Как он «доставал» режиссеров бесконечными саморепетициями перед криком «мотор!», все не мог наиграться. «Вхождение в образ» было его стихией. До съемок, во время, после. Мастер самого непростого амплуа — этакого «плохого/хорошего героя», знак которого намеренно размыт. Его герои часто были сложнее, простите, режиссерской задумки. И неспроста его психофизическую Вселенную сравнивали с Михаилом Ульяновым, Евгением Матвеевым... за калибр, подчинение себе практически любой роли.
Последние годы Ступка был худруком драмтеатра имени Ивана Франко в Киеве, играющего классику на украинском языке. И сейчас, несмотря на отпуска, театр погружается в глубокий траур — начинается подготовка к прощанию... Всю жизнь верил «в корни», в преданность родной земле, а потому не переехал в Москву (даже когда вовсю приглашали в Театр им. Моссовета). Это его, кстати, в чем-то роднит с Николаем Колядой, который также не променял родной Екатеринбург на столичные «прелести». Театралы помнят «Старосветскую любовь» Валерия Фокина по пьесе Коляды, в которой одного из «милых гоголевских старичков» как раз играл Ступка: «Боже мой, — говорит Коляда, — я и не знал... сижу сейчас на даче без Интернета. Господи, вы меня просто убили. Ну что ж сказать... Потрясающий человек. Играл в спектакле вроде седой и старенький, но в нем все время жил большой ребенок, на него такое удовольствие было смотреть! Придуривался, баловался, чудо! Я всегда говорю своим студентам — «смотрите на Богдана Ступку; а как только в вас умрет ребенок — вон из профессии!».
...Известный художник-постановщик Виктория Севрюкова относительно недавно работала со Ступкой в его последнем московском спектакле — в чеховском «Вишневом саде» режиссера Вадима Дубровицкого.
— Вы знаете, как ни странно, с Богданом Сильвестровичем я именно там, в Украине, познакомилась: после института как художник была на стажировке в театре им. Франко. Первое ощущение после просмотра «Украденного счастья» (звездная роль Ступки) — потрясение, как будто я попала в самый центр Европы: заплаканные зрители, расходившиеся в полнейшей тишине после аплодисментов... Великолепный артист! И вот прошло 20 лет. Мы встретились снова; не знала, что он серьезно болен, с большим трудом ходил уже.
— Как он относился, скажем, к костюмам?
— Ой, Ступка вносил в каждый спектакль ощущение праздника. Костюм он препарировал, не просто примерял на себя, но выбирал, как змея кожу, для своего персонажа. Подпитывался от партнеров. Был ансамблистом, не мог не существовать в команде. И это огромное достоинство: притирался к человеку, понимал, что надо обменяться с тобой молекулами. Роль Фирса, как понимаете, важная, хотя не очень большая; но более вдумчивой работы в «Вишневом саде», чем с артистом Ступкой, у меня ни с кем не было. Ему так важно было эту костюмную шкурку под себя поднять, адаптировать.
— А вне сцены...
— Вне — невероятно веселый и легкий человек с таким тихим украинским юмором, который фактически сродни английскому. Не наглому... вот он сказал шутку, и сам не меняется в лице, хотя другие лежат. Ощущение себя в центре компании. Всегда. Уверена, для театра им. Франко это невероятная потеря. Потому что Ступка — это живой воздух. Более того — международный воздух. Потому что артист космического порядка. Я не могу его сравнить ни с кем. Может, с Ульяновым. Так много думал, переживал, пропускал все через себя, как он говорил о театре, вы бы слышали!
Кстати, Михаил Ульянов пригласил Ступку в «Самый последний день» — фильм, в котором великий вахтанговец впервые выступил в качестве режиссера. Сработались необыкновенно, хотя при первой встрече были удивлены настоящей, не киношной внешностью друг друга. Однако после просмотра Ульянову фильм не понравился — так и Богдан Ступка, запомнив этот эпизод, поставил крест на своих возможных режиссерских амбициях...
...Владимир Бортко сравнил Богдана Ступку с драгоценной скрипкой:
— Бывают люди, которые родились для определенных ролей. Именно так случилось с Богданом Сильвестровичем и Тарасом Бульбой. Нам и в голову не пришло устраивать какие-нибудь пробы. Когда умирает актер, умирает не только он. Умирают сразу все его герои. В том числе и Тарас Бульба. Хотя, с другой стороны — как раз это не умирает, это остается.
Как музыкант играет на скрипке, так актер играет сам на себе. Актер и есть та самая скрипка. Скрипки бывают разные. Бывают с фабрики, где их делают похожими одна на другую. А бывает скрипка Страдивари. Так вот Ступка был скрипкой Страдивари.
Вместе с Богданом Сильвестровичем в «Тарасе Бульбе» мы играли концерт на заданную тему, но между тактами он всегда солировал, импровизировал, не сбиваясь с заданной темы. Тем интереснее вам потом было на это смотреть, а мне — при этом присутствовать. Так и проявляются таланты. И я должен сказать, со своей ролью он справился блистательно. Более того, я думаю, если бы Николай Васильевич Гоголь был жив, он бы тоже не обиделся выбору актера на роль Тараса Бульбы.
О съемках вспоминает артист Игорь Петренко:
— Когда встречаешься с людьми подобной величины, то сначала даже не очень понимаешь, как себя с ними вести. Думаешь: наверное, это люди, перед которыми ты должен падать ниц. Но, как ни странно, Богдан Сильвестрович произвел впечатление очень открытого, душевного, мудрого человека. В нем природой было заложено желание помогать, делать пространство вокруг себя легче и позитивнее. В первую очередь меня поразила его простота, несмотря на все его регалии: известный артист, руководитель театра, государственный деятель, только что отошедший от обязанностей министра культуры Украины. И все же в первую очередь он был человеком. И блестящим партнером, что для актера в работе всегда является приоритетом. На «Тарасе Бульбе» он совсем не жалел себя, не старался с мудростью распределять силы, отдавал себя процессу полностью. Не уходил дремать во время перерывов, а оставался с людьми, пытаясь всех подбодрить, вдохновить. Как настоящий Тарас Бульба всегда был в эпицентре событий, так и Ступка во время съемок собирал вокруг себя партнеров, обычных прохожих, артистов массовых сцен, костюмера, водителя или гримера. Как мегачеловек, организовывал пространство вокруг себя, и оно расцветало. И он сам этим жил и дышал.