таки поставляет эстрадных певцов и иногда удивительно мощных, талантливых и профессиональных.
— Адам Ламберт, Джастин Бибер или та же Сара Бойл, да?
— У нас, конечно, труба пониже и дым пожиже. Не знаю, правда, пока или навсегда...
— Зато ваша труба всегда на высоте! Хорошего концерта!
Юрмала.