Извинения — одна из ключевых тем прошедшего «Кинотавра». Начиная с церемонии открытия, на которой извинялись не только Владимир Хотиненко, но и Роднянский и Бондарчук. Первый — словом, а второй — одним только внешним видом, уставшим, понурым и молчаливым. И это не кажется простой случайностью. Эпоха, начавшаяся со слов «я хочу попросить у вас прощения» (и последовавших за ними «я устал, я ухожу»), так уж вышло, именно эту нашу способность — прощать — выкорчевала с корнем. Новая жизнь вместо человеческих сначала подчинилась товарно-денежным, а следом интернет-законам. Слова любви и дружбы атрофировались до «лайка», зато ненависть и злость разрослись миллионами перепостов. Повсеместный бег от реальности качает из страны волю, как вышки под Сургутом — нефть из земной коры. Кино, вроде как обязанное фиксировать эту реальность (или хотя бы этот побег), так долго корчило рожи в кривом зеркале, что любая попытка режиссера сказать прямо, без намеков и извинений, воспринимается сегодня как выдающаяся смелость.
Первым симптомом прорвавшейся честности стал фильм Михаила Сегала «Рассказы» (приз за лучший сценарий) — четыре краткие зарисовки нашей жизни, объединенные под одной обложкой. Вторым — «Конвой» Алексея Мизгирева — безжалостная интерпретация известного выражения «инициатива наказуема»: чем сильнее ее герои хотят совершить добро, тем больнее оно им отвечает. И, наконец, третьим — «Жить» Василия Сигарева. Автору здесь хватило честности, чтобы рассказать о самых неприглядных сторонах нашей жизни, но не хватило таланта, чтобы облечь их в по-настоящему цельную художественную форму. Превратив фильм в мрачную сказку, которая, вроде бы беря все кирпичики из жизни, выстраивает из них же высоченную стену между правдой и вымыслом.
Впрочем, жюри посчитало ровно наоборот. Победа по очкам досталась именно Сигареву (приз критиков, оператору и режиссеру — против лучшей музыки и лучшей мужской роли у «Конвоя»). Не все так быстро: мы по-прежнему предпочитаем реальности ее параллельную прямую. С пренебрежением, даже раздражением отвергая логику, голосуя эмоциями, сердцем. Это в полной мере отразилось в решении отдать главный приз фильму Павла Руминова «Я буду рядом». Внешне — классической драме. Мать (Мария Шалаева), умирающая от растущей опухоли головного мозга, ищет приемных родителей для своего сына, так как на бывшего мужа никакой надежды нет. Ведя зрителя к логичному финалу, Руминов ни на шаг не отступает от законов жанра, разве что усиливая его достоверность легкой, почти любительской камерой и невероятной, выдающейся актерской игрой Марии Шалаевой. Но именно эта цельность и стремление режиссера, сохранив ощущение реальности, хотя бы немного возвыситься над ней, привело к единогласному решению жюри.
Этот контраст слабого конкурса и сильной церемонии закрытия, когда каждый выход награждающего и награждаемого сопровождался целым приливом импровизаций и острых чувств, — вот что по праву можно назвать лучшим фильмом «Кинотавра». Кинофестиваля, на котором друзья судили друзей и где судьи и судимые находились в одинаково незавидном положении.
Алиса Хазанова изящно бросает вниз высоко задранный подол воздушного платья. Анатолий Чубайс подбирает тревожно падающий со стула клатч Авдотьи Смирновой, отправившейся получать приз за Анну Михалкову и Яну Троянову в фильме «Кококо». Вера Глаголева рассказывает анекдот и награждает за лучшую мужскую роль Азамата Нигманова. Тот от слез не может договорить «спасибо» режиссеру Алексею Мизгиреву. Александр Яценко шутит и танцует, но говорит, что после прочтения по-настоящему хорошего сценария испытывает страх. Мария Шалаева на решение жюри отдать главный приз своему фильму говорит: «Такое чувство, будто у меня день рождения». Андрей Смирнов и оставшийся незамеченным в конкурсе Александр Прошкин на этих словах молча выходят из зала.
Обрамляло церемонию выступление группы «Мегаполис». Ее лидер Олег Нестеров как-то сказал, что песни для альбома «Супертанго» (они же исполнялись на закрытии) писались так, как в последний раз. Эта церемония рождала ровно те же ощущения. Играя в легкость и непринужденность, по уровню воздействия местами она напоминала кадры из «Премьеры» Джона Кассаветиса. Взгляды, мимика, движения и уж тем более слова выворачивались наизнанку, а каждый выходящий на сцену напоминал ежика с иголками вовнутрь. Поздравляя друг друга, казалось, они боялись лишний раз пошевелиться, чтобы не раскачивать эти иголки, поразившие все внутренние органы современного российского кино.
