Максим Суханов: «Я в ужасе от того, что эти люди до сих пор под стражей»
— Максим, вы сказали, что согласились на съемки, поняв, что это гражданский поступок.
— Мне кажется, это очевидно из сценария, который написал Юрий Арабов. Я всегда стоял на той позиции, что это существенно и в смысле ответственности, и в смысле человеческого стержня, который, как мне кажется, необходим любому человеку. Об этих вещах современно говорить всегда. Тем более в нашей стране. Я не помню времени, когда было бы скучно жить в этом смысле.
— Вы имеете в виду жертву, которую приносит ваш герой? Владыка Алексий, понимая, что Бог по заказу чудеса не творит, все же едет в Орду и там проходит весь путь русского раба, все муки: голод, холод, издевательства физические и муки душевные, когда он понимает, что из-за него убивают других рабов — просто, чтобы он мучился. И чудо происходит, когда он почти полностью уничтожен...
— Да, конечно. В том числе и это я имел в виду. Потому что даже один человек может противостоять варварству так или иначе. И своей волей, поступком, решением давать пример тому, что низкие энергии не в силах совладать с энергиями души и веры. Веры любой. Но праведной, я имею в виду. И веры в просветительство в том числе.
— А как вы готовились к роли: изучали историю, ходили за благословением в церковь?
— Я нечасто рассказываю, как я работаю над ролью. Но могу сказать так: все человеческое, что мы можем проследить в каждом достойном человеке и создать какой-то собирательный образ, на который можно равняться, за которым можно идти, — все это вошло в желание создать такого рода персонаж. И в то же время мне было важно, что в нем есть сомнения вполне человеческие.
— Тем не менее был момент, когда Алексий сказал: «Бог, я не вижу тебя».
— Это его муки и его жертва, от которой и происходит катарсис.
— А физически тяжело было выдержать: съемки же проходили в самое жаркое лето, два года назад, да и через настоящий огонь пришлось проходить...
— Что-то делал я сам, что-то каскадеры. Что-то нелегко было, но терпимо. И вся тяжесть была полезна. И тяжелые одежды, и +48 градусов в течение двух месяцев. Но это все работает на объем создаваемого произведения. Ты же работаешь в нем с удовольствием, и это все перемалывается.
— Вы довольны результатом?
— В общем картиной я доволен. А к самому себе у меня есть претензии... Это несомненно картина о современности. Сейчас как никогда надо думать о том, какой поступок совершать и на какой компромисс не нужно идти, чтобы не началось разрушение тебя изнутри. Если говорить про последние события — институт церкви, чтобы не находиться во лжи, в лицемерии, не должен сращиваться с институтом власти ни в коем случае. Все, что происходит во власти, в политике — понятно. Они не опираются на всем известные заповеди и не являются властителями душ.
— Вам не кажется, что не случайно в тот момент, когда происходит суд на Pussy Riot, появляется ваша картина — о прощении, о жертве?..
— Что касается Pussy Riot, я в ужасе от того, что эти люди до сих пор под стражей. Мне кажется, это большая несправедливость. Потому что, вполне возможно, с точки зрения эстетической (для меня) они сделали поступок ниже пояса, с другой стороны, они выражали свое собственное мнение таким образом. Мне кажется, что тут главное всем вспомнить о том, что прощение всегда было одним из канонов, особенно христианства. И я думаю, православию об этом не нужно забывать. Нужно уметь прощать. И помимо этого — хотеть прощать. А не быть злопамятными, не быть экстремистами и не превращаться в сектантов ни в коем случае. Тем больше будет к церкви уважения и у паствы в том числе.
Андрей Прошкин: «Мы строили Нью-Йорк на Марсе»
— Андрей, вас уже обвиняют в клевете на русскую историю...
— Мы точно знали, что ортодоксы нам будут говорить, что мы оболгали великий образ, а либералы будут говорить, что мы наймиты преступного режима. Но мне важнее то, что я устал от героев не очень образованных, не очень много анализирующих, и для меня главнее то, что в центре картины — герой-интеллектуал, да еще человек духовный.
— Тем не менее мир Орды в вашей картине более выпуклый, более яркий, чем мир Руси. Почему?
— Нам с Русью в общем не повезло. Мы хотели снимать Русь в тумане, но нам выпало самое жаркое лето с испепеляющим солнцем. Поэтому пришлось применить специфическую цветокоррекцию, чего я не очень люблю. Когда же мы делали Орду, решили представить ее так: «Нью-Йорк на Марсе». И в Орде происходит больше действия, поэтому она и ярче. Потом, экзотическая натура всегда кажется более выпуклой, чем то, что тебе знакомо. Хотя, если говорить об ошибках картины, то Русь тоже надо было делать более придуманной, зря мы этого испугались. Непривычные вещи, отходящие от стереотипа, выглядят часто более достоверными, чем то, что в стереотип попадает. Если мне придется еще раз снимать историческое кино, надеюсь, буквализмом я больше грешить не буду.
— Притом вы настаиваете, что картина — о современности. Это было для вас самым важным?
— Не менее важна для меня тема жертвы и слабости, которая оказывается могущественнее, чем сила. И, конечно, современность. Я не очень понимаю смысла исторической картины, которая ничего не говорит о сегодняшнем.
— То есть Орда — это Кремль?
— Нет. И Русь, и Орда — это мы. И митрополит Алексий — мы, и хан Джанибек — мы, и ханша Тайдула — мы, и Иван Красный — мы. Для меня это картина о нас... Играли потрясающие актеры, которые учили свои роли на чужом языке, на балкарском. На площадке работали переводчики, актеры, конечно, понимали, что они говорят, но выучить это было очень сложно. Сегодня мы смотрели версию с субтитрами, что мне больше нравится. Но для проката есть, конечно, версия с закадровым переводом. Виталий Хаев, сыгравший Ивана Красного, учил один эпизод два месяца — его жена уговаривала отказаться от участия в фильме.
— Драматургия жизни, про которую мы говорили с Максимом Сухановым, часто оказывается ярче, чем художественная. Потому не могу не задать вопрос: как вы оцениваете то, что на открытии ММКФ режиссер Ольга Дарфи выразила поддержку Pussy Riot, надев маску, и в конкурсе оказалась ваша картина — о прощении.
— Все эти резкие движения — и с одной стороны, и с другой — мне кажется, проявления духовного, этического и эстетического тупика, в котором мы сейчас находимся. Для меня главное сейчас — безыдейность и духовная исчерпанность последних «жирных двадцати лет» (так это называют?), то, что мы человечески измельчали и только начали это понимать. Что касается Pussy Riot, мне не нравится то, что они делают — прежде всего с точки зрения вкуса, но я бы подписал письмо в их защиту. Но реакция на них — запредельная, людоедская, это реакция Орды.