Первая часть этого проекта, «Я тебя люблю» представляла собой наполовину художественную, наполовину документальную историю людей, снятую самими героями фильма. Режиссеры около четырех лет назад провели в Ростове-на-Дону кастинг, куда пришло больше 1600 человек. Всем им были предложены правила игры: мы вам раздаем видеокамеры, на которые вы сами снимаете все, что с вами происходит. Кто-то согласился, и постепенно у Костомарова и Расторгуева накопилось достаточно материала, чтобы выпустить первый фильм, который хоть и не получил прокатного удостоверения в России, но с успехом прокатился по фестивалям по всему миру. «Я тебя не люблю» — вторая часть. Круг главных героев здесь сужен до вполне традиционного любовного треугольника: Вика разлюбила Артема, безработного творческого лентяя, и ушла к Жене — ритейлеру на белом автомобиле ВАЗ 99-ой модели, реализующему продукцию местного колбасного завода.
— Фильмы растут с разной скоростью, — поясняет Павел Костомаров. — Один получился быстрый — «Я тебя люблю». Тот, с которым мы приехали на «Кинотавр» в этом году, вышел более долгим. Сейчас растет третий.
— «Я тебя ненавижу»?
— Не знаю пока. Это как тараньи бега: старт всем был дан одновременно, а кто из них быстрее добежит до финиша, мы пока не знаем.
— В фильме есть момент, когда Женя, который сначала стеснялся камеры, сам взял ее в руки и начал снимать. Насколько быстро эти герои привыкают к камере, перестают ее замечать?
— Эти моменты привыкания или не привыкания к камере совершенно непредсказуемые. Это вопрос, на который у меня нет ответа. У нас есть один герой, который снимает практически все уже лет пять. Художник, он с этой камерой живет.
— Как главный герой фильма Бэнкси «Выход через сувенирную лавку».
— Прекрасное кино, я его очень люблю. Один из ярчайших примеров фейк-провокативного кино. Мне оно здорово нравится — именно то, как оно убедительно придумано.
— В первом фильме была заранее принятая условность: герои находят камеру в багажнике, изъятую до этого милиционерами. Во второй части же все полностью происходит без вашего вмешательства?
— Нет, почему, наше вмешательство огромно. Эта история нереальная. На самом деле все было не так. Когда мы делали первый фильм, он был буквально на острие заявления этого метода. Мы горели этой идеей — как-то обозначить, сформулировать, что мы придумали этот переход камеры. А в этой истории мы уже не заморачивались на объяснения. Верите вы, что они сами себя снимают — хорошо. Не верите — ради бога. Важен сам этот способ — возникание кино из самосъемки людей.
— Может так случиться, что форма перевесит содержание?
— Мы не формалисты. Не занимаемся видеоартом. Я убежден, что кино должно быть психологично и драматургично. Как оно снимается — с кран-стрелки, под водой, немым — это не важно. В нашем случае оно снимается самими героями. И нам это доставляет огромное удовольствие — видеть насколько велика сила этого проникновения и достоверности. Небывалая, на мой взгляд. Мы увлечены этим методом. Но я так же люблю фильм «Летят журавли», где все снято Урусевским, абсолютно классически.
— Первая история была драйвовая, а эта какая-то лиричная. Тональности вы тоже закладываете заранее?
— Этот метод ничего не закладывает изначально. Он просто дает человеку раскрыться. Просто те ребята были такими. Как в песне Шнура «А мне все пох.. й, я сделан из мяса». А эти ребята — вот такие. Более акварельные, более внятные. Меньше адреналина и спермотоксикоза и такого безумства истового. Второй фильм — как женская половина общей сферы. Если бы в главной роли была оторва-девка, то и история была бы другая.
— Получилось, что мужская половина «Я тебя люблю», а женская «Я тебя не люблю». Как так? Мы их да, они нас нет?
— Нет-нет. Просто когда мы думали над прошлым фильмом, родилось вот такое название. Нам оно казалось очень точным, настигающим героев каждого по-своему ближе к финалу. А название второго фильма возникло в голове у Саши больше не из истории, а из желания подчеркнуть, что мы сняли две половинки одним методом.
— Как вы уживаетесь вместе с Расторгуевым? Почему вы вдвоем сильнее в этой истории, чем по одиночке?
— Для меня Расторгуев — это старший брат, который для меня является стержнем и опорой. Я без него вряд ли бы вообще занимался кино. У меня есть еще прекрасные примеры, но менее ярко выраженные. Я так же работал с Антуаном Каттиным. Он тоже мой друг, просто сейчас мы стали меньше пересекаться. И такой же прекрасный совместный опыт, только не такой интенсивности и глубины, у меня произошел с Борей Хлебниковым. Ты идешь в поход: там могут быть пожары, провалы, медведь, может кончится сахар или пойдет дождь. И тебе нужен человек, с которым все эти лишения будут ни по чем. И когда ты такого человека встречаешь, главное его не упустить. Это такая нежная дружба и любовь, которая цементируется работой.
— А как это чисто технически выглядит?
— Саша работает, а я хожу и ною: давай поспим, давай поедим. Когда мы на площадке, я как оператор что-то умею быстрее, в чем-то лучше разбираюсь. Но в целом Саша все тянет, а ты его за руку держишь, за ним плетешься. Так же я себя чувствую и в работе с Антуаном. А с Хлебниковым нет. Там скорее симбиоз. Но это что касается работы, а в жизни он все равно мудрее, старше, больше меня. Мне безумно нравится работать с людьми, которые больше тебя. И невыносимо с теми, кто меньше, глупее. Обслуживать ничтожество — это самое страшное. Не дай бог на такую картину попасть как оператору. Я ненавижу эту профессию, потому что она обслуживательная. Ты часто обслуживаешь ничтожества и кретинов. Но когда ты видишь режиссера, который для тебя является нравственным и человеческим ориентиром, это счастье.