Оставалось только улыбаться, спрятав за улыбками горечь разочарования, любви, обиды и вины. Все те чувства, которые здесь, подобно героине Марии Шалаевой, всегда будут рядом.
Слово — победителям
Яна Троянова, разделившая с Анной Михалковой приз за лучшую женскую роль (фильм «Кококо», реж. Авдотья Смирнова).
— Яна, вы уже второй раз получаете этот шарик (свой первый приз на «Кинотавре» актриса получила за роль в фильме «Волчок» в 2009 — Н.К.). Скажите, как вам это удается?
— Нормальный вопрос вообще... Я колдую. Подкупаю жюри. Так и удается.
— Как будете делить один шарик на двоих?
— Я передам его Авдотье, а она его отвезет его Ане в Москву. Я же сама из Екатеринбурга, мне неудобно будет это сделать. Почему Ане? Потому что у меня уже есть один и потому что это абсолютно заслуженная анькина награда. Другое дело, что я еще очень болела за Олю Лапшину из картины «Жить» и теперь чуть-чуть расстроена. Она первый раз была на «Кинотавре», и я очень хотела, чтобы ее работу здесь как-то отметили.
Азамат Нигманов получил приз как лучший актер за первую же свою главную роль (фильм «Конвой», реж. Алексей Мизгирев):
— Уже в первой беседе с режиссером я почувствовал какой-то космос, и это был космос, куда я хотел полететь. Я шел по коридорам «Мосфильма» после встречи с Алексеем Мизгиревым и понимал: это то, о чем я мечтал сказать, прокричать вместе с ним. Я заперся на два дня на кухне. Готовился. После пришел на пробы. Все получилось легко как выдох. Я был так доволен собой, как это редко бывает. Мы обнялись с Алексеем и я понял: это наше, это мы, дальше мы идем вместе.
Я всегда был максималистом и верил, что буду сниматься у лучших режиссеров и в полном метре. Еще в театральном институте решил не подписываться под сериалы и отказывался от ролей этих гастарбайтеров. Веря, что моя роль придет и я смогу всем сказать: я есть в этом мире. Не потому, чтобы все увидели — есть Нигманов Азамат. А чтобы передать то, что во мне есть.
Павел Руминов, режиссер фильма «Я буду рядом», получивший главный приз.
— Павел, как вы встретились с Марией Шалаевой?
— Очень трудно объяснить. Это мистический процесс. Просто если ты чувствуешь какие-то штуки, стоит им доверять. Это все знают. У нас здесь есть божественная антенна, и Бог всегда на связи. Он мне много раз давал информацию, что с этой женщиной мы должны что-то такое платонически-тантрическое невинно-безумное замутить. А когда такой сигнал приходит насчет женщины и ты отвечаешь «нет», я вообще не представляю, как можно стать счастливым. Бесполезняк. Поэтому это происходило-происходило и в какой-то момент произошло.
— Как вы работали с мальчиком, который сыграл сына героини Марии? Он поразительно органичен.
— Мы не снимали кино с ним. Мы брали маленькие камеры, чтобы следовать за людьми и проживать с ними эти человеческие ситуации. Еще у нас всегда на компьютере была игра «Звездные войны», поэтому мы говорили: сделаешь хорошо — поиграешь. Только никому не выдавай наш секрет, а то дети всегда будут брать главные призы у режиссеров.
— Скажите честно: было ли страшно делать такой фильм?
— Представь фортепиано. Там много всяких клавиш. Ты можешь брать разные ноты, они по-разному звучат. Если ты представишь ум, то клавиши — это эмоции и состояния. Фильм ударяет сразу по всем клавишам. И за то время, что ты его делаешь, прозвучит каждая клавиша: от страха до эйфории, до ощущения, что я такой крутой, до ощущения — блин, какой же я лузер и какой же это бред. Поэтому я всегда советую делать фильмы, чтобы почувствовать как звучит пианино ума. Слушай, а ты мне сбрось потом, что получилось. Хорошая идея — пианино ума. Для книги.
— Приз за лучший фильм — что он тебе дает?
— Это неплохо. Это хорошо. Я сделал этот фильм только потому, что настроил свой понтометр. Я его очень сильно его сбавил и стало намного интересней жить. И в этом смысле все что происходит с фильмом — очень радостно. Это еще одна какая-то клавиша, которая сегодня звучала.
— Представляя свой фильм со сцены, ты сказал, что не уверен, будешь ли еще снимать кино, потому что это очень тяжело. Сейчас не поменял свое мнение?
— Нет, сейчас-то уж точно — зачем еще снимать?